Крымский Ковчег

– Гласе Ган. Стеклянный, а точнее, керамический пистолет. Ни один детектор не поймает, разве что сам засветишь. Одна обойма снаряжена, одна запасная. У меня больше нет, и уже не достать. Прости, что только сейчас. Простишь?

– Сколько эта штуковина стоит?

– Дорого. Вот я и жался.

– А сейчас чего?

– Сейчас это уже не бизнес. Сейчас – другое.

– А кобура есть?

– Имеется… Еще. Антон, есть ведь и третий вариант.

– Никуда не идти?

– Об этом я как-то не подумал. Нет. Врата. Там же есть все.

– Влад, Врата – это просто легенда. Никто не знает, что там на самом деле. А вот на подходах – все достоверно, как устав караульной службы, – написано кровью. Знаешь, о Вратах даже нормальных записей нет.

– А какие есть? Если есть, значит, кто-то дошел?

– Кто-то вовремя испугался, отступил – в результате выжил и даже кое-чего записал. Места там веселые, ничего не повторяется. То лед, то пламя. Так что давай пока без этого варианта…

Антон, как и любой ходок, записи про Врата собирал. И они его не радовали. По всему получалось, что вся легенда нужна была только для того, чтобы уменьшить список сгинувших в Москве на тех немногих, которые якобы дошли до Врат и потом были замечены на тайских островах или на дискотеке в лондонском Сохо… Легенда-утешение, хотя… Антон тоже видел пару человек, линия судьбы которых должна была оборваться в казино на Новом Арбате, однако же своим глазам Антон верил. В Москве действительно было что-то еще, кроме смерти. Скорее всего, что-то хуже женщины с косой.

Огромный Влад и тонкий Антон тихо присели на дорожку. Антон поднялся и вышел первым, не прощаясь и не оглядываясь. В подвал залетели брызги с улицы. Антон всегда уходил в дождь.

* * *

До Периметра Стрельцов добирался медленнее обычного. Не обгонял, шел как прилежный выпускник автошколы. Чтобы без случайностей. Прошел досмотр, пистолет действительно оказался невидимкой. Наконец – Москва. Ворота бесшумно сомкнулись за спиной.

Сегодня в переулок Романова – всего-то час пешком. На этот раз без рикш – по-простому. Зато в кроссовках – не жмут, зато – несмотря на жару – в любимой кожаной куртке. Сумка через плечо. Важно было, чтобы все было как всегда. Хотя бы до офиса Воронина, падшего, у которого точно должно быть то, что нужно Антону. Потому что дальше – как всегда – не будет.

Кутузовский пока спит. Привычно. Оживет туристами ближе к полуночи, чтобы к рассвету снова уснуть. Не город – огромный клуб по самым странным интересам. Черные махины домов, кажется, почти не реагируют на солнце. Будто свет можно просто втягивать сквозь стены. Может, и можно.

Сегодня у стены Периметра как никогда людно. Наверное, людно – это не совсем то слово, но, когда на минном поле один человек, это уже людно. У Периметра трое – фактически толпа.

Антон знал отдельную породу ходоков, которые выходили за Периметр и тут же возвращались. В теории они могли записать на свой счет ходку. Они возвращались с главным призом – был в Москве, вернулся без потерь.

Для таких туристов к стене сталинской семиэтажки прилепился пластиковый короб кафе с нехитрым названием «На Кутузовском». Устраиваться прямо в здании хозяин не рискнул. Несмотря на то что здесь, у Периметра, годами все было мертво и пусто.

Антон ни разу не заглядывал в кафе и с трудом мог себе представить, чем таким можно заманить туда ходока. Точно не поесть и выпить. Пластиковые стены не оставляли простора для фантазии по поводу сервиса и особой атмосферы. Понятно, что хозяин приторговывает сувениркой, понятно, что в Сети полно восторженных отзывов – как же, выпил пива прямо в Москве. Двадцать метров от Периметра, но Москва же. И то, что здесь не останавливались автобусы официальных туров, тоже работало на имидж заведения. Но все-таки что здесь делали профи? Это оставалось для Антона загадкой.

Сейчас три человека курили у входа, и это могло значить только одно: внутри уже было столько посетителей, что курящие и дым не помещались в одном месте.

Одного Антон знал. Нелучшее знакомство иногда становится вполне терпимым. Изя Корчевский – человек, который никогда не был приятным, но часто оказывался нужным. В неизменной кожаной жилетке, напяленной сверху на неизвестное количество футболок, человек-капуста с запахом, который мог заставить тосковать о противогазе даже в жару за тридцать. Вероятно, мысль о пользе утреннего душа затерялась где-то в бесконечных боях Корчевского за экономию воды и мыла. Как бы ходок, как бы торговец, вечно полусогнутый, будто его плечи оттягивает невидимый груз, обычно Изя держался в хабе. Скупал у ходоков артефакты за копейки, продавал за рубли и каким-то чудесным образом умудрялся вечно оставаться на стадии «еще одна неудачная неделя – и я нищий».

– Не советую, – Изя никогда не здоровался и не прощался.

– Все так плохо?

– Пиво сегодня средней паршивости, как всегда, а ходить дальше не стоит.

– Еще раз.

– Дворника видели, Антон, а ты знаешь, когда и зачем появляется Дворник.

В другой день Стрельцов скорее всего просто вернулся бы. В любом случае накатило бы под ложечкой – то ли страх, то ли просто тошнит. Не сегодня.

– Что-то конкретное?

– Конкретное? В последний раз через сутки после того, как его видели, полквартала ушло под землю на Воздвиженке. С этого его появления сутки еще не прошли. Это до одури конкретно.

Обычно не возвращаются из Москвы либо новички, либо старожилы. С новичками все ясно, со старожилами – объяснимо. После двух-трех десятков ходок приходит чувство уверенности. Привыкаешь. Говорят, нельзя к такому привыкнуть – зря. Привыкаешь не к Москве – привыкаешь к тому, что снова цел, снова беда прошла мимо. А потом ты просто не поднимаешься из метро или заворачиваешь за угол там, где заворачивать было нельзя… Москва ничему не верит, и Москва ничего не прощает.

Если особо не повезет – можно попасть под Сдвиг. Когда вдруг улицы и площади приходят в движение, будто столица мечется в родовых схватках… Летом температура может скакнуть до минус пятидесяти, а может вялотекущую весну догнать до такого градуса, что снег испаряется, не успевая пройти жидкую стадию.

О таком думать нельзя, нельзя такое примерять на себя…

После Сдвига появляется Дворник. Ему все равно, кем ты был, почему для тебя все кончилось здесь… он просто прибирает, и снова поднимаются стены с глянцевыми окнами, асфальт затягивается, камни брусчатки укладываются собранными пазлами. Иногда все становится так же, как было раньше, иногда город пожирает целые кварталы, редко – выдавливает на поверхность то, чего здесь никогда не было… Или просто никто уже не помнит, что когда-то такое здесь тоже строили.

На форумах Дворник упоминался. Всегда в единственном числе, и всегда с большой буквы. Один из московских мифов. Правда, если Антон ничего не путал, обычно в качестве средства передвижения Дворника упоминался огромный черный конь. Вероятно, именно это обстоятельство заставляло большинство профессиональных ходоков не придавать значения этому персонажу.

Стрельцов вытащил наладонник, задал поиск в папке «Мусор», куда складывал недостоверное. Нашел почти сразу. Не утешало, но и не пугало. Дворник числился нейтральным существом, которого видели немногие, и все издалека. Было довольно трудно поверить, что существует кто-то, кто, не являясь падшим, может так свободно передвигаться по городу. А может, это такая специальная порода безвредных падших. Может, даже полезных.

Само прозвище «Дворник» возникло из-за сапог, которые кому-то показались кирзачами, и фартука. И конечно, из-за того, что появлялся он все больше накануне Сдвигов, будто прикидывал объем предстоящей работы, и сразу после, когда нужно было все привести в порядок.

– Больше новостей никаких?

– Говорят, Шутник активизируется.

– Надо же, открыл еще парочку борделей?

Изя вздохнул, по всему, тема борделей была ему желанна, но недоступна…

– Паломники валят. У Шутника их никогда особо не было, а тут…