Крыса в чужом подвале. Часть вторая.

"Пропаду!" - пожалел себя Курт.

– Ты женат?

– Хотел. Да не сбылось хотение.

– Сколько в карнахах ходил?

– Три года. Только не в карнахах, в егерях.

– В какой декархии служил? Кто декарх?
– забросал вопросами Лусс.

– В Роусе, в седьмой опции. Под самим портарием Седдом.

– О, значит не просто дурень с мечом, - одобрительно закивал Лусс и мордочка его совсем уж стала пакостная.

Курт машинально поправил оружие на поясе. Только-то и богатства, штаны и меч.

– Это хорошо, - серьезно заговорил Лусс. Без своей дурацкой улыбки.
– Службу предлагаю простую. Помогать одной женщине.

– Помои таскать?
– вспыхнул Курт от негодования. Про портария, про седьмую декархию выспрашивал, а в результате? Эксером! Чернорабочим!

– Зачем же помои?! По хозяйству. Белошвейка она. Живет в Старом Городе. Будешь при ней охраной и помощником. Ей и старику, что под её досмотром. Старый Город место не особенно спокойное.

– Она что? Не замужем?

– Вдовая. Был муж, недавно преставился. Тяжело одной управляться. Платить тебе будут пять солидов в месяц.

– Пять солидов?
– не поверил Курт. Конечно, не десять, о которых говорили в начале, но тоже не за даром работать. Он четыре в егерях получал! Так там служба ночь-полночь!

– Мало?

– Приемлемо. А от кого охранять-то? Белошвейку?
– не верилось Курту, что такая работа кому-то потребуется.

– От посторонних глаз и ушей. Чтобы не беспокоили.

– А если...

– Меч при тебе. Говорю же, служба простая.

– А старик?

– Старик сам по себе. Ему кроме еды ничего не нужно. Главное не мешаться. И другим мешать не давать.

– Понимаю, - согласился Курт.

– Отлучаться из дому без разрешения нельзя, - продолжал Лусс обговаривать условия работы.

– Это что? Все время в четырех стенах? А в храм сходить?

– Двор есть там и гуляй. А в храм?
– Лусс ткнул в левую сторону груди.
– Создатель в сердце должен жить, а не в храме. А Кайра-кану слово молвить захочешь, небо всегда над головой. Говори хоть сутки напролет.

Курт призадумался. Вроде ничего особенного, но какой-то подвох был. Какой?

– А если уйти удумаю?

– Через полгода. Или служишь полгода и в конце получаешь еще двадцать солидов или...

Курт насторожился и вперился в Лусса взглядом. Договаривай!

– ...Или не получаешь ничего, - закончил тот.

Лусс дал Курту минутку на размышления. Бывший егерь повздыхал, по забывчивости хлебнул фуски прямо из кувшина, ковырнул ложкой мясо, подцепил картошки.

– Так как? Какое слово скажешь?
– спросил Лусс, по-собачьи клоня голову влево.

– Согласен, - поспешил с ответом Курт. Обещанных ему нанимателем денег на иной службе за два года не скопить. Так её еще найти надо. Иную. А тут предлагают, а он артачится, раздумывает. А полгода? Полгода и потерпеть можно.

– Тогда сейчас туда и отправимся, - объявил Лусс.

Курт глянул на оставшееся мясо.

– Ты поешь, поешь, - не стал торопиться с уходом Лусс.
– Идти отсюда далековато.

Бывший егерь быстро управился с мясом и картошкой. Ничего не оставил. Сало подобрал хлебом. Сделал пару глотков фуски. Пивка бы или винца! Лусс увидел.

– Насчет выпивки строго. Ни глотка.

– А по праздникам?

– Дозволит - пей. Нет, водицей обходись.

Курт заподозрил, Лусс имеет в виду совсем другого человека. Не женщину, которую ему поручат охранять.

Они вышли из капилеи. Каспар вслед сокрушенно покачал головой. Куда парень голову суешь! Оттяпают!

"Все лучше, чем с голодухи пухнуть, да по подворотням шататься", - подбодрил себя Курт.

– Давно в столице?
– спросил Лусс, щурясь на солнце.

– Второй день, - признался Курт.

– По-хорошему и этого много, - успокоил Лусс.
– Вещички все при тебе? Или панарий* оставил у кого?

– Все при мне.

– Вот и пошли тогда потихоньку.

– Одежку бы мне поменять. А то, как-то стыдно, - запоздало вспомнил Курт о своем внешнем виде.

А вид у него! Босяк босяком! Локти на куртке в заплатах, поясной ремень вытерт, половину клепок отсутствует, штаны грязные, за один раз и не отстираются. Обувь опять же. Пигаши* сейчас никто и не носит. Хорошо плащ имеется. Добрый плащ. Закутаешься и вроде ничего. Приличный человек.

– Ссудите одежки прикупить, - попросил Курт.

– По работе и оплата. А одежка? Так не в скутарии нанялся. Не дворец охранять будешь, - отказал Лусс. В лисьем его голосе про-звучала твердость.

По первости, Курт старался идти в ногу с Луссом, пытался спрашивать, но потом отстал. Наниматель разговаривать больше не со-бирался.

Позднее, пройдя квартал-два, Курту пришла мысль, со стороны он должно быть похож на телка, которого ведут на убой. Мысль тот час прогнал. Во-первых, телком не был, не из пугливых, повидал кое-что на белом свете. И такое видывал, лучше не рассказывать, не поверят. Во-вторых, три года отслужил в Роусе, а служба в егерях, рот раззявишь, язык украдут! В-третьих, захотят прибить, далеко не поведут, за ближайшим угол и делу конец! Может, конечно, удумали в рабство продать, тайком вывезти в обезлюдевшее катепанства Маргианы. Но в Пограничье здоровые, умелые требуются. А он сто шагов прошел и совсем охромел. А умений всех - мечом шуровать и на коне скакать.

Жаркое солнце катилось по острым крышам к закату. Лусс размеренно вышагивал, поглядывал по сторонам, раскланивался с доб-рыми знакомыми. Добрыми то их назвать - приукрасить! Клефты честней выглядят.

На углу Свечной и Лудильщиков Лусс остановился перемолвиться с салдамарием сладостей. Знакомец и речью, картав и шепеляв, и манерами неприятен. Движения мелкие, ловкие. Из почтения салдамарий сунул Луссу расписную жестяную коробку с леденцами.

У церкви Миропомазанных Лусс раздал милостыню. Кому не пожалел фолла, кому триенс не пожадничал, а кому и тессеры* щед-ро отсыпал. Курт вначале завистливо хмыкнул, потом брезгливо отвернулся. Нищие, толкая друг друга, полезли целовать Луссу руки.

Пройдя мимо длинной линии убогих, калечных и хворых, свернули к Старым Конюшням. Здесь не смотря на близость храма Свя-того Лифия полно шлюх и мабунов*. Разряженные девицы прохаживались взад-вперед или прятались в тени портика. В вырезах, прой-мах, специальных проделанных прорехах их одежды видны голые тела. Некоторые, потеряв всякий стыд, подоткнули подолы к поясу, выставив на обозрение тесьму и кружева фундоши. От щеголявших в бабьем тряпье мужиков Курт демонстративно отвернулся. Кто-то, углядев его демарш, сунул палец в рот и звонко зачмокал. Мабуны рассмеялись.