Крымский излом. Часть 4

– Сержант Всеволод Асеев, – ответил старший, – А это мой младший брат Иван.

– Расскажите, пожалуйста, немного о себе? – попросил я у них через переводчика, – моим американским читателям будет очень интересно узнать историю простого русского солдата.

– А что уж им рассказывать, – смущенно улыбнулся он. – Я-то сам из Богородицкого – вот из того самого посёлка. – И он вытащил из кармана своей пятнистой куртки и передал мне тщательно завёрнутую в газетную бумагу фотографию.

На ней я узнал Всеволода, и совсем ещё молодого Ивана. Кроме того на фото ещё были две девочки, возрастом, наверное, чуть помоложе Всеволода, и мужчина и женщина постарше – скорее всего, его отец и мать. Они стояли на фоне красивого бревенчатого дома с резными оконными рамами. Мне уже рассказали, что здесь их называют «наличниками». Перед домом росла цветущая вишня.

– А где ваш дом?
– спросил я.

– А вот он, – и Всеволод показал мне рукой на пригорочек, покрытый зарослями каких-то высоких растений с розовыми цветами, из-под которых виднелись несколько обуглившихся кусков дерева. Перед ними я увидел обгоревший пенёк – наверное, это то, что осталось от той вишни.

– Пожар? – спросил я.

– Немцы сожгли, – хмуро ответил Всеволод.

– А где ваши отец, мать, сёстры? – продолжал спрашивать я.

– Отец сразу после начала войны пошёл в военкомат, – ответил он, –- Через месяц пришла похоронка – мне мать успела написать, он погиб под Вязьмой. А осенью сюда пришли немцы. Напились, вломились в избу, изнасиловали и убили и мать, и сестёр, а потом подожгли дом. Вот, Ване еле-еле удалось убежать, после чего он и прибился к партизанам.

– А медаль у тебя за что? – спросил я Ваню.

– Всем давали и мне дали, – немного смущенно сказал тот.

– Врёт он все, – сказал сидевший рядом седоусый партизан, внимательно прислушивавшийся к нашей беседе, – Разведчиком он у нас в отряде был. Он и узнал про готовившуюся облаву – мы еле-еле успели уйти. А потом он неплохо стрелять научился, и лично застрелил четырёх немцев – а может, и больше. Мстил за мать и за сестёр – так он говорил.

– Дядя Лёша, зачем вы про все это рассказываете, – снова смутился Ваня. – Вот мой брат – тот действительно герой.

– А где вы успели повоевать? – спросил я у Всеволода.

– До войны я служил на Черноморском флоте, – ответил он, – Начал войну на эсминце «Фрунзе». В сентябре 1941 года его потопили немецкие пикировщики у Тендровской косы. Всех уцелевших отправили в Севастополь, где отправили в морскую пехоту. Потом был десант в Евпатории, и после него я попал в ОСНАЗ. Вот и все.

– А где было страшнее всего? – спросил я.

Всеволод на минуту задумался.

– Знаете, перед Евпаторией у меня вся жизнь перед глазами прошла. Как будто бы это был последний день моей жизни. Я даже вдруг вспомнил молитвы, которым нас в детстве родители учили, даром что комсомолец... Я помолился тогда – Господи, дай мне ещё хоть раз увидеть родное Богородицкое! И вот я здесь – спасибо ребятам с эскадры адмирала Ларионова, поддержали огнем так что небу жарко стало, а немцы с румынами пробкой вылетели из Евпатории.

– А что вы мне можете рассказать про эту таинственную эскадру? – поинтересовался я.

– Без них я бы, наверное, лежал сейчас в какой-нибудь братской могиле в Евпатории. А про всё остальное – лучше спросите кого-нибудь из них. Не положено нам рассказывать о таком…

– Понимаю, военная тайна, – сказал я, и добавил, – И последний вопрос. Что вы хотите делать после войны?

– Я так далеко не заглядываю, – ответил Всеволод, – Сейчас для меня главное бить немцев и дожить до победы. Потом – что-нибудь придумаю. Но, наверное, буду и дальше служить. Есть такая профессия – Родину защищать.

– И я хочу служить! – закричал Ваня.

– Выучись сначала, защитничек, – усмехнулся Всеволод. – Вот за это я и воюю – чтобы Ванины дети и внуки прожили достойную и мирную жизнь, а потом и их родители жили долго и счастливо. Даст Бог, может и я доживу до этих дней. А если не доживу – тогда так тому и быть, лишь бы мы победили! А мы обязательно победим, я это точно вам скажу.

– А вы будете мстить немцам? – спросил я, – За свой дом, за свою семью, за своих товарищей.

– Их матерям, сёстрам и детям не буду, – твердо сказал мне Всеволод, – А тем из немцев, кто пришёл к нам с оружием – обязательно. Они все умрут. Этим, – он кивнул на бредущих мимо пленных, – еще повезло. С другими мы еще встретимся в бою, и тогда пусть они пеняют на себя. Ведь мы их сюда не звали.

Я поблагодарил братьев и задумался. Всеволод толкнул меня в бок.

– Вы ешьте, мистер, – сказал он, – а то ведь у вас все остынет!

Когда мы отправились дальше в путь, я, глядя на бескрайние русские поля, вспоминал многочисленные примеры героизма, с которыми мне довелось встретиться в Испании. Но я еще никогда не встречал никого, кто мог бы сравниться с этими двумя братьями…

19 мая 1942 года, Вечер. Брянский фронт, Орловская область,

К вечеру 19-го мая оперативная обстановка в полосе действия Брянского фронта стала напоминать слоистый коктейль. После того, как танковая бригада полковника Олейникова из состава мехкорпуса ОСНАЗ вышла в район города Новосиль, вскрыв немецкий фронт с обратной стороны в полосе действия 48-й армии, основные силы 2-й танковой армии вермахта оказались в полном окружении. Штаб правофлангового 35-го армейского корпуса был разгромлен советскими танкистами, а его командующий генерал артиллерии Рудольф Кемпфе застрелился, чтобы не попасть в советский плен. Закончив этот этап операции, и впустив в прорыв уже готовые к маршу стрелковые части 48-й армии, полковник Олейников заправил технику и пополнил боекомплект, из ожидающих прямо за линией фронта колонн снабжения. После короткой паузы – на все про все три часа – развернул свои танки обратно на запад к Орлу. Нужно было доделывать то, что еще не было сделано.

С севера, окруженные в треугольнике Знаменское – Болхов – Орел немецкие части поджимали танковая бригада полковника Деревянко и кавалерийский корпус генерала Жадова. Еще утром было освобождено Знаменское, а около полудня танкисты Деревянко с ходу ворвались в Болхов, после чего потерявший устойчивость 53-армейский корпус, неся большие потери под непрерывными ударами советской авиации, начал спешно отступать по направлению к Орлу. Особенно свирепствовали кавалеристы Жадова, быстрые, подвижные, как ртуть, при подготовке к операции они были посажены двуоконь, и вооружены трофейными едиными пулеметами и реактивными гранатометами с большим запасом фугасных и зажигательных гранат. Если они не справлялись, то на выручку им тут же приходили с десантом на броне танки полковника Деревянко. А кавалеристы тем временем обходили немецкие позиции, искали щель между редкими заслонами и просачивались дальше, не давая противнику возможности закрепиться ни на одном рубеже.

После освобождения Болхова в преследование включились и движущиеся во втором эшелоне стрелковые части 61-й армии, загнувшие правый фланг в южном направлении. Не такая подвижная, как кавалерийские и мехчасти, советская пехота была куда более многочисленной. Частым гребнем она вычищала все, что пропустили кавалеристы и танкисты.

С наступлением темноты фронт рухнул до самого Мценска. Двинувшийся с места постоянной дислокации штаб корпуса потерял проводную связь с войсками, советские роты РЭБ снова включили свои «мяукалки», и поначалу планомерное отступление превратилось в почти неуправляемое бегство. Дороги, ведущие от Знаменского и Болхова к Орлу, оказались забиты серой массой немецкой пехоты, над которыми днем свирепствовали Илы. А с наступлением темноты в воздухе появлялись прославленные одноименным фильмом «небесные тихоходы» У-2 вываливающие на головы отступающих немцев мелкие осколочные бомбы и поливающие их из выливных приборов новым страшным русским изобретением – напалмом. Все ночное небо было затянуто багровым заревом.

В самом же Орле вот уже более суток оборонялась механизированная бригада полковника Рагуленко, сдерживающая бешеные атаки пытающихся вырваться из окружения разрозненных немецких частей, наскоро сведенных в, так называемую кампфруппу генерала Клесснера. Другого пути для отступления у немецкой группировки просто не было. Орел стал для них пробкой, которая наглухо закупорила выход из «котла». Ничего подобного Демянску, Сталинграду прошлой реальности, и Ржеву в этой, тут нет, и не предвидится.

Немецкие части были окружены в чистом поле. Большая часть армейских, корпусных и большая часть дивизионных складов была уничтожена советской авиацией. Те, что уцелели, попали в руки наступающей Красной армии. Основная часть запасов 2-й танковой армии находилась в районе железнодорожных узлов Брянска и Орла, и ни вывезти их, ни раздать в войска немецкое командование не успело. Помешала общая скоротечность проводимой Красной армией операции. Приказ на подготовку эвакуации явно запоздал, и приступить к ней немецкие интенданты просто не успели.