Крым
Шрифт:
– А что с семьей? – Лемехов сострадал. Ему было неловко за недавнее ликованье.
– Не знаю. Вы слышали, что говорил генерал. Все жители убежали из города. Я их ищу, но их нет среди живых и мертвых.
Заскрипело, заскрежетало. Из-за угла выкатил танк с провисшими гусеницами, с грязной броней, с тяжелым колыханием пушки. Генерал с офицерами вышел из штаба. Стал что-то объяснять командиру танка. Солдаты облепили броню.
– Вы не возражаете, если я пойду и посмотрю на мой дом? – спросил Али.
– Я пойду с вами, – сказал Лемехов.
Они перешли улицу, усыпанную битым стеклом и обугленными тряпками. За их спиной скрежетал, удаляясь, танк. Приблизились
У подъезда был маленький газон, росло ухоженное деревце с глянцевитыми листьями и розовыми цветами. На ветках висели окровавленные бинты. Их шевелил ветер. Али протянул к деревцу руку и тут же отдернул, боясь коснуться бинта. У входа стояла деревянная лавочка, на которой, видимо, отдыхали жильцы. На лавочке – аккумулятор с разломанным корпусом, из которого вылилась жидкость. Али погладил лавочку, и Лемехов видел, как дрожат его губы.
Они поднимались по лестнице, под ногами хрустело битое стекло, и казалось, Али подпрыгивает при каждом шаге, словно осколки впивались в стопы. На лестничных площадках двери квартир были распахнуты, виднелась разгромленная утварь. Али вжимал голову в плечи, будто кто-то из раскрытых дверей наносил ему удары.
На третьем этаже он остановился перед распахнутыми дверями. Качался, не решаясь переступить порог, словно там за порогом не было пола, и он боялся провалиться в бездну. Шагнул. Лемехов видел, как заметался он по комнатам, подбирая разбросанные платья, книги, упавшие с потолка люстры. Стоял, прижимая к лицу розовое платье, целовал, вдыхал, не мог надышаться.
В спальне на распахнутой кровати валялся грязный мужской башмак, желтели стреляные автоматные гильзы. На стене черной копотью были выведены арабские иероглифы, и Али заслонялся от этих жестоких каракулей. Зеркало было цело. Али взял лежащий на подзеркальнике женский гребень и смотрел на него, словно видел, как льются сквозь гребень волны душистых волос. Лемехов смотрел, как Али отражается в зеркале, прижимая гребень к губам.
За окном грохнул танковый выстрел. Зеркало задрожало, и отраженье Али задрожало. Эхо выстрела смолкло. Зеркало успокоилось, а отраженье Али продолжало дрожать. Али рыдал, сотрясаясь плечами.
Глава 22
Лемехов возвращался в Москву через Бейрут и Стамбул. Аэропорт в Дамаске был закрыт. Повстанцы обстреляли пассажирский самолет. Самолет, получив повреждения, совершил вынужденную посадку. Бойцы спецназа из охраны посольства сопровождали его до Берута и посадили на борт. Он видел в иллюминаторе море и крохотные корабли, оставлявшие на воде окаменевший след. Он перебирал четки, с усмешкой представляя, как именитый художник Филипп Распевцев изобразит его на портрете в вальяжной позе, в домашнем кабинете с четками в руках. На его груди под рубахой висел алюминиевый крестик, и где-то, уже бесконечно удаленный, мчался в боевой машине солдат, его брат во Христе.
Лемехов стремился в Москву, исполненный веры, сосредоточенный, готовый к свершениям. Он выдержал еще одно испытание. Тогда, в Сталинграде, у заветного фонтана, его испытали водой. Здесь же, в пылающей Сирии, его испытали огнем. В Сталинграде он слышал шепот волшебных струй. В Сирии он слышал «скрежет пуль по броне».
Он искушал судьбу, подвергал себя страшному риску, как в «русской рулетке» у смертельной черты. Желал убедиться в том, что судьба к нему благосклонна. Что он избранник судьбы и над ним простерта «длань Божья». И он убедился в этом. Теперь он возвращался в Москву, чтобы продолжить свое неуклонное движение к власти.
Он представлял, как встретит его в аэропорту синеокий чародей Верхоустин и
они обсудят грядущее взаимодействие с членами «тайного ордена». Как партийный «канцлер» Черкизов расскажет о волшебных технологиях, с помощью которых «Желудь» будет пересажен на партийную почву, и из него взрастет дубрава русской цивилизации. Как преданный заместитель Двулистиков сообщит о подготовке грандиозного космического старта.Лемехов перебирал четки, смотрел с высоты на Средиземное море, и могучие турбины несли его в небесах к заветной цели.
Стамбульский аэропорт был грандиозным месивом разноязычных народов, которые сдвинулись со своих насиженных мест, текли по миру, сталкивались, слипались, вновь распадались, вовлеченные в кружение по континентам. Словно искали и не находили заветного места.
Ночью в самолете из Стамбула в Москву он погрузился в дремоту. Его сон напоминал мглу, в которой что-то рокотало, переливалось, струилось. Эта мгла вдруг сложилась в отчетливый образ. Он видел купол, построенный из грубых камней, какие бывают в старинных палатах и храмах. Под этим куполом, глубоко внизу протекало действо, то ли многолюдное собрание, то ли церковная служба. Пестрые оживленные люди, огоньки, детские и женские лица. Купол над ними начинал сотрясаться, камни шевелились, крошились. Сверху на них давила чудовищная сила. Вся устойчивость кладки держалась на одном-единственном камне, помещенном в центр купола. Этот «замковый камень» дрожал, был готов упасть. И тогда вся груда камней обрушится на людей и раздавит. Он, Лемехов, подпирает руками «замковый камень», не дает упасть. Чувствует жуткое дрожанье свода, страшную силу, сокрушающую кладку. Руки его отекают кровью, жилы набрякли и рвутся. Он из последних сил удерживает «замковый камень», чувствуя чудовищную, неземную природу этой кромешной силы.
Очнулся от глухого толчка. Самолет выпустил шасси, снижался. За окном в утреннем свете зеленели подмосковные леса, сияли озера и реки, переливались крыши поселков.
В ВИП-зале он ожидал увидеть встречающих. Рукопожатия, приветливые лица, бодрые пожелания. Дорожный саквояж – в руки охранника. Беглый обмен впечатлениями. Глаза Верхоустина, которые станут подобны василькам, когда он услышит о «скрежете пуль по броне». Уютный, с запахами лаков и кожи, салон автомобиля. По пути в Москву – несколько неотложных звонков. Голос Ольги напоминает переливы флейты. Сказать ей или нет о золотом кольце с изумрудом? И прямо с аэродрома, не заезжая домой, – на работу, проводить совещание работников космической отрасли, посвященное «Лунному проекту».
Он сидел в ВИП-зале, но встречающих не было. Он принялся звонить Двулистикову, телефон молчал. Принялся звонить охране, но та не откликалась. Молчали телефоны Верхоустина и Черкизова. Он не понимал, что случилось. Встал и направился к выходу. На выходе он встретился с шофером, который пугливо и неуверенно приветствовал его.
– Что случилось? Сколько я могу ждать?
– Я не виноват, Евгений Константинович.
– Какой там «Лунный проект», если на земле сплошное разгильдяйство!
– Вот, смотрите, Евгений Константинович.
Шофер протянул ему правительственную газету, где на первой полосе, под рубрикой: «Объявления» было краткое сообщение: «Указом президента РФ освобожден от должности заместителя Председателя Правительства РФ, курирующего оборонно-промышленный комплекс, Е.К. Лемехов. Временно исполняющим обязанности назначен Л.Я. Двулистиков».
Лемехов, ошеломленный, смотрел на заметку. Так стремительно несущийся автомобиль ударяет в бетонную стену. Секунда остановки, за которой начинается крушение.