Крыса в чужом подвале
Шрифт:
– И побыстрее, - поддержал его приятель.
– Вид портишь.
Девушка оказалась не из робких.
– Мне и тут хорошо, - твердо ответила она и на всякий случай оглянулась, ища поддержки.
Ей страшно, но держится молодцом. Если своих страхов пугаться, так скоро и собственной тени будешь дорогу уступать и ломать перед нею шапку.
– Ты чё, кобыла, оглохла?
– наседал водила.
Второй попытался сбросить ноутбук со стола. Девушка подхватить Asus. Пока спасала дорогостоящую технику, водила опрокинул её кофе. Брызги попали на лицо.
– Поди, ебло умой…
…С Ириной
– Будете знать, как обижать девочек, - крикнул он им в след. Парни весело гоготали и махали руками. Не догонишь, не поймаешь! Однако девушке не до веселья. Она еще больше испугалась, когда проходивший мимо военный устроил драку. Именно так она и восприняла события.
– Вас как зовут, - воспользовался замешательством студентки Костас.
– Ирина, - ответила та, оглядывая свободную улицу.
– Разрешите Ирина, вас проводить?
– спросился он. Студентка была симпатичная. Немодная водолазка хорошо облегала плечи, грудь и живот. Спортсменка наверное!
Ирина не разрешила. Сама доберется, ей не далеко.
– Я все равно провожу, - настоял Костас и нарочно припугнул.
– Вдруг подкараулят.
Ирина только вздохнула. Он шел позади нее почетным конвоем. Может встреча так бы и закончилась ничем, но у подъездных дверей они столкнулись с её отцом. Девушка отчаянно покраснела, увидев родителя. То, что седоголовый мужчина отец Ирины догадаться не трудно. Похожи.
– Я пришла. Спасибо, - скороговоркой произнесла она и юркнула в подъезд. Только каблучки зацокали по бетонным ступенькам.
– До свидания, - произнес Костас уже пустому месту и прислушался к звуку шагов.
Двадцать три… Тишина… Захлопнулась металлическая дверь.
– Ты так долго стоять будешь, - ухмыльнулся довольный отец Ирины.
– Квартиру-то знаешь?
– Третий этаж, металлическая дверь с английским замком, - подытожил Костас свою ,,прослушку”.
– Фильмов насмотрелся?
– недоверчиво прищурил глаз будущий тесть.
– Книжек начитался, - подмигнул ему Костас.
– Тогда пошли, чайку попьем, - последовало неожиданное предложение.
– Не заругают?
– спросил Костас.
– А заругают, так что?
– отмахнулся тот.
– А то может по… Или служба?
– За это точно заругают.
Это было давно. В лучшей половине жизни. В той её половине, где всегда светило и грело солнце.
“И пироги с капустой” - припомнилось Костасу.
…Перед сеансом в кино они заглядывали в столовую, неподалеку от Ирининого дома. Ходили до тех пор, пока однажды их там не застали её подружки. Девушки тихонько хихикали, рассматривая поглощающую пирожки и чай парочку. Ирина пытку выдержала, а вот в столовку больше заходить не соглашалась…
Память вернула Костаса к событиям в кафешке. Получилось как в присказке.
Где тонко там и рвется. Он не смог бы с уверенностью сказать, какие из предшествующих событий истончили нить его терпения: приговор медиков, уход Ирины, осознания несостоятельности помочь сыну или город, оказавшийся пустым, не смотря на свою суету и многолюдность. Или прошлое обожгло-растревожило память темнотой умерших звезд.Он не стал ждать, пока девушка попросит о помощи. Боксер занят десертом и выслушиванием нотаций деда и бабки. Мужик от вискаря раскраснелся, словно собрался крякнуть от апоплексического удара, и абстрагировался от реальности. Костас поднялся из-за столика.
Водиле досталось первому. Крепко и просто. Так что хрустнули челюсть и шейные кости. Со вторым обошелся не мягче. Дружок водилы получил гулкий удар в грудь, собирая стулья, отлетел прочь и упал спиной на пол. Попытался крикнуть. Изо рта хлынула кровь. Переломанные ребра порвали легкие.
– Место остается за вами, - сказал он перепуганной девушке.
Костас забрал со стола сигареты, вышел на улицу, постоял и свернул за угол. Что это? Начало новой жизни? Оно самое. Почему-то стало легче. С души слетел тяжкий груз. А разум? Разум понимал. Сейчас Костас Борзовский переступил ту грань, за которую переступать не дозволено. Никому не позволено. Закон, он бдит. Он, знаете ли, Закон!
Брел, сворачивая в проходные дворы. Миновал перекресток. Один. Второй. Пересек скверик, где пьянчужки приветливо пригласили его разделить бутылку мутного портвейна. Он отказался. И только пройдя шагов десять, пожалел. Зря.
Улочку запрудили машины под стать той, что катала пацанов. Из расположенного в подвале бара лилась песня. Лепс допел о рюмке водки на столе. Потом пауза. Добрый знак. Музыки, да еще на всю ивановскую, Костас не любил. Он спустился по ступеням к входу.
Его встретил едкий запах курицы с чесноком и пригоревшей картошки. В подвальчике гуляли день рождение.
– У нас закрыто, - негостеприимно предупредила его девушка-бармен. Красные щечки и легкий запашок спиртного выдавали её участие в празднике.
– Водки налей, - потребовал Костас. Ему нет дела до тех, кто тут отдыхает. Ему нужно выпить. Влить в организм сотку и все, можно идти дальше, поджидая пока товарищи из уголовки удосужатся его найти. Сам не пойдет, не приучен сдаваться.
– Э, слушай! Вали отсюда!
– голос тягуч от выпитого.
Костас повернулся. К нему подходили двое. Лысый под бритву парень, с золотой цепью на шее, из-под золота проглядывает вторая, наколотая, и смуглый в кожаной жилетке.
– Давай комиссар, проваливай, - нагло пер на него бритоголовый.
– Тут только свои. Мусарня пятью кварталами дальше.
Шутка парню понравилась и он расплылся в улыбке. Золотые фиксы прямо как орденские планки, все высшей пробы.
Смуглый не шел, крался. Носатый, черные вьющиеся волосы, глубоко посаженные глаза. Кавказец.
Костас глянул на красочный плакат над столом. Хеппи бездей! Глухо пальнуло шампанское. Сидящие оживились, разливая в бокалы и накладывая еду по тарелкам. Действительно, свои. Парни как под копирку в золоте и бритоголовые, девки расфуфыренные, черненькие и блондинки. Свои, одним словом.