Крымский излом

– Орел!
– будущий маршал Победы огляделся вокруг, - Скажи-ка мне, капитан, какой транспорт у тебя есть для представителя Ставки?

– Самый лучший, товарищ генерал, - ответил я, - командирское место в моей машине.

– А сам-то как?
– поинтересовался Василевский, запрыгнув на броню, и заглядывая в люк.

– А я на этом месте и не езжу, все больше с бойцами на броне.
– ответил я, - Тут и обзор получше, и соображалка работает будь здоров. А для связи с машиной у меня специальный шлемофон с удлинителем.

– Тесновато, у вас здесь, - проворчал Василевский, спустившись вниз, - А адъютанта моего куда?

– Да на этой же машине в десантное отделение, товарищ генерал, - и я махнул рукой вертолетчикам, что бы те поднимались и уходили домой.

– Годится, - Василевский до пояса высунулся в люк, - ну что поехали?

– Одну минутку, товарищ генерал, - я указал на отрывающийся от земли вертолет, - Вот теперь можно, - я прижал ларингофоны к горлу, - Вперед!

Машина дернулась, и с лязгом покатилась по узкой крымской дороге. Впереди был древний Бахчисарай.

6 января 1942 года. 09:42., окраина Бахчисарая 1-я рота батальона "Балтика". Капитан морской пехоты Сергей Рагуленко.

– Стой!
– БМП, дернувшись, замерла как вкопанная. Перед городом, на ровной площадке у дороги, сооружение, так хорошо знакомое по фотографиям и кинофильмам всем нашим современникам. Колючая проволока, вышки, бараки... Короче, лагерь военнопленных. И ярость затуманивающая голову. Тогда, с эшелоном, в голове был холодный расчет, а сейчас горячая как кровь ярость.
– Твою мать! Рота, спешиться! Наводчики - огонь по вышкам. Только скорострелки и пулеметы, бойцы, охрану в плен не брать! В атаку, вперед!

Скидываю шлемофон, обматывая шнур вокруг основания антенны и, нахлобучив холодную как лед каску, спрыгиваю с брони. И вовремя! Машины взревели моторами, выбросив в воздух густой соляровый выхлоп. Трассы с скорострельных 30-мм пушек скрестились на вышках. Во все стороны полетели дымящиеся обломки. А вы, гады, как думали, для чего нам нужны лазерные прицелы, баллистические вычислители и система стабилизации? То-то же! Только с двух или трех дальних вышек успели ударить пулеметы. Причем, стреляли не по нашим бойцам, а по баракам. С-суки! Ну, ничего, наводчики их быстро заткнули. И наступила тишина.

А потом рывок метров в пятьсот, от поворота до дороги. Про товарища Василевского, я, честно даже говоря, и забыл своей затуманенной злобой башкой. Так хотелось дотянуться руками до горла этих гадов. Потом из длинного низкого барака начали выбегать фигуры в серой униформе, и у наводчиков появилась новая забава - расстреливать их из пушек, пулеметов и АГС, метров со ста, то есть, почти в упор.

БМП одна за другой врезаются в заграждение, слышен гитарный звон разрываемой проволоки и хруст сминаемых столбов. Темным зевом распахнута дверь барака охраны, в нем огненной бабочкой бьется пулемет, МГач. Пули с визгом рикошетят от лобовой брони, заставляя вжимать голову в плечи. Лишь бы Василевский не высунул голову из люка!

Глухо бьет "сотка" и фугасный снаряд превращает деревянный барак охраны в подобие мартеновской печи. Пламя с гудением взлетает к небесам. Молодец Кандауров, хорошую смерть подарил для этой сволочи. И дальше тишина, гробовая... И мертвые с косами...

Рота рассыпалась по лагерю, но сопротивляться тут больше уже некому. Нет, вру. Сухой щелчок пистолетного выстрела, и две двухпатронные очереди из "ксюхи" в ответ. Теперь уже точно тишина. Останавливаюсь, чтоб вытереть лоб. Соленый привкус крови во рту, когда это я успел прокусить губу - не помню. Оглядываюсь, уже трезвым взглядом. Все, бля, как в кино... В том самом - про лагеря.

Потом приглядываюсь повнимательнее, и возникает жуткое желание завыть диким зверем. Обнаженные тела в "поленнице" за бараками - женские, и на виселице возле аппельплаца тоже. Хочется воскресить всех тех гадов, которых мы так неосмотрительно убили, и казнить их по новой, на этот раз с применением особо негуманных средств. Вроде сожжения на медленном огне и посажения на тупой, толстый и плохо оструганный кол. Бр-р-р. А мои ребята?!

– Они же теперь немцев в плен брать не будут, отныне и навсегда! Нет, такое прощать нельзя!

Василевский выбирается из командирского люка БМП слегка обалдевший и весьма грозный. Козырнув, с ходу рапортую, - Товарищ генерал-лейтенант, во время марша был обнаружен объект, идентифицированный как немецкий лагерь для советских военнопленных. Во избежание попыток охраны уничтожить заключенных, принял решение атаковать немедленно, с ходу. Мои опасения оправдались, несколько не подавленных нами сразу вышек открыли огонь не по нам, а по баракам с пленными. Наши потери подсчитываются, охрана лагеря уничтожена полностью. Докладывал капитан Рагуленко.

Василевский кивает, и молча осматривается по сторонам. Из дверей бараков робко-робко появляются пленные. Невероятно худые, кто в затрепанных армейских гимнастерках, кто в штатских ситцевых платьях. В плен они попали еще в октябре, а сейчас, простите, уже январь. Бр-р-р!

– Вы все сделали правильно, товарищ капитан! Приняли быстрое и единственно верное решение.
– Василевский жестом подозвал своего адъютанта, - Пиши, с момента принятия присяги СССР - капитану Рагуленко...

– ...Сергею Александровичу, - подсказал я.

...Сергею Александровичу, - повторил Василевский, - присвоить звание майора! Кстати, расстрел немецкого эшелона в Симферополе - это тоже ваша работа?

– Так точно, то есть не моя, а моей роты, мы там тоже все вместе работали, один бы я не справился...
– пошутил я.

– Добавь, - бросил Василевский адъютанту, - ...и наградить орденом Боевого Красного Знамени. А теперь, давай пойдем и посмотрим в лицо этим героическим женщинам.

– Слушаюсь, товарищ генерал, - я устало козыряю. Кстати, дело полный сюр, бабоньки по моему еще не врубились, что они уже свободные, и смотрят на моих камуфлированных бойцов испуганно-непонимающе. Да, такой формы одежды, в какую одеты мои парни, им явно видеть не доводилось. Но постепенно до них начинают доходить: пылающий барак охраны, разбитые пулеметные вышки, порванная проволока и разбросанные повсюду трупы немецких охранников и татарских шуцманов. И мои, суровые, брутальные парни, с "калашами" наизготовку. Мизансцена - лепота! И чей-то выкрик, - Бабоньки, да ведь это наши, наши, бабоньки, фронт вернулся!
– Нас окружили, стремясь прикоснуться, пощупать, удостовериться, что мы не призраки, навеянные голодным бредом, а самые настоящие. Только вот, есть во всем этом ликовании одна проблема, как бы на какого-нибудь рядового Васечкина не запала сердцем его родная бабушка? Шанс есть, хоть и не очень большой.

– Одну минуту, товарищ генерал!
– я нахожу взглядом лейтенанта Борисова, вокруг него самая густая толпа, того и гляди, разорвут парня. За рукав вытаскиваю его из окружения.
– Значит так, лейтенант, мы сейчас пойдем дальше, согласно приказу, а ты, со своими бойцами останешься здесь. Назначаю тебя временным комендантом лагеря освобожденных военнопленных. Я сейчас доложу в бригаду, они пришлют помощь, а ты уж продержись. Обеспечь безопасность, уход за больными и ранеными, короче, сам знаешь. Отвечаешь за все только перед полковником Бережным! Понятно?!