Кто не верил в дурные пророчества

Сидя в машине, полковник позволил себе расслабиться: вторая встреча с членкором определенно стоила ему меньших усилий и нервов, чем первая, в пятницу на прошлой неделе. А предыдущая поначалу так тяжело давалась полковнику потому, что она, собственно, тоже не была первой. Первая состоялась двенадцатью годами раньше, когда Замятин заканчивал аспирантуру, а Лисицын был подполковником.

Замятина вербовали, но не очень успешно. Поймать, как обычно, на аморалке не вышло, да и год был, слава богу, восемьдесят девятый, и фразу "Секса у нас нет" успело уже обыграть большинство юмористов, иные и не по одному разу. Тогда Лисицын решил поговорить с ним сам. Он не стал взывать к патриотическим чувствам Замятина – у того с подполковником были разные представления о патриотизме, – а просто напомнил аспиранту о его научной карьере и о имеющихся еще у Конторы возможностях ее испортить.

– Знаете, гражданин подполковник, – ответил Замятин, – вы меня ставите в безвыходное положение, но лучше вам этого не делать.

– Но почему же "гражданин", а не "товарищ подполковник"? – спросил Лисицын как можно задушевнее.

– Тренируюсь. Привыкаю заранее. Или вам больше нравится "господин подполковник"? – съерничал аспирант. Обращение "господин" начало входить в употребление недавно, Лисицына от него не коробило даже, а перекашивало. – Я, конечно, никуда от вас не денусь и на все соглашусь, только вы с этого ничего не поимеете. Во-первых, вам придется проверять и перепроверять всю информацию, какую вы получите от меня.

– Это почему же?

– Потому что ваши цели для меня сомнительны, а методы однозначно неприемлемы. Вы для меня враг. Что плохо для вас, то хорошо для меня. – Лисицын внимательно посмотрел на Замятина. Тот уже не ерничал. – Причем я же не дурак, каким вы меня, вероятно, считаете. Или не считаете. Сливать вам примитивную дезу я не буду, а буду это делать так, чтобы в случае чего прикинуться шлангом: ничего не знаю, как слышал, так и вам передал, за что купил, за то продаю. Придется вам все проверять из независимого источника. Причем, возможно, из такого же. А что-то вы и проглотите…

Подполковник не знал, что ответить. Так откровенно с ним никто еще не разговаривал. А Замятин продолжал:

– А я тем временем буду готовить вам очень крупную гадость. Приму меры, чтобы обезопасить своих близких, может быть, даже и себя. И, когда решу, что пора…

– Ну, Александр Сергеевич, неужели мы позволим?

– Вы недооцениваете загнанного в угол обывателя, как противника. Знаете, что делает заяц, который не может уйти, скажем, от собак? Например, зажмут в каком-нибудь углу между двумя глухими заборами.

– Нет. А что он делает? – Лисицын правда не знал, он был рыбак, а не охотник.

– Падает на спину и отбивается задними лапами. У него же лапищи – ого! И когти, чтоб отталкиваться при беге. Какой-нибудь дуре-собаке может брюхо разодрать. Или охотнику тулупчик… Хотя ситуация для него, в общем, безнадежная, несмотря на когти и лапы. Что они против ружья?.. Может быть, мои меры никого и не спасут, но гадость я вам сделаю, это я обещаю. Вы потом, как тот охотник, не раз еще подумаете, стоило ли связываться с этим зайцем.

– Ну, хорошо, Александр Сергеевич, что вы предлагаете?

– Я? Вам? Ничего. Это вы мне предлагаете. Собственно, у вас сейчас две возможности: либо я вам подписываю вашу цидулю, и будет, как я сказал; либо мы расстанемся и оба забудем об этом разговоре. Решать вам…

Лисицын молчал.

– Ну, давайте бумагу, – сказал Замятин.

Лисицын помолчал еще несколько секунд, борясь с желанием протянуть аспиранту заготовленную подписку, потом ответил:

– Бог с вами, Александр Сергеевич, зачем доводить до таких крайностей? Мы вас идиотом не считаем – так и вы нас, пожалуйста, не считайте. Мы же понимаем, что человек, сотрудничающий с нами за идею, сделает больше и лучше, чем за страх.

Потом Лисицын некоторое время считал своей ошибкой то, что он оставил этот разговор без последствий: не сорвал, например, аспиранту Замятину А. С. защиту кандидатской диссертации, или последующее его назначение завлабом, или какую-нибудь из заграничных командировок. А еще позже решил, что в той ситуации вообще неизвестно, какие действия не были бы ошибкой.

Когда полковник пришел к необходимости консультироваться у Замятина, ему одновременно страшно не хотелось встречаться с членкором и в такой же степени – поручать этот разговор кому-либо еще. Он хотел сам задать вопросы и получить на них ответы. При передаче информация всегда искажается, самый добросовестный посредник аккуратно передаст содержание, но неизбежно потеряет акценты и интонации.

В конце концов полковник все-таки поехал в институт сам.

– Здравствуйте, Евгений Петрович! С повышением вас! – такими словами встретил членкор полковника. Руки не протянул. Лисицын заставил себя не придавать этому значения: мало ли как это принято среди научной интеллигенции?

– Спасибо, Александр Сергеевич, вас также! – ответил полковник, садясь в предложенное кресло.

– Чем обязан на этот раз?

Лисицын внимательно прислушивался к словам Замятина. Подвоха в его вопросе он не услышал, поэтому просто изложил суть дела, отдал членкору документы и задал два вопроса, на которые хотел бы знать ответы.

Замятин выслушал полковника, задал несколько уточняющих вопросов, записал кое-что в блокноте и обещал ответить в понедельник в десять часов.

– Вас устроит такой срок, Евгений Петрович? Раньше, к сожалению, вряд ли, а в выходные я посижу над вашей задачей.

Лисицына этот срок не устраивал, надо было быстрее, но он ответил:

– Устроит, Александр Сергеевич.

26

– Так вот, Евгений Петрович, по первому вашему вопросу: возможен ли грозовой разряд с такой энергией, что превратит в пыль самолет массой семьдесят тонн? Энергия разряда подчиняется нормальному закону распределения – по крайней мере, это общепринятая модель, – который в предельном случае допускает сколь угодно большие величины, правда, с очень малой вероятностью. В действительности, конечно, это не совсем так, но, исходя из оценок энергии и доступных статистических данных, – молния такой силы возникает приблизительно в одном случае из пяти-восьми миллионов.

– Это ничего мне не говорит, Александр Сергеевич. Много это или мало, следует ли считаться с такой вероятностью?

– И мало, и в то же время много. Если бы на дорогах одно ДТП приходилось на пять миллионов поездок, – это была бы совершенно фантастическая, недостижимая на сегодняшний день степень безопасности. С другой стороны, вероятность отгадать шесть номеров из сорока пяти – один шанс на восемь миллионов с небольшим. Так ведь играют и, бывает, отгадывают… Теперь по второму вопросу, о возможности перемещения материальных тел во времени: нет, нет и еще раз нет. Любые подобные перемещения противоречат принципу причинности. Да бог с ним, с этим принципом, его философы придумали, – современная физика также не допускает никаких перемещений во времени, кроме того единственного способа, которым весь мир перемещается из прошлого в настоящее и дальше – в будущее.

Полковник молча протянул директору института тоненькую папку с материалами следственного эксперимента. Здесь было не все, только наиболее существенное, и выводы. Он специально, ожидая подобного ответа, не отдал папку Замятину при предыдущей встрече.

– Что это? – спросил директор.

– Почитайте. Здесь немного. Я не стал сразу вам отдавать это, чтобы услышать непредвзятое мнение.

Замятин пробежал глазами три подшитых в папке листа, вернул их полковнику и, помолчав полминуты, сказал: