Крымский излом

– Так точно, товарищ капитан, понял, но все же...
– взмолился тот.

– Выполнять приказ, товарищ лейтенант! Война не завтра кончится, и немцев на твою долю еще хватит.
– отрезал я, - а сейчас твой отряд способен выполнить поставленную мной задачу, и в то же время ваше отсутствие минимально ослабит наши силы. Ничего личного - только холодный расчет!
– Понимаешь?

– Так точно, товарищ капитан, - все еще с обидой произнес тот, - разрешите идти?

– Идите!
– я повернулся к Василевскому и козырнул, - товарищ генерал-лейтенант, разрешите продолжить выполнение боевого задания?
– немного помедлил и добавил, - А то нас здесь женщины или на куски разорвут, или насмерть зацелуют, что, впрочем, одно и то же.

– Да, капитан, выполняй, - коротко ответил Василевский, - и мы пошли обратно к моей машине.

На полпути генерал неожиданно развернулся лицом ко мне, и заговорил вполголоса, - А ведь мне там у вас в штабе, капитан Тамбовцев говорил о таком. План "Ост". Зверства фашистов. Я не верил, точнее верил, но не до конца, думал - преувеличивает. А нет, он даже преуменьшал. А ведь это мы виноваты... Не смогли спланировать, отразить...

– Товарищ генерал-лейтенант, вы лично ни в чем не виноваты, кто же знал, что генерал Павлов - предатель.
– меланхолически заметил я.

– Павлов не предатель, товарищ капитан, он просто дурак!
– резко возразил мне Василевский.

– Ах, не предатель... Тогда, товарищ генерал-лейтенант, почему немцы, по натуре ужасные педанты, скрупулезно рассчитывающие каждый свой шаг, смогли всерьез поверить в смешную цифру в шесть недель, которые им понадобились бы для того, чтобы пройти от границы, до линии Архангельск-Астрахань.
– А? Это только в том случае, когда они были бы уверены, что на одном или двух главных направлениях перед ними рухнет фронт. Это у них получилось Литве и Белоруссии, так что делайте выводы сами.

И этот же план войны в течение шести недель позволил немцам перед ее началом сделать все, чтобы не насторожить нашу разведку. Сами знаете, что не было отмечено подготовки к зимней компании в России. Ни теплых вещей, ни специального топлива и смазки... А уж после разгрома Западного фронта и прорыва немцев через Минск на Смоленск, мы заимели то, что имеем. Понимаете, товарищ генерал?

– Понимаю!
– Василевский поднял голову, - А, что это за план войны в течении шести недель?

– Будете в нашем штабе, увидите сами. Спросите у полковника Бережного - что такое "План Барбаросса".
– я вспрыгнул на броню, - У него есть на эту тему специальная литература, вам как генштабисту это будет весьма интересно, - Василевский молча кивнул, и полез через люк на командирское место.

6 января 1942 года. Утро. женский лагерь советских военнопленных под Бахчисараем военврач 3-го ранга Алена Лапина

Вот уже больше суток, канонада гремит не только с юга, со стороны Севастополя, но с северо-запада, примерно там, где расположены Евпатория и Саки. По лагерю ходят самые разные слухи, в том числе и такие, что всех нас при подходе Красной Армии немедленно расстреляют. Но большинству женщин-военнопленных было уже все равно, лишь бы прекратились эти пытки голодом и холодом.

Шум моторов и лязг гусениц - танки. Конечно же немецкие, какие еще танки могут быть здесь, в тылу. Вчера мимо лагеря весь день шли немецкие войска. Шли от Севастополя на север, туда, где сутки назад загрохотала канонада. Неужели наши высадили десант?

Но надежды на освобождение таяли с каждым часом. А вчера в полночь канонада стихла. И тогда наши женщины в бараках заплакали. Они поняли, что наш десант уничтожен. Сейчас немцы покончив с нашими бойцами, наверное, возвращаются - сытые, возможно, пьяные, довольные собой.

Слышим - танки свернули с дороги в сторону лагеря. Что бы это значило? Неожиданно затарахтели пулеметы, судя по звуку, это были немецкие пулеметы МГ. Моя соседка по нарам и подруга, медсестра медсанбата Майка Селиванова, толкнула меня на земляной пол барака - и откуда только силы взялись - потом сама упала следом. Вовремя - по тонкой дощатой стене дробью простучала очередь. Пронзительно закричали раненые, сверху посыпался какой-то мусор. Пулеметчик бил сверху, с вышки, и даже те, кто успел подобно мне и Майе упасть на пол, не могли чувствовать себя в безопасности. Стало страшно, вот сейчас меня убьют...

В ответ на стрельбу с вышек раздался залп из множества автоматов и пулеметов. Потом грохнули орудийные выстрелы, от которых вздрогнули тонкие стены барака. На головы опять посыпался мусор. Пушки били почти в упор. Женщины лежали на холодном земляном полу тихо, как мыши под веником. Потом заполошная стрельба стихла. Со звоном лопнула проволока, сминаемая гусеницами танков. Лязг траков и урчание моторов совсем близко. Кто-то пронзительно завопил на русском с татарским акцентом.
– Жить хочу, пощадите, жить...
– одиночный выстрел оборвал крик на полуслове. Тишина.

– Мамочка, - думала я, вжимаясь в утоптанную глину пола барака, - неужели наши?
– Иначе с чего бы это немцам убивать своих холуев?

И тут, где-то рядом, прямо за стеной раздается хрипловатый мужской голос, - Товарищ капитан, смотрите...
– а дальше прошла ни разу не повторяющаяся шестнадцатиэтажная словесная конструкция, в ходе которой боец выразил свое сожаление о том, что охрана лагеря умерла так легко и быстро.

Сердце у меня от волнения прыгнуло к самому горлу, - ... все таки - НАШИ, - слова "товарищ капитан", они как пароль. Откуда здесь наши, почему на танках - это сейчас не так уж важно, главное, что это наши.

Со скрипом распахивается дверь в барак, вместе с неярким светом утра в надышанную полутьму врывается ледяной январский воздух, и голос, правда уже другой, чуть постарше.
– А ну, товарищи женщины, будьте любезны - выходите по одной, не задерживайтесь!

Свет ударил мне в глаза заставив зажмуриться. Ледяной ветер легко пробил гимнастерку и истрепанное нижнее белье, и обжег тело. Постепенно глаза привыкли и стали различимы детали. Я увидела дымящиеся руины барака охраны, и изломанные трупы людей в мышастых шинелях. Разбитые вышки и свешивающееся с одной из них тело пулеметчика. Запах сгоревшего пороха и тротила, и сладковатый соляровый перегар работающих танковых дизелей. Бойцы в одинаковой странной пятнистой униформе, лица разрисованы диагональными черными полосами, как у дикарей, даже сразу не поймешь кто они такие, и где их командир. Все они вооружены ранее невиданными короткими карабинами с длинными изогнутыми магазинами. Пусть я была всего лишь военврач, но в оружии худо-бедно разбираюсь.

Танки, по зимнему заляпанные полустершейся известью, были мне тоже не знакомы. Но, из под белых пятен проглядывал не проклятый танкгрей, а привычный советский 4БО. Среди "пятнистых" были и черные бушлаты военных моряков. И оружие у них более привычное: СВТ, ППД, немецкие МП-40. Но видно было, что с "пятнистыми" они запросто, обмениваются куревом, пересмеиваются о чем то о своем. На женщин смотрят с какой-то жалостью и сочувствием.

Я и мои подруги по несчастью, конечно, не верили немецкой пропаганде, будто нас, как изменников Родины, расстреляет НКВД, но все же, а вдруг...