Кто правит миром

А чтобы столица не осталась без судебной власти, Мопу собрал новый Парламент, во всем послушный королю. Но к тому времени и Парижский парламент, и двенадцать других парламентов в крупнейших городах Франции уже представляли из себя мощное, вековое сословие судейских чиновников. Они отказались подчиняться «Парламенту Мопу» и это, как пишет современник, «привело в волнение всю страну, горячо вступившуюся за них». А «Парламент Мопу» стал «предметом всеобщего презрения и постоянных насмешек».

Однако короля Людовика XV побаивались и потому приходилось терпеть и самого Мопу, и его Парламент.

Когда на престол взошел внук Людовика XV, молодой король Людовик XVI, он восстановил в правах старый Парламент, а канцлера Мопу отправил в ссылку в его собственное имение. Первый министр короля граф Морепа [60] уверял монарха, что народ и Парламент не забудут королевской милости.

Народ не сразу проявил свою благодарность, а Парламент, чувствуя себя победителем в борьбе с королевской властью, делал все, что только мог, чтобы помешать королю во всех его начинаниях. Парламент горой стоял за старые привилегии, король хотел отменить их, чтобы заткнуть дыры в государственной казне и не соглашался на введение новых налогов, с помощью которых можно бы было ее, эту казну, хоть как-то пополнить. Парламент видел, что король добр, не жесток и, следовательно, слаб, и как писал все тот же вездесущий и всевидящий современник, «послышался шепот о свободе и республике, умы уже прониклись идеей равенства…»

60

Морепа… – Жан-Фредерик-Фелиппо, граф Морепа (1701 – 1781), с 1774 года первый министр короля Франции Людовика XVI. В ранней молодости он достиг министерских постов еще при короле Людовике XV, блистал живым умом, проявлял интерес к наукам, организовал несколько экспедиций – на экватор и в Северно-Ледовитый океан для измерения меридианов, но легкомысленно лишился своего положения за злую эпиграмму на маркизу Помпадур (1721 – 1764). Уверения, что эпиграмму ему приписали его враги, не помогли и Морепе пришлось уехать в ссылку в собственное имение Поншартрено, где он продолжил писать эпиграммы и песенки. «Он насочинял их столько, что хватило на три тома, которые он назвал своими мемуарами», – недовольно заметил великий А. Дюма-отец (1802–1870), который, как известно, любил под горячую руку страницами вписывать разного рода мемуары в свои романы (что, впрочем, их ничуть не портило, а даже, наоборот, придавало интерес и заметно увеличивало объем и, само собой разумеется, гонорары, до которых Дюма – как всякий писатель – был великий охотник) – и тут его легко понять, три тома, написанные стишками, ни к черту не годными, и это называется мемуары!

Несмотря на свое сочинительство, Морепа был в чести у наследника, сына Людовика XV, дофина Луи Фердинанда, известного святоши. Луи Фердинанд, страдая чахоткой, так и не дожил до восшествия на престол. Это пришлось сделать его сыну, Людовику XVI. Отец завещал ему «превыше всего знать страх Божий и любовь к религии». И, кроме того, передал небольшой ларчик, о котором русский посол в Париже князь Иван Сергеевич Барятинский, отвлекаясь от превратностей своей нелегкой семейной жизни, писал в далекий Санкт-Петербург: «А покойный дофин, отец нынешнего короля, при кончине своей поручил епископу Верденскому маленький запечатанный ларчик с завещанием никому его не отдавать, кроме ныне владеющего короля, однако не прежде восшествия его на престол. Покойный король, сведав о сем, требовал у помянутого епископа сего ларчика, однако он в том отказал, и никакими угрозами не могли его склонить на то, чтоб нарушил данное ему от дофина завещание. Спустя некоторое время епископ умер. При смерти своей поручил он означенный ларчик брату своему, называемому Николай, который теперь первый президент Счетной камеры, с подтверждением ему дофинова завещания. По скончании короля на другой же день упомянутый Николай поехал в Шуази и вручил сей ларчик новому королю. Утверждают, что в оном найдено собственноручное дофиново наставление нынешнему королю о правлении государственных дел и о выборе людей к оным, и в сем наставлении якобы граф Морепа означен первым человеком в государстве».

Так в 1774 году граф Морепа, известный находчивостью и остроумием, которого при дворе называли «шустрым старичком» – ему уже было под восемьдесят, а одна из любовниц короля Людовика XV дала ему приклеевшееся прозвище «Негодяйчик», стал первым министром доброго и полного надежд осчастливить Францию Людовика XVI, прозванного Желанным.

Но А. Дюма-отец излагал эту историю иначе, так как обладал удивительной способностью знать о давно прошедших событиях больше даже непосредственных участников этих событий – он видел все происходившее когда-то, словно ожившую картину, многокрасочную и яркую, картину кисти Рубенса (1577 – 1640) и никак не Рембрандта (1606 – 1669). По поводу призвания Морепы А. Дюма живописал знаменитый случай со шпорой (знаменитый благодаря этому описанию).

Согласно этому описанию, пролив слезы по поводу того, что жестокий рок возложил на него королевскую корону, Людовик XVI, озабоченный тем, что он не умеет управлять страной, решил поручить это дело сведущему человеку. И такой человек был – его звали Жан-Батист Машо. Он занимал когда-то пост генерального контролера финансов. К его приходу финансовое положение было ужасным. Войны и огромные траты двора, расточительство госпожи Помпадур поставили страну на грань разорения. Но Машо отличался умом, энергией, ловкостью и предприимчивостью и имел просвещенный взгляд на вещи. Он облегчил налоги, ввел свободу хлебной торговли, предпринял ряд мер по улучшению земледелия и промышленности. Он придумал пятипроцентный налог на доход, который заставил платить всех, включая дворянство и духовенство. Но Машо был сторонником терпимости по отношению к протестантам. И более того, он провел закон, согласно которому монастыри и аббатства не могли увеличивать свои земельные наделы и даже хотел провести ревизию церковного имущества. Естественно, духовенство нашло способ повлиять на короля Людовика XV. И король, видя, что пустовавшая казна уже полна, нехотя отправил Машо в отставку. его наследник, Людовик XVI решил Машо вернуть – ведь казна опять была пуста и ее опять нужно было наполнить.

О, если бы Машо был возвращен! Крестьяне пахали бы землю, буржуа торговали, парламент прекратил бы интриги, дворяне и духовенство покорно платили бы налоги вместе со всеми, а король, не расточая деньги на фавориток, правил бы счастливой Францией!

Людовик XVI и хотел назначить первым министром Машо. Но об этом проведали его тетки – дочери короля Людовика XV, три старые девы, которых их отец называл Тряпка, Ворона и Пустомеля. Они были очень набожны. От своего духовника им было известно, что Машо – ужасный человек, а вот Морепа, несмотря на все свои эпиграммы и песенки, человек приятный во всех отношениях.

Однако король узнал, что тетки, которым он по своей доброте ни в чем не мог отказать, идут к нему с просьбой о назначении Морепы. Людовик XVI запер дверь, но тетки остались сторожить у двери. Их было трое, они могли спать по очереди, не покидая своего поста, чтобы подкараулить племянника и уговорить его отказаться от нечестивца Машо.

Через запасную дверь Людовик XVI призвал к себе верного пажа, написал своей королевской рукой всего несколько слов: «Немедленно приезжайте в Париж. Я назначаю вас своим первым министром. Людовик». Эту записку он вложил в конверт с надписью «Графу де Машо, в Арнувиль», отдал пажу и приказал скакать во весь опор. Потом подождал полчаса, чтобы паж мог умчаться как можно дальше и его было бы невозможно догнать, и только потом впустил к себе дрожайших тетушек. Выслушав все их увещевания, король развел руками – он только что послал депешу Машо, и если Машо ее получит, король не может отказаться от своего королевского слова. Вот если догнать гонца, тогда он, король, согласен поступить так, как этого требуют его любимые тетушки. Тетки короля со всех ног бросились на конюшню. Людовик XVI ликует – прошло так много времени, что его гонца уже не догнать!

Но, о судьба Франции! Уходя от короля, спускаясь по лестнице, паж зацепился за ступеньку и сломал шпору. Всего лишь шпору! Командующий королевской конюшней шевалье д’Абзак не позволил пажу выехать в таком виде. И пока сделали новую шпору, тетки короля ворвались на конюшню и отняли депешу. Они разорвали конверт и, прочтя написанное королем: «Немедленно приезжайте в Париж. Я назначаю вас своим первым министром. Людовик», вложили это послание в другой конверт, написали на нем «Графу де Морепа, в Поншартрено». И паж, уже при двух шпорах помчался совсем по другому адресу, и Франция погибла.

Она погибла не сразу. Явившись в Париж, Морепа удалил в ссылку ненавидимого всеми, угождавшего некогда фаворитке Людовика XV графине дю Барри канцлера Мопу, уговорил короля разогнать презренный всеми парламент Мопу и восстановить старый добрый Парламент, вызвав этим всеобщее ликование. Этот-то Парламент и бросит первый камень – нет, не в короля, а с горы, вниз, и камень этот покатится по склону, увлекая за собой ревущий камнепад, лавину, которая поглотит и Парламент, и короля, и всю старую добрую Францию.

Да, началось все с Парламента. И это видели и понимали многие, в том числе и русский посланник Барятинский, который писал своей императрице: «Если старый парламент будет восстановлен на прежнем основании, то полагают, что не только королевская власть будет уменьшена, но и может воспоследовать совершенная перемена формы правления, ибо когда старый парламент возьмет верх, то весь народ без исключения встанет на его сторону. Правда, трезвомыслящие люди надеются на благоразумие и искусство в делах графа Морепы, что он сумеет все так устроить, что и король сохранит свою власть, и парламент более нынешнего будет иметь полномочий».

То есть и волки будут сыты, и овцы целы. И устроит это славный, ловкий, изящный и остроумный негодяйчик Морепа! Но насытить волков при целых овечках не удавалось никому последние несколько тысяч лет – не получилось и у Морепы, которому, правда, не пришлось увидеть, что из всего этого вышло. В отличие от Машо, не получившего королевской депеши из-за сломанной А. Дюма шпоры, Морепа дожил до страшных дней террора, по нелепому недоразумению случайно попал в тюрьму, где и умер в 1794 году.

О, погоди, простодушный Людовик XVI, наследник сильных и жестоких сородичей Людовиков! Если умы уже прониклись, и кто-то прошептал слово «равенство», то шепот этот рано или поздно превратится в рев многоголового и многоголосого чудовища, кровожадного разъяренного зверя, имя которому народ!

II. В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ

1. МЕЧТЫ, И ПЛАНЫ, И ИНТРИГИ

Мечты, мечты [61] ,Где ваша сладость…А. С. Пушкин.

61

Мечты, мечты… – Строка из шестой главы романа в стихах А. С. Пушкина (1799 – 1837) «Евгений Онегин» (1823 – 1831).

Ну вот, с жадностью и трепетом внимающий страшным тайнам мой доверчивый читатель, прошло совсем немного времени, как я начал свое повествование – может, месяц, а то и всего пару недель, а события продолжаются своим чередом. Верховные масоны по-прежнему плетут свои коварные интриги и хитроумные заговоры, которые должны в конце концов доставить им власть над этим миром.

Оленька Зубкова, заполучив бриллианты, собранные гордыми и прекрасными полячками для спасения вольности своего беспокойного отечества, едет в Москву или уже в Петербург, где, по ее, сразу скажу, верным предположениям, рано или поздно появится Александр Нелимов, чтобы попасть в ее обольстительные сети.

Она однажды уже уловила его, но всего лишь на одну ночь, а поутру он все-таки сумел ловко выскользнуть из ее объятий – ведь Оленька еще так неопытна, и упустила его, но, конечно же, ненадолго, и, зная ее настойчивость, иногда доходящую до беспощадности, можно легко догадаться, что она еще завладеет им, как масоны властью над миром – ведь для Оленьки весь мир и заключен в ее Сашеньке.

Ну а сам он занят мыслями об отречении Анны [62] , с помощью которого он, конечно же, попытается изменить судьбу России, да что там России, и всего мира тоже. Уж очень большое значение может иметь эта бумага, если умело ею распорядиться.

62

Анна –  имеется в виду дочь царя Петра I Алексеевича (1672 – 1725), Анна Петровна (1708 – 1728).

Поэтому об отречении Анны неустанно размышляют и верховные масоны, и Соколович, оно не дает покоя и императрице Екатерине II, она думает о нем все ночи напролет, когда у Дмитриева-Мамонова [63] очередное теснение в груди и он по этой причине не посещает спальню императрицы.

Но никто не знает, где спрятано отречение Анны. А вот Александру Нелимову как раз известно, где оно находится. Оленька Зубкова поведала ему, что оно лежит в резной шкатулке старого майора Нелимова. Это Оленька считает его старым, сам же майор, хоть и передвигается с помощью костылей, так не думает и все еще питает надежду пустить отречение Анны в дело, хотя он и остался почти один из соратников князя Шумского, когда-то намеревавшегося с помощью этого отречения существенно подправить устройство Российского государства по своему понятию и разумению.

63

Дмитриев-Мамонов –  Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов (июль 1786 – июль 1789), и граф, и флигель-адъютант, нежнейший друг императрицы Екатерины II Алексеевны. В скобках указаны не годы жизни, а время трудов Дмитриева-Мамонова в постели императрицы.

Но больше всех не дремлет вездесущий и ничуть не менее всемогущий Соколович со своим тайным братом. Он еще не знает, что верховные масоны почти раскусили его. Они уже заподозрили в нем доморощенного соперника, так же, как и они сами, возмечтавшего ни много ни мало о власти над миром.

Соколович продолжает свою тонкую интригу. Ему не хватает тех денег, которые его дедушка тихой сапой увел из-под носа у обворовавшего всю Россию царского любимца Алексашки Меншикова [64] и упрятавшего их в амстердамских и итальянских банках.

64

Алексашка Меншиков –  Александр Данилович Меншиков (1673 – 1729), из денщиков царя Петра I Алексеевича, выросший в «полудержавного властелина», как писал А. С. Пушкин.

Чтобы достичь своих целей, Соколович хочет заполучить всю российскую казну. А для этого нужно сделать послушным инструментом в своих руках императрицу Екатерину II. Казной распоряжается она, щедрой рукой оплачивая неустанных в постели фаворитов и генералов, храбро сражающихся на поле брани, чтобы воплотились в действительность замыслы императрицы о грядущем величии и о славе в памяти восхищенных ее свершениями потомков.

О, эти потомки не оценят ее замашек на мировое господство, ее грандиозных планов возрождения Византии, покорения Персии и Индии по примеру меркантильных англичан!

Им, потомкам, куда интереснее знать размер «девичьей игрушки» фаворитов, исчисляемый в мерах длины, и как она, императрица, с нею, этой «девичьей игрушкой», управляется по ночам. И был ли у нее специальный станок, сконструированный великим русским изобретателем Кулибиным [65] , с помощью которого императрица могла «баловаться» не только со своими фаворитами, но и с молодыми жеребцами породы орловских рысаков, специально для того и разводимых.

А читать описание турецких войн и даже отчеты о подвигах самого Суворова [66] потомки заленятся. Вон сколько земель приобрела хозяйственная Екатерина Великая для Российской империи, а потомки, по своей неосведомленности, припишут ей продажу Аляски, чтобы, мол, было чем расплачиваться за безбрежные ночные утехи.

65

Кулибин –  Иван Петрович Кулибин (1735 – 1818), русский механик-самоучка.

66

Суворов –  Александр Васильевич Суворов (1730 – 1800), великий русский полководец.

Соколович, имея возможность читать переписку императрицы (как и всех остальных европейских монархов), узнал о ее планах сделать своим наследником любимого внука Александра в обход нелюбимого сына великого князя Павла Петровича. Подлинник письма выкрали у барона Мельхиора Гримма [67] и доставили из Парижа, использовав для этого беспечного Николя Костени, успевшего промотать денежки своего обосновавшегося в Париже папеньки, Ивана Кузьмича Костеникина; когда-то он, пользуясь небольшой должностью в одной из сенатских комиссий, сколотил немалый капиталец – его хватило бы в Париже и детям и внукам, но Николя, в отличие от отца, любил пожить на широкую ногу, и, оставшись на мели, не упустил случая отправиться в далекую Россию в надежде разжиться деньгами.

67

Мельхиор Гримм –  барон Фридрих-Мельхиор Гримм (1723 – 1807), один из проходимцев, промышлявший перепиской со знаменитостями и монархами. Вел оплачиваемую переписку с императрицей Екатериной II Алексеевной.

Теперь нужно исхитриться, чтобы письмо, доставленное Николя, попало к великому князю Павлу Петровичу, а грозная матушка узнала, что он его прочел. Тогда императрица поймет, что ее планы раскрыты и известны сыну, и она подвергается огромной опасности. Ведь лишенный трона Павел имеет на этот трон все права, а у нее, на троне этом восседающей, прав на него как раз и нет.

И когда императрица Екатерина II Алексеевна поймет, что сыну известны ее намерения и он может отважиться на решительные действия, ей и придется обратиться за помощью к Соколовичу, уже однажды спасавшему ее из тяжелого положения, тем более что единственный ее верный и надежный помощник, Потемкин, на юге, а турецкая война, которую они задумали начать спустя два-три года, на самом деле грянет как гром средь ясного неба со дня на день. А с севера на беззащитный Петербург двинутся шведы, предводимые их взбалмошным королем, мечтающим вернуть былое величие, утраченное неосмотрительным королем Карлом XII [68] где-то под Полтавой.

68

Карл XII –  Карл XII (1682 – 1718), шведский король с 1697 года.