Крымский излом. Часть 4

– Тю, - сказал начальник штаба Базыма, - назначим Карпенко, он же у нас десантник, специалист по аэродромам. А остальных людей и в самом деле лучше отвести в лес, от греха подальше.

25 апреля 1942 года. за час до полуночи. Все те же и все там же.

– Тю, Сэмэн, побач, кажись, летят? – с надеждой спросил Ковпак, прислушиваясь к странному пульсирующему гулу, совсем не похожему на звук моторов советского биплана У-2, прозванного за стрекот своего двигателя «швейной машинкой». Нечто приближалось с северо-востока, и резало воздух прямо над вершинами деревьев, которые стали гнуться, словно на рощу, в которой расположился импровизированный партизанский аэродром, налетел ураган.

– Карпо, давай! – скомандовал комиссар Руднев, и в чуть тлеющие костры полетели охапки сухого валежника, смоченного трофейным немецким бензином. Пламя с ревом поднялось до небес, осветив окружившие поляну деревья. Пара винтокрылых машин, пролетевших в отсвете пламени, над партизанским аэродромом, удивила ковпаковцев до глубины души. Бескрылые, по размерам своим поболее бомбардировщика СБ, они имели винт не спереди, как все самолеты, а сверху. В пламени костров было видно, что под маленькими крылышками, между которыми хорошо ыбла видна красная звезда в бело-синей окантовке, висели какие-то странные цилиндры и трубы. Партизаны поняли, что это оружие.

Пара сопровождения МИ-28НО с ревом прошлась над поляной и ушла дальше, а над партизанским аэродромом появились широкие вместительные «бегемотики» Ка-29, которые, привезли с Большой Земли свой драгоценный груз. Восемь садящихся одновременно вертолетов, устроили небольшой ураган локального значения. Прошлогодние листья, хвоя, и прочий лесной мусор, вместе с мелкими угольками и искрами из костров закружились в воздухе, медленно опускаясь на головы встречавших винтокрылые машины партизан. Ослепительный свет посадочных фар залил поляну, над которой прошлась еще одна пара ударных вертолетов сопровождения.

Горе тем немецким ночным истребителям, которые попытались бы перехватить такой конвой. Днем у них может чего-нибудь и получилось бы, но ночью против «вертушки» с полным комплектом ночного БРЭО у них не было абсолютно никаких шансов уцелеть.

«Бегемотики» опустились на вертикально, равномерно распределившись по поляне. Посадочные фары погасли, и из них в стали высаживаться люди, несомненно, военные, но в непривычном для партизан обмундировании. Народные мстители вот уже четыре месяца не имеющие устойчивой связи с Большой Землей, и не видавшие еще ни разгрузок, ни спецназовских – или как их называли здесь – осназовских, курток, ни масхалатов «кикимора». Словом всего того, что появилось в экипировке РККА после 4 января 1942 года.

Хотя, был один человек в отряде, способный просветить партизанское командование. Это – старший сержант ОСНАЗа Ерохин – ниточка отряда в мир стратегических операций. Теперь им всем, скорее всего, придется переходить на новый уровень, а Ерохина, или отзовут на Большую Землю, или в соответствии с рангом отряда повысят.

Выгрузившись, прибывшие бойцы, которых было не менее роты, начали вытаскивать из своих винтокрылых машин большие мягкие контейнеры, складывая их в аккуратные штабеля. «Вертушки» при этом даже не выключили свои двигатели. Если не мешкать, то в эту же ночь есть шанс сделать еще один рейс, или даже два.

От прибывших бойцов отделилась фигура в камуфляже «кикимора». Это был мужчина среднего роста, который уверенно направился к командованию партизанского отряда.

– Сэмэн, – тихонько сказал Ковпак Рудневу, глядя на уверенную и собранную походку посланца с Большой Земли, – сдается мне, что це командир кадровый, и повоевал, бог дай каждому.

– Думаю, ты прав, Сидор Артемьич, – ответил комиссар, – в ОСНАЗе, наверное, все такие, с боевым опытом.

Партизанские командиры сразу вспомнили о бригаде, которая уже успела прославиться своими дерзкими рейдами и которая, громя неприятеля, поучаствовала в победных сражениях на всем протяжении советского-германского фронта, от Крыма до Риги.

– Здравия желаю, товарищ Ковпак, – поздоровался подошедший к ним осназовец, – сообщаю вам, что в связи с окончательным решении о включении вашего соединения в систему частей ОСНАЗ, вам присвоено звание подполковника ОСНАЗ, что соответствует армейскому званию генерал-майор. Товарищ Руднев со вчерашнего дня является бригадным комиссаром ОСНАЗа. Сумское партизанское соединение подлежит переформированию в регулярную Сумскую зафронтовую рейдовую бригаду ОСНАЗ…

Гость расстегнул свой планшет и, попросив расписаться в сопроводиловке командира и комиссара, разорвал толстую оберточную бумагу, сломав хрупкие сургучные печати.

В свете яркого ручного фонаря в бумаге, подписанной начальником Генерального штаба Василевским и завизированной самим Верховным Главнокомандующим, подтверждалось все то, что только что сказал им майор Бесоев. Кроме того, им было сказано и о том, что на время проведения локальной орловско-брянской наступательной операции Сумская зафронтовая рейдовая бригада ОСНАЗ подлежит подчинению специальному оперативному командованию. То есть, майору Бесоеву, генералу Бережному, начальнику Генерального штаба Василевскому, ну, и соответственно, Верховному Главнокомандующему, товарищу Сталину. При этом местным командующим фронтового, армейского и дивизионного уровня, рекомендовано не совать свой нос в дела бригады Ковпака. Не их это компетенция.

Отныне бригада Ковпака будет выполнять задания, порученные ей командованием Красной армии. И проляжет ее путь через всю Европу. Сегодня Брянск, завтра Варшава, послезавтра Париж – словом, куда Родина пошлет, туда и отправятся лихие малороссийские парубки.

– Хлопче, – сказал Ковпак, похлопывая прутиком по голенищу сапога, – скажи, а не знаком ли тебе Герой Советского Союза генерал Вячеслав Николаевич Бережной?

– Знаком, Сидор Артемьевич, очень хорошо знаком, – ответил майор Бесоев, – ведь это мой учитель, командир и лучший друг.

– Вот оно как?! – с малороссийским упрямством не отставал Ковпак от Бесоева. – А скажи, мил человек, может тебе знаком и тот герой, что взял в плен самого генерала Гудериана?

– Конечно, знаком, – с усмешкой сказал Бесоев, – разве забудешь такое – связанный по рукам и ногам немецкий генерал, а внизу, у холма, на котором был его штаб, горят, словно пионерские костры немецкие танки…

– Так это ты и есть? – с удивлением воскликнул подошедший к командирам Карпо, – а не врешь ли часом?!

В ответ майор Бесоев пожал плечами, и молча достал из планшета закатанные в целлофан вырезки из опубликованных в «Правде» указов Верховного Совета награждения его званием Героя Советского Союза за взятие в плен генерала Гудериана, за захват Гейдриха и Клюге, и последний Указ – за Псков и Ригу.

– Мой командир генерал Бережной, – сказал Бесоев, убирая вырезки назад в планшет, – считает, что немец вполне успешно сражается, когда идет правильная регулярная война, особенно, если он в ней победитель. А вот если его командование убивают, пленят, на его коммуникации неожиданно совершаются воздушные налеты и происходят диверсии, а механизированные колонны неожиданно для него прорывают фронт… В таком случае противник впадает в панику, его тыл становится полностью дезорганизованным, а приказы от высшего командования поступают тогда, когда уже поздно что-либо изменить…