Кто нашел, берет себе

«По крайней мере я на это надеюсь, — думает он. — Господи, очень надеюсь».

38

Моррис Беллами сворачивает на Сикомор-стрит. Он понимает, что его жизнь стремительно катится в пропасть. Все, что у него есть, это несколько сотен украденных долларов, украденный автомобиль и необходимость заполучить записные книжки Ротстайна. И еще кое-что: у него есть убежище, где он может на время затаиться, и читать, и наконец-то выяснить, что случилось с Джимми Голдом после того, как рекламная кампания «Даззи-Ду» вознесла его на самую вершину огромной кучи рекламного дерьма и оставила там с пригоршней Золотых баксов. Моррис понимает, что это безумие, поэтому он скорее всего безумец, но это все, что у него есть, и этого достаточно.

— Безумие ни хрена не значит, — говорит Моррис Беллами. — Безумие ни хрена не значит. Ничто ни хрена не значит.

Вот правила, по которым следует жить.

39

— Билл, — говорит Джером, — неприятно, конечно, но я думаю, что наша пташка улетела.

Ходжес вырывается из своих мыслей, когда Джером проезжает по Гавенмент-сквер. На скамьях сидит немало людей — читают газеты, болтают, пьют кофе, кормят голубей, — но среди них нет подростков ни мужского, ни женского пола.

— За столиками в кафе его тоже не видно, — докладывает Холли. — Может, он зашел внутрь за чашкой кофе?

— В такой ситуации ему не до кофе, — отвечает Ходжес и ударяет кулаком по бедру.

— Автобусы в Норт-Сайд и Саут-Сайд проходят через площадь каждые пятнадцать минут, — говорит Джером. — Окажись я на его месте, не смог бы сидеть и ждать, пока кто-то приедет за мной. Попытался бы что-то сделать.

В этот момент звонит мобильник Ходжеса.

— Подъехал автобус, и я решил не ждать, — сообщает Пит. Он заметно успокоился. — Я буду дома, когда вы приедете. Мне только что позвонила мама. Они с Тиной в порядке.

Ходжесу эта фраза не нравится.

— А что с ними может случиться, Пит?

— Этот тип с красными губами знает, где мы живем. Он говорил, что раньше жил в том же доме. Я забыл вам сказать.

Ходжес оглядывается:

— Сколько нам ехать до Сикомор-стрит, Джером?

— Минут двадцать. Может, меньше. Если бы я знал, что парнишка поедет на автобусе, я бы не сворачивал на Центральную магистраль.

— Мистер Ходжес? — спрашивает Пит.

— Слушаю тебя.

— С его стороны будет глупо идти ко мне домой. В этом случае ему уже не удастся меня подставить.

Логично.

— Ты сказал им запереться и не выходить?

— Да.

— Ты его описал?

— Да.

Ходжес понимает: позвони он копам, мистера Красногубого как ветром сдует, и судьба Пита будет зависеть от выводов криминалистов. Кроме того, возможно, ему с напарниками удастся приехать туда раньше.

— Скажи ему, пусть позвонит этому типу, — говорит Холли. Наклоняется к Ходжесу и кричит: — Позвони и скажи, что передумал и готов отдать записные книжки!

— Пит, ты слышал?

— Да, но я не могу. Я даже не знаю, есть ли у него мобильник. Он звонил мне из магазина. У нас, знаете ли, не было времени обменяться телефонами.

— Хреново, — сообщает Холли, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Ладно. Позвони мне, как только придешь домой и убедишься, что все в порядке. Если не дашь о себе знать, мне придется позвонить в полицию.

— Я уверен, у них все…

Но на этом разговор заканчивается, потому что Ходжес отключает телефон и наклоняется вперед.

— Прибавь, Джером.

— Как только смогу, — отвечает он, указывая на блестящую хромом улицу, по три ряда в каждую сторону. — После развязки помчимся как ветер.

«Двадцать минут, — думает Ходжес. — Двадцать минут максимум. И что может случиться за двадцать минут?»

Он знает ответ по своему горькому опыту: очень многое. Жизнь и смерть. И сейчас ему остается только надеяться, что эти двадцать минут не будут преследовать его в кошмарных снах.

40

Линда Зауберс пришла в маленький кабинет мужа, чтобы там подождать Пита. Ноутбук Тома стоит на столе, и она раскладывает пасьянс. Она слишком расстроена, чтобы читать.

Разговор с Питом совершенно выбил ее из колеи. Кроме того, она боится, но не какого-то жуткого злодея, рыскающего по Сикомор-стрит. Боится за сына, который, несомненно, верит в этого злодея. Все начинает складываться воедино. Его бледность и потеря веса… эти дурацкие усы, которые он пытался отрастить… возвращение угрей и долгие периоды молчания… теперь многое становится понятным. Если у него еще нет нервного расстройства, то он уже на грани.

Линда встает и смотрит в окно на дочь. Тина в своей лучшей блузке, желтой, воздушной, и, конечно, незачем садиться в ней на грязные качели, которые уже давно пора выкинуть. У Тины раскрытая книга, но едва ли Тина читает. Она выглядит измученной и грустной.

«Просто кошмар, — думает Линда. — Сначала Том получает такие тяжелые увечья, что остается хромым до конца жизни, теперь наш сын видит монстров в тенях. Эти деньги — не манна небесная, а кислотный дождь. Может, ему просто надо излить душу. Рассказать всю историю о том, откуда взялись деньги. И как только он это сделает, начнется выздоровление».

А пока она выполнит все его просьбы. Позовет Тину в дом и запрет двери. Это не повредит.

За спиной скрипит половица. Линда поворачивается, ожидая увидеть сына, но это не Пит, а мужчина с бледной кожей, редеющими седыми волосами и красными губами. Это человек, которого описывал ее сын, тот самый жуткий злодей, и прежде всего она ощущает не ужас — абсурдно сильное облегчение. Все-таки у ее сына нет никакого нервного расстройства.

Потом она видит пистолет в руке мужчины, и ужас приходит, яркий и жгучий.

— Должно быть, вы мама, — говорит незваный гость. — Явное семейное сходство.

— Кто вы? — спрашивает Линда Зауберс. — Что вы здесь делаете?

Незваный гость — он стоит в дверях кабинета ее мужа, а не живет в воспаленном разуме сына — бросает короткий взгляд в окно, и Линде приходится подавить крик: Не смотрите на нее.

— Это ваша дочь? — спрашивает Моррис. — Хорошенькая. Мне всегда нравились девочки в желтом.

— Что вам нужно? — спрашивает Линда.