Кто будет президентом, или Достойный преемник
Шрифт:
Константин Дмитриевич покачал головой:
— Нет. Врачей Мохов недолюбливает. Предпочитает лечить свои болячки сам.
Турецкий усмехнулся:
— Знаю я, как такие господа лечат стрессы. Водкой или вискарем. Было время, сам так лечился.
— А сейчас? — тихо спросил Константин Дмитриевич.
— Что? — не понял Турецкий.
— Сейчас как лечишься?
— Никак. Сейчас я здоров. Ну или почти здоров, — нехотя добавил Александр Борисович, с момента своего ранения на корню пресекавший все попытки влезть ему в душу. — А почему ты спрашиваешь?
— Ну не зря же я тебя сюда пригласил, —
— Вот как? — усмехнулся Турецкий. — А я думал, просто хочешь посоветоваться. Ну тогда давай, выкладывай. Чего ты от меня ждешь?
Меркулов немного помедлил, обдумывая, с чего начать, затем сказал:
— Мохов позвонил мне вчера вечером. Просил разобраться во всей этой истории.
— Он решил привлечь Генпрокуратуру? — изумился Турецкий.
— Нет, не совсем. Вернее, совсем нет. Это был частный звонок и соответственно частная просьба. Мохов считает, что мы с ним приятели. И в общем, имеет для этого все основания. Лет десять назад он здорово помог мне в одном деле. Дал информацию на одного местного мафиози, которого мы никак не могли прищучить. Ниточки тянулись в Москву, ну и…
Меркулов пожал плечами, давая понять, что говорить тут, в общем, не о чем.
— Вернемся к нашим баранам, — сказал он после паузы. — Мохов сказал, что хочет расследовать все в частном порядке, без огласки и так далее. Но своим людям после всего, что произошло, не слишком доверяет. Попросил меня порекомендовать ему частное агентство «с репутацией». Я порекомендовал «Глорию» и тебя лично. Я правильно сделал?
— Смотря по тому, сколько этот тип готов заплатить, — сухо сказал Турецкий.
— Платит он хорошо.
— Насколько хорошо?
Меркулов взял карандаш, нацарапал на листке со статьей несколько цифр и повернул листок к Турецкому. Тот глянул на цифры и присвистнул:
— Расходы включены?
Меркулов покачал головой:
— Нет. Расходы идут отдельной статьей. — Он снова взялся за карандаш, нацарапал еще одну цифру. — В день, — прокомментировал Константин Дмитриевич начертанное. — Кроме того, если появятся дополнительные расходы, он готов их оплатить.
— Щедрый дядя. Видно, очень сильно хочет стать Президентом.
— Иначе бы не ввязался в это дело, — сказал Константин Дмитриевич.
— Почему ты связался со мной, а не с Плетневым? Он оперативнее… на ногу.
— Но на место поедешь ты, — парировал Константин Дмитриевич. — Плетнев и прочие — хорошие парни, но они всего лишь оперативники. А я дал Мохову слово, что порекомендую ему настоящего следователя. Парни пусть будут на подхвате, а степень участия и соответственно долю каждого определите сами. — Меркулов пожал плечами. — По-моему, все логично.
— Да, логика железная, — дернул уголком рта Турецкий.
— Так ты согласен? — прямо спросил Меркулов.
— Гм…
— Сань, давай без твоих ужимок. Мохов ждет ответа. Думаю, помощники сейчас прячут от него бутылку и добавляют ему в чай успокоительное.
— Вообще-то я получил предложение прочесть курс лекций в одном американском колледже, — раздумчиво проговорил Александр Борисович.
— Я в курсе, — кивнул Меркулов. — Разведка уже доложила. Но, если не ошибаюсь, у тебя в запасе есть целая неделя.
— Думаешь, этого хватит? — прищурился Турецкий.
— Для
такого профессионала, как ты, да.Александр Борисович улыбнулся:
— Умеешь ты убеждать, Константин Дмитриевич. Что ж, пожалуй, я возьмусь за это дельце.
— Думаю, не будет, — сказал Меркулов. — У вашего агентства уже несколько месяцев нет денежных дел.
— Возможно, ты прав. Слушай, ты что-то начал рассказывать про какое-то давнишнее дело… Про помощь, которую оказал тебе Мохов сто пятьдесят лет назад.
— Не думаю, что об этом стоит рассказывать, — сказал Меркулов.
Однако Александр Борисович Турецкий придерживался другого мнения.
— Это может быть важно. Так на кого тогда накапал Мохов?
— Айрат Кашапов по кличке Татарин, — ответил Меркулов. — Помнишь такого?
— Припоминаю, — кивнул Александр Борисович.
Он и в самом деле вспомнил Татарина. Лет десять назад тот был опасным человеком, и, чтобы выступить против него, требовалось большое мужество. Если, конечно, Мохова хорошенько не прижали. Или если он сам не вознамерился прибрать к рукам «бизнес» Татарина. Хотя… Мохов вроде бы всегда старался играть по правилам. В беспределе, по крайней мере, он замечен не был.
— Авторитетный был товарищ. И дело было громкое. Он еще сидит?
— Угу. Два убийства с отягчающими. Еще лет пять будет вшей кормить — и это в лучшем случае.
— Он еще имеет какое-нибудь влияние?
Константин Дмитриевич покачал головой:
— Вряд ли. Насколько я знаю, Татарин на зоне скис. Отошел от дел, увлекся религией, стал выращивать цветы в горшочках и тому подобное. Сейчас всем заправляют молодые, стариков отправили «на пенсию».
— Ясно. Мохов уже что-нибудь предпринял?
— Уверен, что да. Но результатов никаких. Знаешь, Сань, желательно выехать туда сегодня вечером. Мохов все утро обрывал телефон, все спрашивал — когда. Горит у мужика.
— Ну, если горит — потушим, — сказал Турецкий и вмял окурок в блюдце.
ИЗ ДНЕВНИКА ТУРЕЦКОГО
«Забавно все-таки устроен мир. Вроде и без семьи человек чувствует себя хреново, волком воет от одиночества. Но и семья иногда — довольно поганая вещь для его нервной системы. При том, что мне еще повезло с женой (пишу это без всякой иронии, на полном серьезе). А каково мужикам-бедолагам, которых с души воротит от вида собственной жены? Я таких знаю. Домой после работы не спешат, околачиваются все вечера подряд в спортбарах. Хорошо еще, если дети есть, без них вообще труба.
Вот, скажем, вчера вечером моя благоверная мне заявляет: «Шура, мне кажется, ты должен принять это предложение. Ты накопил достаточно опыта, чтобы поделиться им с молодежью». Какой из меня, к чертям собачьим, учитель? Чему я их научу?
Благо бы еще наши парни и девчата, с ними я, пожалуй, мог бы найти общий язык, но американцы… Что у них в головах? Ганнибал Лектер и агент Кларисса Старлинг? Молчание ягнят и ворчание ветчины? Они ж на своих дешевых боевиках воспитаны. Настоящая жизнь покажется им серой и скучной, пока эта самая жизнь не стукнет их по головам и вдруг выяснится, что жизнь — штука довольно страшная и дерьма в ней гораздо больше, чем крови цвета томатного сока.