Крыши Тегерана

— Он хочет сказать только, — добавляет госпожа Надери, — что ты всегда будешь в нашем доме желанным гостем. Мы знаем о твоих чувствах к Зари, не нужно этого стыдиться. Мы знаем, что и она любила тебя. Вот все, что я хочу сказать.

Она качается из стороны в сторону, в отчаянии хлопая себя по бокам.

— Нам трудно об этом говорить. Мне так жаль. Нам остались лишь утраченные надежды и разбившиеся мечты. Нам действительно очень трудно об этом говорить.

Господин Надери разражается горькими рыданиями, и Переодетый Ангел все крепче обнимает его и шепчет все громче.

— Не плачьте, не плачьте. Прошу вас, не плачьте. Ради меня, не надо плакать. Умоляю вас, перестаньте.

За кружевом паранджи я вижу ее глаза — эти ангельские печальные глаза, они кажутся мне очень знакомыми. Я помню их по фотографии из фотоальбома Зари. Она отворачивается и идет к двери. Господин Надери продолжает плакать и все время повторяет, что ему очень жаль.

— Слава богу, у вас есть она, — говорю я, указывая на Переодетого Ангела. — Для Зари она была почти как сестра.

Господин Надери, качая головой, шепчет:

— Да, хвала Создателю, у нас есть она!

Я поднимаюсь, чтобы уйти, и господин с госпожой Надери обнимают меня.

— Когда я вернусь, вас здесь не будет, — вскрикиваю я.

— Да, — подтверждает господин Надери.

— Как же я вас найду? — спрашиваю я, рыдая, как дитя, которое навеки разлучают с родителями.

— Мы сами тебя разыщем, — говорит господин Надери. — Клянусь любовью Зари к тебе, что мы тебя разыщем.

«Любовью Зари ко мне». Эти слова терзают мне сердце. Что-то внутри меня рвется на части. Я не смогу уехать из этой страны. Но потом я думаю о том, что господин и госпожа Надери, Кейван и Переодетый Ангел не будут больше здесь жить, и понимаю, что должен уехать как можно скорее.

Через считаные минуты я с тяжелым сердцем возвращаюсь домой.

33 ЕЩЕ ОДНУ, ПОЖАЛУЙСТА

В тот же день мама спрашивает меня, не хочу ли я пойти с ней за покупками. Я отвечаю, что хочу, но устал и предпочел бы остаться, чтобы насладиться последними днями в родном доме. Она обнимает меня со словами:

— Я буду скучать по тебе.

— Я тоже буду скучать по тебе, мамочка.

— О нет, нет. Ты, дорогой мой, понятия не имеешь, как мать может скучать по ребенку. Так что не говори мне этого: «Я тоже буду скучать по тебе».

Я киваю.

— Как бы тяжело мне ни было, — говорит она, пытаясь улыбнуться, вместо того чтобы плакать, — я знаю, для тебя это наилучший вариант. Я собираюсь часто навещать тебя, даже если для этого потребуется продать дом, семейный автомобиль и все мои драгоценности, потому что нам нельзя разлучаться на целых четыре года.

Я обнимаю ее.

— Четыре года — это ерунда. Они пролетят как одно мгновение. Ты должна радоваться, что немного отдохнешь от меня.

То ли смешок, то ли всхлип она прячет за улыбкой.

— А ты, пожалуй, прав, — говорит она.

После ее ухода я усаживаюсь в кресло у бассейна во дворе. Пока весеннее солнце убаюкивает меня до полудремотного состояния, я размышляю о том, что произошло в доме Зари. Несмотря на всю мучительность этой встречи, я рад, что пошел и поговорил с четой Надери. Я чувствую, что принял правильное решение. Это был поступок взрослого человека, и хорошо, что я не избрал эпистолярный способ общения.

Скоро придет Ахмед, но, хотя общение с ним доставляет мне большое удовольствие, я наслаждаюсь безмятежностью уединения. Я закрываю глаза и предоставляю мыслям свободно блуждать. Даже когда я отдыхаю, мой разум неспокоен. Я отчетливо слышу, как по переулку едет машина со сломанным глушителем. После этого надолго наступает тишина, а потом раздается птичье чириканье. Несколько минут спустя я слышу, как шипят друг на друга две кошки, затем гортанное рычание, а потом ничего. Над головой с ревом пролетает самолет, и опять воцаряется ничем не прерываемая тишина. Вскоре я слышу детский смешок и приглушенный женский голос, просящий ребенка не шуметь. Потом еще один смешок, и другой, и наконец шепот молодой женщины по ту сторону стены во дворе Зари. У меня на загривке волосы встают дыбом. По спине ползет холодок, и я окончательно просыпаюсь.

— Еще одну историю, пожалуйста, всего одну! — шепчет ребенок.

— Тише! — в ответ.

Я открываю глаза. Ничего.

— Зари! — непроизвольно произношу я.

Я весь обращаюсь в слух. Подхожу к стене, отделяющей дом Зари от моего. Я прижимаюсь ухом к камню — ничего, кроме полной тишины. Был ли это сон? Похоже на то, и, вероятно, я все еще сплю, а иначе как мог целый мир погрузиться в абсолютное безмолвие? Оглядываясь по сторонам, я ощупываю кирпичную стену руками, чтобы увериться в том, что существую в мире, сделанном из твердых материалов. Я не сплю.

Мне хочется заглянуть во двор к Зари. Я бегу к лестнице и взлетаю на третий этаж, перескакивая через две-три ступени. Открыв дверь на балкон, я устремляюсь к краю, откуда можно заглянуть во двор.

Там никого нет.

Наклонившись, я пытаюсь высмотреть кого-нибудь на террасе первого этажа. Никого. Тогда я смотрю на окно комнаты Зари на третьем этаже. Шторы плотно задернуты. Весь дрожа, я расхаживаю взад-вперед по балкону.

— Это мне только приснилось, — шепчу я. — И потом, Кейван ведь мог просить Переодетого Ангела рассказать еще одну историю, как он просил, бывало, свою сестру?

Я пытаюсь внушить себе, что мое подозрение абсурдно, нелепо и совершенно бестолково, — и не могу. Измученное сердце отвергает доводы разума.

«Она не могла так со мной поступить», — мысленно повторяю я. Как бы ни сложились обстоятельства, она никогда не причинила бы мне такую боль.

Но что, если Переодетый Ангел — это моя Зари, прячущая под покрывалом обожженное лицо? Зачем она стала бы это делать? Разве она не знает, как несчастна без нее моя жизнь? Не знает, какое страдание причиняет мне ее уход? Я опускаюсь на корточки, прислоняюсь спиной к низкой стенке и, чтобы не разрыдаться, впиваюсь зубами в руку.

— Господи, прошу тебя, верни мне Зари! — кричу я, с запозданием вспоминая, что больше не верю в Бога.

Я снова бросаю взгляд в пустой двор. Все вокруг замерло, словно мир задержал дыхание в ожидании разгадки этой тайны. Я мчусь к себе в комнату и смотрю по сторонам, сам не зная, что именно хочу найти. Потом бегом возвращаюсь на террасу, чтобы глубоко вдохнуть свежего воздуха. Жаль, что со мной нет Ахмеда и Фахимех. Я сажусь на стенку и пытаюсь сложить кусочки этой головоломки, но буря чувств все дальше и дальше уносит меня от берегов здравого смысла.