Крымский Ковчег
Шрифт:
– Только кажется?
– В том-то и дело. Так и держишься на краю. Я не рискнул идти дальше. Но директор рассказывал, что и до края мало кто доходит. Так что кое-что у меня получалось. Странно, что я только сейчас вспомнил…
– А Лена?
– Никогда не спрашивал. Это как бы не совсем то, о чем можно спросить, даже у самого близкого человека. Может, и зря, – Антон забарабанил пальцами по столу. – Знаешь, Воронин знал, что я вернусь. Это точно. И у него точно есть «Крыло ангела». Или что-то другое, что может помочь…
– Дело за малым. Придумать, как обокрасть падшего ангела.
– Обокрасть можно любого, вопрос только в том,
– Про Давича я в курсе.
– Там не только Давич остался, там довольно много народа полегло. Я же всю ночь CNN смотрел, звук не включал, так просто, чтобы картинка мелькала… Я сразу не понял, меня уже под утро торкнуло – где траурные новости, где некрологи, безутешные родственники? Ничего. А утром и вовсе чудеса – интервью с министром, не знаю, чего он говорил, я ему на лоб смотрел – понимаю, что глупо, но думаю, как они дырку от пули заклеили, грим или пластырь…
– Может, запись?
– Прямой эфир, они такой значок смешной вешают.
– Не бери в голову. Ты же без звука смотрел, может, это его брат-близнец. Меня пугает другое.
– Тебя пугает? Что-то я не помню, чтобы Лозинского что-то пугало.
– Обереги, артефакты, как ни назови… Их продают падшие, и не так важно сколько они стоят. Все говорят – падшие. Но ведь они демоны, и все, что идет от них, – зло. Даже если кажется, что их обереги могут кому-то помочь.
– Влад, ты серьезно?
– Да нет, забудь. Просто я как-то давно об этом думаю, сегодня – точно некстати, прости…
– Ничего. Ты прав. Знаешь, всякий раз, когда я бывал у Воронина, он словно специально оставлял артефакты так, что, будь я хоть немного менее трусливым, я бы парочку попытался свистнуть.
– Может, проверка?
– А может, возможность?
Глава девятая
Последняя встреча
Насколько были бы могущественны маги, если бы у них были компьютеры и мобильная связь.
Марк увидел Марию еще раз. К этому моменту, насколько это в принципе было возможно в России, он стал хозяином земли. То, что когда-то было Иоаннинским приютом, сейчас представляло собой довольно обширные развалины. Настолько развалины, что даже церковь не решилась вкладываться в ремонт. И даже администрация не потребовала ничего от человека, который решился взвалить на себя этот крест.
Он уже набрал первую группу воспитанников – шесть человек. Марк решил, что приют должен остаться приютом. Программу учебного курса сверстал сам, отличий от той, которую знал хорошо еще по школе, было немного – добавились единоборства и медитация дзадзен. Марка нисколько не смущало, что техники единоборств он брал из одного источника, а медитации из другого. Он знал – корень один.
Была и еще одна причина для того, чтобы здесь был именно приют.
У Марка не было отчества. Для паспорта и сотен ненужных бумаг – Иванович. Так было заведено в детском доме, на крыльце которого оставили ребенка с запиской из одного слова «Марк». Ему так и не удалось найти родных. Только добыть информацию, что они были. В старой картонной папке отыскалось дело о большой семье, которой не стало за год. Кто-то попал под случайный нож, а кто-то в аварию. То, что майор милиции начал складывать каждое
несчастье в одно дело, – случай. С точки зрения Уголовного кодекса, дела не была. Случайности и совпадения. Предпоследним происшествием значилась пропажа годовалого ребенка прямо из спальни. Родители проснулись, а ребенка будто никогда и не было. Долго горевать они не успели, на следующую ночь старый дом выгорел дотла – к приезду пожарных спасать было некого.В деле не было имен и фамилий – только события и даты, будто одно упоминание могло навлечь несчастье и на майора. К тому моменту, когда в руки Марка попала эта папка, майору бояться было уже нечего. Мертвым бояться нечего.
Одна из дат совпадала с появлением Марка в детдоме. Ему этого было достаточно.
Марк не знал жизни в семье, потому детдом не казался ему чем-то особенным, уже значительно позже он смог сформулировать главное чувство, которое было с ним до шестнадцатилетия, – ему все время чего-то не хватало. Еды, тепла, одиночества, всегда чего-то одного и часто – сразу многого. Поэтому он и решил строить приют. Всего он дать воспитанникам не сможет, но еду, одежду и хорошую школу – обеспечит.
Была и еще одна вещь, которая никогда его не отпускала. Последняя странница в папке майора – Марк еле разобрал написанное выцветшими чернилами: «Мог выжить кто-то еще».
Если этот «кто-то еще» выжил и ему понадобится защита – все, что ему нужно будет сделать, это найти Иоаннинский приют.
Прошло не так много времени, когда Марк понял, что первый этап закончен – приют уже работает без него. Он мог по-прежнему пытаться решать сам все проблемы, но мог и уехать на неделю, а вернувшись, убедиться – все работает штатно. Тогда он начал строить лифт.
В конструкции этого механизма не было ни одной повторяющейся детали, и каждая требовала не просто отдельного чертежа – иногда целой технологии. Сплавы, которые не употреблялись просто в силу непрактичности из-за очень-очень большой стоимости. Марк не отступал от прописанного в инструкциях: золото – значит, золото, серебро, платина, иридий…
Марк всю свою жизнь относился к деньгам просто, потому как их никогда не было достаточно, чтобы играть какую-то существенную роль. За последний год он потратил как раз столько, чтобы стать интересным людям, которые считают, что если где-то что-то прибавилось, то это «где-то» должно находиться у них в кармане.
Он чувствовал интерес и уже готовился к неприятностям, но опасные люди как-то сами собой уходили за горизонт. Вероятно, у Марии были не только финансовые возможности.
Марк отправлял счета, их оплачивали, а через неделю, через две, иногда через месяц ему поступал заказ. Никто ни разу его не обманул, хотя соблазны были, ведь он платил всегда вперед, и часто – много. Пару раз были задержки со сроками. И каждый раз перед ним извинялись так, будто от того примет ли он извинения зависит что-то важное. Здесь он тоже чувствовал руку Марии.
Оставалось немного – все детали были изготовлены, основные механизмы собраны, но он ждал. С момента последнего свидания с Марией он ни разу не уезжал из Петербурга, не выбирался даже за пределы приюта, все больше поручал сыну и помощникам. У него ушло десять лет на то, чтобы выполнить все инструкции на десятке тонких листов, переданных Марией.
Из его старой квартиры в приют переехали не только книги и книжные шкафы. Он все так же предпочитал пить чай из больших кружек.
– Ждал?