Кто не верил в дурные пророчества
Шрифт:
В другом заключении – психиатрической экспертизы – утверждалось, что оба подозреваемых психически здоровы, адекватно реагируют на окружающую действительность и не находятся в состоянии гипнотического транса.
Из всего этого следовало, что в середине двадцатого века какой-то малоизвестный физик, действуя в одиночку, создал машину времени, которую после этого никто в мире (!) за пятьдесят лет (!!) не смог повторить. И обманул при этом мощнейшую государственную машину – СССР!!!
В последнее Лисицын не мог поверить никак. Он был скорее готов допустить, что наша разведка проморгала соответствующие разработки в США, и там создали
Лисицын позвонил Шевченко.
– Валентин Григорьевич, зайди ко мне, обмозгуем, что у нас получается, – сказал он, когда майор взял трубку.
Шевченко появился через несколько минут.
– Садись, – сказал полковник. – Сейчас распоряжусь насчет кофе.
Он распорядился и вернулся к бумагам.
– Итак, психология у меня здесь, – полковник похлопал ладонью по стопке бумаг на столе. – Что у материаловедов?
– Самое характерное – заклепки. Они дают именно время сборки самолета, а не возраст отдельных деталей. Срезали около сотни штук. Получается, что самолет собран максимум два года назад, – сказал Шевченко, открывая принесенную с собой папку. – Но, что характерно, электроизоляционные и вообще неметаллические материалы – свойственные именно сороковым-пятидесятым годам: эбонит, бакелит, дельта-древесина…
– Ты скажи прямо: сорок девятый год постройки исключается?
– Не исключается, если допустить, что они перенеслись во времени.
Лисицын поморщился.
– Что ты заладил: если допустить, если допустить? А ты не допускай!
– Можно и не допускать, но и отвергнуть совсем тоже нельзя. Их версия наилучшим образом объясняет все.
– Естественно! Они же старались, чтобы объясняла. А что ты скажешь о принципе причинности?
– Принцип причинности, Евгений Петрович, идет из философии. А философия, я считаю, – не наука.
– Однако!.. А что говорит твоя наука физика?
– Интересная гипотеза. Особенно насчет многомерного времени. И против расчетов не могу ничего сказать.
– Ты как это себе реально представляешь – многомерное время?
– А современная физика редко имеет дело с предметами, которые можно реально представить. Она больше строится на расчете, чем на представлении. И потом, Завадский говорит, что нет противоречия между путешествиями во времени и принципом причинности.
Адъютант принес кофе.
– И ты веришь его россказням о начальном расположении частиц или о взрыве бумажки на станции Собакевичи? – спросил полковник, размешивая сахар в чашке.
– Взрыв в Собакевичах был, я запрашивал в архивах. Остальные детали сейчас, конечно, не выяснить. Большинство материалов уничтожено еще в сорок девятом году, живых свидетелей не осталось… А вы видели заключение дактилоскопической экспертизы? – спросил Шевченко.
– Нет.
– Отпечатки всех пальцев Маркова были в картотеке. Соответствуют полностью. Отпечатки пальцев Завадского снимались уже после исчезновения самолета, с предметов в квартире, того аппарата в кухне. То есть стопроцентной гарантии, как в случае, когда пальцы снимают с человека непосредственно, нет. Но опять же все соответствуют. Учтите, что и фотографии в личных делах полностью соответствуют.
– Вот фотографии-то как раз не должны соответствовать. Пятьдесят лет ведь прошло.
– Для нас пятьдесят
лет. Для них – час.– Опять ты… Черт знает что – эта твоя экспертиза! Как такое можно подделать? Ну, фотографии, но пальцы-то… – Полковник вытащил из вороха бумаг на столе заключение медиков. – Возраст пилота около тридцати пяти лет, профессора – около шестидесяти. По данным из личных дел Завадский родился в 1893 году, Марков – в 1916-м. – Он достал калькулятор, начал считать, пробормотал: "А если сбросить пятьдесят лет?" – снова нажал кнопки. Потом бросил калькулятор в ящик стола, обернулся к Шевченко и твердо, как Станиславский, сказал:
– Не верю! По собственному опыту скажу: чем лучше версия подозреваемых объясняет все на свете, тем скорее она – вранье.
– А какова ваша версия, Евгений Петрович?
– Какова моя версия? В какой-то стране, названия которой я пока не знаю, но догадываюсь, подобрали двух агентов, максимально похожих на Маркова и Завадского. Фотографии они как-то добыли – это не так сложно. Возможно, сделали им пластические операции для полного сходства. Медики проверяли их на этот предмет?
– Такой вопрос перед медиками не ставили, – ответил Шевченко.
– А надо было поставить… Они вылетели откуда-то, нейтрализовали наши РЛС своей установкой, долетели до Кунгура, а там или она отказала, или в их задание входило ее выключить.
– Но ведь вы же знаете, что установка не для этого.
– Откуда? Со слов Шерхебеля? Я теперь вполне допускаю, что и он врал. А если не врал – для чего она? Кто-нибудь знает? Для путешествий во времени? Опять же со слов этого так называемого профессора Завадского, которому верить у меня пока нет никаких оснований.
Шевченко помолчал, потом сказал:
– Есть способ проверить слова Завадского…
– Предложить ему продемонстрировать работу своей машины? Думаешь, я не предлагал? Юлит и выставляет условия в расчете на то, что окажутся для нас неприемлемыми.
– Мне так не показалось.
– Ты знаешь, что он ответил, когда я предложил ему прогуляться в прошлое лет на пять-шесть? Заявил, во-первых, что надо строить другую машину – эта, видите ли, может только в будущее…
– Вполне возможно, – вставил Шевченко.
– …И потребовал таких энергоресурсов – весь годовой бюджет управления уйдет на эту прогулку! Как тебе?
– Мне он говорил примерно то же. А как насчет небольшого броска в будущее? Скажем, на месяц-другой.
– Тоже не лучше. Момент выхода он берется определить с точностью плюс-минус две недели, место выхода – вообще туман. Получается, что для этого эксперимента надо на месяц закрыть воздушное пространство, причем непонятно еще, на какой территории. Кто на это пойдет?
Шевченко молчал. Полковник поставил на поднос пустую чашку и неожиданно спросил:
– А что, Валентин Григорьевич, может, вколоть им чего надо, они и расколются?
Шевченко внимательно посмотрел на полковника и неожиданно жестко ответил:
– Против этих методов, Евгений Петрович, я буду категорически возражать.
– Это почему же?
– Потому что после "чего надо" возможны необратимые психические сдвиги у пациентов.
– Ну, съедут с катушек – кому они нужны? Разве только тем, кто их послал, – ты о них беспокоишься?
Шевченко посмотрел на полковника еще внимательнее, понял, что не стоит объяснять ему разницу между человеком и кроликом, и сказал совсем не то, что собирался: