Ксенолог с пересадочной станции

— Что поделать, если человечество за всю свою историю так и не смогло создать единый язык, а признание всеобщим одного национального, вызывало негативную реакцию среди представителей других этносов. Солеранский в такой ситуации — неплохая альтернатива, — заметил Мика. Мысль не блещущая оригинальностью, но в качестве контраргумента сгодится.

— О каких альтернативах может идти речь, если молодёжь уже общается исключительно на солеранском?! Многие не знают даже разговорных вариантов земных языков, я уж не говорю о классическом, литературном их варианте, — мутноватые глаза немолодого уже мужчины налились внутренним светом, и вообще весь он выпрямился, став даже как-то значительней. Ух, похоже, нам достался оппонент из породы крестоносцев.

— Ненужное — отмирает, — с гипертрофированным безразличием возразила Кеми. — Это характерно как для биологических систем, так и для социальных.

— Но самоинденитификация…

— Не пострадает, — перебила его Кеми (похоже, этот субъект надоел ей ещё раньше) — биологически, люди они и есть люди. К тому же, сейчас не происходит ничего особенно оригинального. Всё это уже было и не раз. Так ли давно сформировалась единая земная культура? А сколько мелких субкультур было при этом растворено или поглощено?

— Вот! Вот яркий пример безразличия современной молодёжи… — он опять не договорил, так как в разговор вступил Микин приятель, который до сих пор молчал и только переводил взгляд с одного на другого.

— Всё это на самом деле ерунда, — он резко взмахнул рукой, как будто отметая что-то. — Никто особенно не пострадал от того, что исчезли такие традиционные навыки как охота с луком и стрелами, приготовление пищи на открытом огне или, допустим, какие-то религиозные церемонии, со всем комплексом обычаев и традиций связанных с этим. Незачем современному человеку разбираться в стандартных размерах одежды позапрошлого века, если существует свободное моделирование одежды и не под какой-то условный стандарт, а конкретно под вашу фигуру. И многое другое, что стало просто не нужно, а со временем отсеялись и кое-какие действия, закреплённые в ритуалах, изначальный смысл которых был утрачен, но которые мы привыкли воспринимать как часть своей культуры. Как сейчас уходит в историю традиционный брак.

— А что же тогда не ерунда?! — взвился Герхард Льюис, который, похоже, услышал только первую фразу и совершенно не воспринял всё остальное.

— Исчезновение науки как таковой.

— Это ещё что за мрачноглупости? — вот теперь уже не понарошку включилась в разговор Кеми.

— Мрачно — да, но не глупости. С тех пор как после Контакта мы получили доступ ко всему багажу знаний солеранской науки, отпала необходимость проводить какие-то собственные исследования. Зачем? Ведь всё это уже есть, нужно только хорошенько поискать.

— Перегибаешь палку. Всё, что там найдётся ещё нужно приспособить под современные земные реалии, — Кеми уставилась собеседнику прямо в глаза.

— О, я не говорю о прикладниках, они-то как раз процветают, но фундаментальной наукой уже десятилетия никто не занимается. И как следствие утрачены не просто отдельные направления, но целые научные школы, чтобы восстановить которые понадобится не одно поколение самостоятельно мыслящих учёных.

— Да и это тоже закономерно. Прежде чем отправляться на поиски чего-то своего, нужно сначала переварить то, что у нас уже есть, — Кеми пожала плечами и сделала шаг в сторону, Дэн, как привязанный последовал за ней. Кажется, эти двое перешли в приватный режим общения. И настолько эмоциональный, что даже не верится, что разговор идёт всего лишь о таких умозрительных вещах как судьбы науки и цивилизации. О, не мне одной так показалось — от группы солидных людей, в которой, кажется, мелькали лица родителей Кеми, отделился Хаани-нани и направился на помощь нашей общей подруге. Арктоимянин, кстати, так и продолжал красоваться в своей бесформенной хламиде, лишь слегка декорированной жёлтыми кленовыми листьями. Интересно, чья креативная мысль поработала? Теперь он стал похож не просто на человека, не следящего за своей внешностью, но ещё и время от времени ночующего на улице в кучах сухих листьев.

— Как-то его здесь слишком спокойно приняли, — склонилась я к Мике. — А я-то надеялась на какое-нибудь любопытное зрелище.

— В любом другом месте так бы и было, а здесь большинство просто считает, что это не слишком попавшая в тему маска. Или наоборот, слишком попавшая. Кто там у нас есть из мифологических существ зелёный и с такой сумасшедшей причёской?

Я промолчала. Гораздо интереснее было наблюдать за разыгрывавшейся пантомимой, чем рассуждать о том, в чём я практически не разбираюсь. Хаани-нани по человеческому обычаю положил ладонь Кеми на сгиб своего локтя и попытался увести ее из компании Дэна, но был жёстко остановлен, и развёрнут лицом к лицу.

— О, мой однокашник признал в нашем госте натурального инопланетника, — прокомментировал Мика.

Кеми сказала Дэну что-то резкое, а потом перешла на тон увещевающий. Между тем, пока она на него не смотрела, Хаани-нани вспушил свои тентакли в имитации угрожающего солеранского жеста. В ответ на это шевелюра Дэна сама собой чуть приподнялась, сложилась в эдакие своеобразные ленты-перья, потом встопорщилась в чисто драконьем жесте агрессивного отрицания. Вот уж чего не видит отвернувшийся Герхард Люис, была бы у него настоящая, ненадуманная иллюстрация проникновения солеренской культуры в человеческие обычаи.

Так, а о чём таком мне эта сцена напомнила? Нет, сейчас точно не вспомню. Не поздним вечером, почти ночью, и не после пяти слабоалкогольных коктейлей. Между тем, вторая ладонь Кеми пристроилась уже на локте Дэна (оба рослых кавалера получили прекрасную возможность обмениваться недружелюбными взглядами поверх головы Кеми, которая и так была невелика ростом, а уж на фоне своих спутников и вовсе казалась крошечной) и вся троица удалилась в ночной сумрак.

— Вот теперь я вижу, как по-идиотски я выглядел, когда начал ревновать тебя к драконам, — сказал Мика, провожая взглядом экзотическую компанию, состоящую из Кеми, его приятеля и арктоимянина. Я счастливо улыбнулась — мне эти воспоминания не казались неприятными.

С громким треском разломилась прогоревшая ветка и, подняв тучу искр, упала в костёр. Я зябко поёжилась и поплотнее закуталась в плед, ранее сдёрнутый с Микиной постели. Когда встречаешь рассвет на природе, становится как никогда очевидно удобство самоходного летающего дома — там почти всегда можно обнаружить срочно необходимые вещи. Мика привстал с места и подкинул в огонь одну из последних оставшихся у нас коряг. Он тёр слипающиеся глаза, встряхивал ушами, разгоняя зевоту, но тоже не пытался уйти спать. Слишком хороша была ночь в лесу у самого берега водохранилища, на котором мы отдыхали сегодня днём, чтобы тратить её на сон. Особенно по контрасту с шумом и гамом Осеннего Бала (почему он назван именно Балом я так и не поняла, — в ходу там были исключительно народные танцы). Особенно если учесть, что во время сожжения соломенного чучела к нам подошла пара импозантных мужчин (условно) азиатского и латиноамериканского типа внешности, в которых я с некоторым напряжением признала обоих Микиных родителей. Они одинаково церемонно раскланялись и со мной и с собственным сыном и выразили желание видеть его у себя. Что же касается меня, мне также было высказано желание познакомиться с моей семьёй. Почему-то оно показалось мне угрожающим. И зря я, наверное, высказала эту мысль вслух, а заодно и соображения по поводу неспособности таких несимпатичных субъектов дать своему ребёнку нормальное воспитание, но в этом были виновата исключительно та последняя пара бокалов шипучки, которую я выцедила непосредственно перед встречей. Хорошо хоть Мика это понял и не стал сильно обижаться, зато принялся перечислять преимущества собственного образования, в число которых затесалась «способность некоторое время выживать вне антропогенной среды». Слово за слово и вот мы уже в лесу, а в котелке (припрятанном нашими предшественниками под валежником) булькает что-то вроде грибного супа. Кстати ничего так получилось, вполне съедобно.

— Может пойти уже спать? — я спрятала в плече широкий зевок.

— Невежливо будет. У нас всё-таки гости, — Мика развернул, на сколько можно назад длинные уши и довернул кончики так, что они смотрели точно ему за спину.

— А к нам кто-то пришёл? — я развернулась в ту же сторону. От толстого, прямого как корабельная мачта соснового ствола отделилась тень и шагнула к освещённому кругу. Блики огня тускло прошлись по матовой, зеленовато-серой чешуе.

18

— Не помешаю? — с антропоморфного тела стекла чешуя, и наш пришелец оказался всего лишь Дэном — старым Микиным знакомцем. Он присел на корточки рядом с нами и вытянул руки к огню. Да, в промозглой сырости раннего утра, когда едва проснувшийся ветер доносит с близкого водохранилища лёгкий тинный запах, огонь — главный друг человека.

— Да нет, — Мика поправил неаккуратно лежащее в костре бревно — вверх взвился ещё один сноп искр. — У тебя что-то срочное? Не просто же так ты нас разыскивал, я ведь немало сделал, чтобы на несколько часов исчезнуть со всех «радаров».