Крысиный Вор

Гнупи скорбно шмыгнул носом, глядя сквозь навернувшиеся слезы вслед отъезжающей повозке, а потом вскочил и припустил следом. Господина надо спасти! Тогда прежняя хорошая жизнь не закончится, а уж сливками его за такой подвиг вознаградят – хоть залейся. Да еще непременно пожалует ему господин два отреза бархата: на красную курточку и на зеленую, и он будет носить то одну, то другую, то хоть обе сразу!

Размышления об этих заманчивых перспективах помогали Шнырю глушить страх, пока он трусил по улицам за длинной парусиновой колымагой. Потом он пробрался на судно, куда перетащили бесчувственных пленников, и затаился на корме среди корзин.

За Наследием Заввы им пришлось гоняться по всему подземелью, обширному, разветвленному, отсырелому и вонючему. Как будто сам Тейзург измыслил для них очередное издевательство. Кольцо-амулет находилось в одном из четырех желудков у мраморной жабы, которая обитала здесь не одну сотню лет, раз вымахала до размеров индюка – эти волшебные твари растут медленно.

Жаба не хотела, чтобы ее поймали и выпотрошили, и скакала на зависть прытко. Да еще вовсю пользовалась своей способностью каменеть при опасности, прикидываясь обыкновенным булыжником. В душной темноте гостей подстерегали расщелины, сталактиты, острые камни, благоухающие тухлым яйцом лужи, заросшие склизкими грибами лабиринты, а треклятая скотина знала тут каждый уголок. Вабито, Куду и Монфу воспользовались заклинанием ночного зрения, но все равно никак не могли ее изловить.

Сколько дней и ночей они на нее охотились, во сколько синяков, шишек и ссадин им это обошлось… Наконец окаянную тварь добыли, вытащили на поверхность, разделали и достали у нее из брюха кольцо, способное наделить мага-предметника великим могуществом – но лишь вместе с двумя другими артефактами из Наследия Заввы.

Заодно расплатились, хвала богам, с Чавдо Мулмонгом. Оставшиеся находки рассовали по карманам. Играть в азартные игры зареклись, но проницательный союзник почуял, что у них завелось кое-какое золотишко, и вновь начал подкатывать: не хотите ли отыграться? Мол, если в прошлый раз продулись в пух и прах, теперь непременно повезет…

Им предстояло найти последний артефакт Заввы – головной обруч, запрятанный в другом месте. И да поможет им покойный учитель Унбарх за время пути не отступиться от строгих заветов и не сесть за доску сандалу с магом-прохиндеем.

Замок стоял на холме, на берегу неказистой мутной речки, и выглядел издали костяным. По правде-то он был построен из белесого кирпича-сырца, спекшегося на солнце. Он казался необитаемым и в то же время опасным, как заржавелый, но исправный капкан.

От причала к воротам тянулась выложенная камнем дорога, по ней и потащили трех пленников. Зачарованная, не сунешься. А вокруг на залитых всевластным солнцем каменистых склонах раскинули свои шатры полуденные тенетники: они как будто сотканы из света, ясным днем их не заметишь, а вляпаешься в эту сияющую паутину – и ты пропал.

Они окружали замок, словно вторая ограда, разомкнутая лишь со стороны дороги: ни муха не пролетит, ни смертный человечишко не проползет. А Шнырь прополз! Тенетники не едят гнупи. Потревоженные световые нити недовольно трепетали, но поймать нахального лазутчика не пытались.

Кто другой – не такой умный – на его месте решил бы дождаться сумерек. В облачную погоду или в темное время суток тенетников словно бы и нет вовсе, а как выглянет солнце, они снова на том же месте – такова их волшебная природа. Но битый жизнью Шнырь смекнул, что здешний главный маг вряд ли оставит свое логово без защиты: когда солнце прячется, наверняка вступает в силу что-нибудь другое, так что тенетники – это для него не препятствие, а шанс попасть внутрь.

Высоченная изжелта-белесая стена, обшарпанная и загаженная птицами, наводила на мысли о былом величии. Она и сейчас была неприступна: ни одной лазейки. Вмурованные в нее обереги Шнырь сразу почуял – та еще гадость, от которой ноют зубы и снуют по коже колкие мурашки. Если б не чары господина, ему бы совсем поплохело, а так он все же сумел пробраться вдоль стены до ворот. Там пришлось маяться в засаде, пока не принесли груз с причалившей барки – и гнупи вместе с людьми прошмыгнул внутрь.

Когда отошел от наружной стены, отпустило: обереги от волшебного народца обычно находятся по периметру, но ежели ты такой ловкий, что исхитрился оказаться на охраняемой территории – настал твой праздник, пакости людям сколько хочешь!

Гордый собой Шнырь вовремя вспомнил о том, что он проник не куда-нибудь, а в цитадель мага, который переиграл самого господина Тейзурга, и удержался от искушения плюнуть в чайник на окне караулки.

Заклинание, благодаря которому он чуял господина, привело его в зал с разбитыми окнами, покорябанной лепниной на потолке и россыпью сверкающих, словно яхонты, осколков на растрескавшемся мозаичном полу.

Тут Шнырь едва не всплакнул от досады. Опоздал! Эх, опоздал, самое интересное пропустил…

Судя по тому, как неважнецки выглядели все присутствующие, господин и рыжий ворюга, несмотря на заклятые оковы, рискнули сцепиться с превосходящими силами противника, но их в конечном счете отволтузили. Зато в ходе схватки они тоже вломили вражеским магам, в том числе самому важному, в котором Шнырь признал здешнего хозяина.

У Тейзурга лицо было в крови, рубашка порвана, длинные фиолетово-черные волосы разметались и спутались, но держался он с небрежной элегантностью актера, который изображает на подмостках романтического героя. Массивные кандалы, ручные и ножные, соединенные цепями с тяжелым ошейником, казались на нем театральной бутафорией, хотя были самые настоящие. Господин из тех, кто при любых обстоятельствах захочет покрасоваться – хоть перед своими, хоть перед врагами, хоть перед единственным завалящим зрителем, который случайно проходил мимо. Шнырь это одобрял: волшебный народец спектакли любит.

Крысиному Вору накостыляли сильнее, он привалился к колонне, как будто вот-вот сползет на пол, и крови на нем было больше. Не иначе, расчетливый господин вовремя остановился, а этот все кидался на рожон, пока не сбили с ног и не вразумили пинками. Поделом тебе, ворюга-подлюга, это тебе не сиротинушек обижать!

Кем-амулетчик казался не слишком помятым, но глядел понуро, вдобавок вместо прежней одежки на нем была какая-то затрапезная рвань. Плененных амулетчиков обычно раздевают на месте, а то вдруг у них где-нибудь в исподнем боевые артефакты зашиты. Видать, в драку он не полез, и правильно сделал, потому что без своих амулетов никакой он не волшебник, враз бы прихлопнули. Оковы на нем были полегче, и блокирующими заклятьями от них не разило.

Сейчас-то веселуха уже закончилась, и Шнырю оставалось только с сожалением вздохнуть, опасливо выглядывая из-за колонны возле двери. Главный маг – видать, тоже битый в недавней заварушке – сидел в кресле. У него было суровое непроницаемое лицо и черная борода, с одной стороны всклокоченная, словно из нее выдрали изрядный клок.

Сложенные на коленях руки, крупные, властные, хищные, были опутаны, словно пряжей, готовыми к употреблению заклятьями, да такими, что гнупи поежился. Но тут же подумал: «А все равно мой господин круче! Небось, это он тебя за бороду оттаскал… Вот я его освобожу, и уж тогда он тебе еще хуже задаст!»

– …Можно искупаться в Лилейном омуте, вспомнить прожитые тысячелетия и все равно остаться всего лишь самовлюбленным позером и болтуном, погрязшим в самых отвратительных пороках, не имеющим ни цели, ни преданных сторонников, если не считать жалких совращенных душонок…

Голос у него был звучный и бархатистый – под стать рукам. Его люди, которых собралось тут не меньше двух дюжин, почтительно внимали, хотя было бы чему внимать. Шнырь, послушав, сделал вывод, что забористо ругаться и обзываться он не больно-то умеет. Вот и господину эти поношения нипочем, стоит себе со скучающим видом. Хотя ясно, что все это говорится скорее для своих, чем для пленников. Шнырь порадовался, что попал на службу к Тейзургу, а не к этому нудному хмырю.