Кто правит миром

И добавлю, что никому еще не удавалось обмануть, обойти, перехитрить кредиторов, только однажды в истории человечества это сделал французский писатель африканского происхождения А. Дюма [94] , за что ему и поставлен памятник в столице Франции, городе Париже.

Что же касается племянника княгини Тверской, то ему это было не под силу. Кредиторы прекрасно знали и о существовании Поленьки, и о ее нареченном женихе Александре, и о том, что именно им все до копейки оставит Старуха перед тем, как покинуть этот не лучшим образом устроенный мир, который она, Старуха, все-таки устраивала в меру сил по своему разумению и желанию – и уж кто-кто, а она не допустит, чтобы отпрыску проходимца-полячишки, ловко поживившегося около нее, досталось бы что-нибудь по ее доброй воле.

94

А. Дюма –  Александр Дюма-отец (1802 – 1870), французский писатель.

И когда Станислав Пржибышевский пытался пустить кредиторам пыль в глаза, этим опытнейшим и осторожнейшим людям, выставляя себя наследником несметных богатств Старухи, – той самой княгини Тверской, которая ни разу не бывала в Петербурге, но с которой считалась, как говаривали знающие люди, сама императрица Екатерина II, Старухи, которая на дух не переносила ни немцев, ни немок [95] , ни поляков, Старухи, которая видела людей насквозь, как простое стекло, Старухи, которая была несокрушима и непобедима, – кредиторы вздыхали и разводили руками.

95

…ни немок… – княгиня Тверская, по-видимому, недолюбливала императрицу Екатерину II Алексеевну, ставя ей в укор частично немецкое происхождение.

Они складно и вкрадчиво говорили про тяжелое время, про голодные неурожайные годы, про дороговизну хлеба, и не отказывали, нет, откладывали до лучших времен – то есть до того, как уйдет Старуха, а Поленька и Александр, возможно, из жалости и выделят двоюродному братцу деревеньку в сотню душ – вот тогда да, тогда эту деревеньку и можно прибрать к рукам.

А пока… Пока кредиторы выворачивали карманы, демонстрируя настоящую торичеллиеву пустоту [96] , и конечно же, врали при этом безбожно, не желая рисковать, так как никто не верил, что Станиславу удастся хоть что-нибудь получить после Старухи.

96

…торичеллиеву пустоту… – то есть пустоту, обнаруженную в изобретенном итальянским физиком Эванджелистом Торичелли (1608 – 1647) барометре.

9. В НАДЕЖДЕ НА ХАРАКТЕР

Бабушка надвое гадала [97] .

Народное присловье.

Толстой же о возможностях Станислава Пржибышевского рассудил иначе. Да, Старуха не оставит нелюбимому племянничку ни полушки. Но Поленька вполне может разделить с ним наследство пополам – ведь каждому из них достанется тысяч по пятнадцать душ, да еще сколько деньгами! И Поленька с ее мягким характером вряд ли откажется поделиться, ведь права-то у них одинаковые – оба, племянник и племянница, от родных сестер.

97

Бабушка надвое… – Источник не установлен.

Это Старухе досадил мошенник-полячок, он увел у нее глупую сестру, а потом еще тащил, как мог, деньги, вот Старуха и разозлилась. А Поленька этого проходимца и в глаза-то не видела, и характером Поленька не в Старуху, добра, как ангел.

Толстому самому пришлось бывать в Москве у Тверских, он-то хотя и беспечен, но подумывал, как посерьезнее устроиться, не век же ему жить с заработков Павлуши. А как можно устроиться – только жениться. Толстой не считался завидным женихом, но тем не менее Толстые все-таки не из последнего разбора. И сам Илья Никитич – мужчина видный. Ни кола, ни двора, это да, верно, зато родни – пол-Петербурга и почитай вся Москва.

А женись он на Поленьке… Он бы женился на ней ради одних борзых. Толстой был заядлым охотником, хотя охотился только в гостях. Своя псарня оставалась для него вожделенной мечтой. Она была для него то же, что для Карла Долгорукова лаборатория по переделке олова в золото, только вот черти ему не помогали завести борзых, как Долгорукову превращать олово и медь в золото. А разбирался Толстой в борзых не хуже, чем Карл Долгоруков в металлах и всяких купоросах.

Борзых не заведешь в городе – тут нужно имение, и хорошее имение. Ах, какие в Тверской губернии леса! Но побывав с визитами у Старухи, Толстой почти сразу понял, что Поленька не по нем. Старуха видела всех насквозь – и самого соискателя богатого наследства, и всю когорту его тетушек.

И как прощелыге, тонконогому полячку удалось увести у нее сестру, уму непостижимо. Хотя, впрочем, можно догадаться, как: нашептывал, нашептывал, подлец, на ухо доверчивой девице всякие нежности вкрадчивым голосом – вот и преуспел. А Толстой-то и нежностей этих не знал, и голос-то у него – только борзых гнать, улюлюкать вместе с доезжачими, да и Поленьку хитрая Старуха не отпускала от себя ни на шаг, да и сама Поленька не очень-то прислушивалась к обольстительным речам.

Но Поленька хоть и не глупа, а все же характером не в Старуху, нет. Она уступит двоюродному брату половину наследства. И родных при ней – никого, кто мог бы отговорить. Разве что по линии Нелимовых…

Но тут ведь есть Павлуша… Павлуша был главным козырем Толстого, основной опорой всего замысла. Ведь Станислав, ничего не получив после тетки, вправе отсудить половину наследства. А если дело поведет Павлуша, то отсудит непременно. Поэтому Станислава можно смело обыгрывать в долг на пару миллионов. Не меньше. У Старухи одних крепостных душ миллиона на полтора.

10. КОГДА СОБЕСЕДНИКИ НЕ ПОНИМАЮТ ДРУГ ДРУГА

Вдруг закипит и сделаюсь без понятия [98] …

А. Н. Островский.

98

Вдруг закипит… – Цитата из первой сцены седьмого явления пьесы А. Н. Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын» (1871).

Карлу Долгорукову план не понравился. Он мог привести к скандалу и больше подходил для шулеров того самого игроцкого сообщества, от которого так жестко когда-то отмежевывался Карл Долгоруков. Он не боялся скандала и мнения света, но не хотел опускаться до мелких махинаций. Это ставило его в один ряд с людьми, на которых он смотрел свысока и с презрением.

Однако два миллиона – не маленькие деньги, и как раз они-то и могли многое решить… И если Толстой все устроит… Последнее время обстоятельства складывались одно к одному хуже и хуже и требовали денег. Больших денег. Годы шли, Карл Долгоруков старел, ему уже шестьдесят пять, хотя он и выглядел на сорок. Лаборатория поглощала все больше и больше, и как раз сейчас он очень близко подошел к результату – нужны только деньги.

И пора уезжать из России. Сколько ему, Карлу Долгорукову, остается на этом свете? И есть ли тот? Даже если тот свет и есть, то уж чего-чего, а лаборатории там нет… Нужны деньги, чтобы лет десять спокойно обдумать – что это такое, эта прошедшая, да, уже прошедшая жизнь. Десять лет где-нибудь в Швейцарии или Англии… И чтобы рядом никого, кто понимал бы, более того, сам не произносил бы ни слова по-русски.

Русская речь была единственным, что отвлекало Карла Долгорукова от высшего существования, опускало на землю и делало таким же человеком, как и все презираемые им люди.

И еще деньги, вернее, их отсутствие. Два миллиона Старухи, княгини Тверской… Карл Долгоруков хорошо знал Старуху и считал ее чуть ли не равной себе, уж больно крепка она. Да и живет, вон уж сто лет… Хотя какие там сто лет, все это сказки, Старухе лет семьдесят, не больше…

– Наследство княгини Тверской… – задумчиво проговорил Карл Долгоруков, еще раз про себя удивляясь коварному хитроумию простака Толстого, потомка того самого графа, удушившего подушкой царевича-сына, чтобы выслужиться перед царем-отцом, – она еще, может, нас переживет. Это она только с виду – древняя старуха.