КТО РЕПРЕССИРОВАЛ В 30-х БРАТЬЯ БЕРМАНЫ? СТАЛИН? ИЛИ... Том 9.
Шрифт:
В-четвертых, С. Киров в последнее время особенно согрешил, и, по мнению «коренных» троцкистов, заслуживал первый смерти. «О том, что Киров ликвидировал "вонючую контору" под названием ЛЕКОПО (Ленинградский еврейский комитет помощи), Николай Иванович Ежов знал ещё в Москве. Здесь же обнаружилось, что ещё семь лет назад, едва утвердившись после Зиновьева в Смольном, Мироныч распорядился арестовать сильно настырничавшего Шнеерсона, главу любавичских хасидов (он с удовольствием обосновался именно в Ленинграде). Разразился колоссальный скандал. В Москву из Ватикана приехал специальный посол. В ситуацию вмешался Кремль и освободил Шнеерсона. Тот поспешил оставить берега Невы и перебрался в США», — рассказывал в своём исследовании Н. Кузьмин («Возмездие», М. 2004 г.).
Йосеф Ицхак Шнеерсон, которого выслал из СССР Киров, по утверждению одного из современных еврейских лидеров Э. Ходоса был далеко не рядовым раввином,
Н. Кузьмин в своей книге указывает, что опытный агент ОГПУ полька Зайончковская предупреждала о готовящемся покушении на Кирова. В её докладе «фигурировали совсем иные имена: Шарангович, Эйдман, Корк, Фельдман. В разнообразных вариантах обсуждались меры Кирова по разгрому еврейских организаций. Выяснилось, что ленинградский раввин И. Шнеерсон вовсе не уехал в Америку, а назначен главным раввином Риги. Из Прибалтики он продолжал поддерживать постоянную связь с городом на Неве. У Шнеерсона обнаружились тесные связи с лордом Мильнером, тем самым, что «устроил» отречение Николая Второго от престола. В нынешнее время Мильнер состоял директором банка "Джойнт сток". Так что пять тысяч рублей, которые Котолынов получил от консула Латвии, были деньгами "Джойнта", т.е. на самом деле вовсе не латышскими, а американскими».
А. Мартиросян в своей книге «Двести мифов о Сталине» (М., 2008 г.) обратил внимание на ещё одну причину особого внимания к С. Кирову: «Основной мотив убийства состоял в том, что именно Кирова лично сам Сталин прочил в генеральные секретари. Непосредственно перед покушением Сталин официально, на Политбюро предложил избрать Кирова секретарем ЦК и освободить его от работы в Ленинграде, мотивируя это состоянием своего здоровья и возрастом! Ясно же, что именно Кирову и предназначалась роль преемника Сталина. А убийство кандидата в преемники — "традиционный" метод подготовки всех "дворцовых" переворотов, с давних времен "традиционный".
Сталин не случайно решил именно его выдвинуть на роль генерального секретаря. Дело в том, что он, как никто другой в партии и стране, прекрасно понимал, что фатально неминуемое в скором будущем военное столкновение с Германией будет не просто войной. Оно будет цивилизационным столкновением по геополитическим мотивам с ярко выраженной этнической окраской — "арийцы" против "недочеловеков", то есть славян. Соответственно, вооруженный отпор в таком столкновении со стороны СССР должен был возглавить именно русский как представитель главного, государствообразующего народа. Потому Сталин и прочил умного, сильного, авторитетного, деятельного и прекрасно понимающего, что к чему, русского по национальности Кирова на роль генерального секретаря».
Даже если хитрый, коварный Сталин играл новой темой, неожиданно обнаруженной на съезде, играл в демократию, и очередной раз притворно демонстрировал пофигизм к высшей власти и проверял этим на лояльность и вшивость своих подчиненных, и этой возможностью «выбора» ещё более усиливал своё положение, и эту игру многие понимали адекватно, то даже Л. Каганович мог забеспокоиться и начать просчитывать процессы в стране — если СССР вместо нацмена, грузина Сталина возглавит русский Киров, лучше не рисковать.
В своём исследовании Н. Кузьмин рассказывает, что в заговор против Кирова была вовлечена группа бывших ленинградских сослуживцев Зиновьева-Апфельбаума, в их числе был Котолынов. На допросе 5 июня 1936 года Н. Карев рассказывал: «При разговоре с Бакаевым я узнал, что последний намерен использовать для организации террористического акта над Кировым существующие в Ленинграде и связанные с ним, Бакаевым, зиновьевские группы Котолынова и Румянцева». Н.А. Карев обеспечивал связь заговорщиков с дачей в Ильинском (где жил Зиновьев). Николай Бухарин в последнем слове на суде в 1937 году объяснял: «Я обязан здесь признать, что в параллелограмме сил, из которых складывалась контрреволюционная тактика, Троцкий был главным мотором движения. И наиболее резкие установки — террор, разведка, расчленение СССР, вредительство — шли в первую очередь из этого источника».
А о себе на суде Бухарин скромно пояснил: «Я, главным образом, занимался проблематикой общего руководства. Так сказать, стороной идеологической». Но Карл Радек на допросе в январе 1937 года отметил боевитость Бухарина, что он упрекал заговорщиков в трусости и малодушии, и требовал: «Перейти к плановому террору».
Советский писатель Илья Эренбург вспоминал, что после убийства Кирова Н. Бухарин в откровенном разговоре
с ним сетовал: «Вы понимаете, что это значит? Ведь теперь он сможет сделать с нами все, что захочет. И будет прав». Одно дело — увлеченно играть в конспираторов и рассуждать о переворотах и убийствах, и другое осознание — когда уже в луже крови с простреленной головой лежит в Смольном С. Киров, лучший друг Сталина.Современные либерал-демократы в этой цитате акцентируют внимание на среднем предложении, и утверждают, что якобы для этого эффекта и права Сталин организовал провокационное убийство Кирова. Конечно, с этой выдумкой я не согласен и акцентирую внимание на последнем откровенном утверждении Н. Бухарина, — доигрались, убили человека, попались, необходимо отвечать, Сталин прав.
На допросе 17 июля 1936 года И. Бакаев рассказал: «По указанию Зиновьева к организации террористического акта над Сталиным мною были привлечены зиновьевцы Рейногльд, Богдан и Файвилович, которые дали согласие принять участие в теракте. Наряду с нами убийство Сталина готовили И.Н. Смирнов и С.В. Мрачковский, которые получили прямую директиву Троцкого совершить террористический акт» (Н. Кузьмин). В заговоре участвовали также бывшие подчиненные Зиновьева-Апфельбаума — его бывший секретарь Н. Моторин и его охранник Е. Дрейцер. Н. Моторин на допросе 30 июня 1936 года объяснял: «Зиновьев указал мне, что подготовка террористического акта должна быть всемерно форсирована и что к зиме Киров должен быть убит». Гершель Ягода на суде в 1937 году пояснял: «Рыков и Енукидзе участвовали на заседании центра, где обсуждался вопрос об убийстве Кирова». Н. Кузьмин в своей работе утверждает, что для ускорения подготовки этого терракта Троцкий специально прислал на помощь своим из Германии опытного террориста-боевика Натана Лурье.
Ягода на следствии объяснял дополнительные свои выгоды: «Я предполагал, что если им даже и удастся убить Кирова, то отвечать будет Медведь. А от Медведя я не прочь был избавиться. Он враждовал со мной».
Итак, доверенный человек Ягоды — И. Запорожец, поняв намерения Николаева, что должен был подумать и как должен был поступить? По сути — одиночка-террорист Л. Николаев был подарком судьбы заговорщикам-троцкистам. Ведь при неудачном или удачном покушении троцкистов-террористов под удар могло попасть большое количество людей со всеми вытекающими негативными последствиями для них и для всей законспирированной троцкистской организации. А в случае с одиноким террористом Л. Николаевым всё заканчивалось на Николаеве, и желаемый результат мог быть достигнут троцкистами совсем бескровно для них. Осталось только Николаеву не мешать, или ему немного помочь дойти до жертвы. Поэтому Запорожец освободил Николаева и вернул ему пистолет, — чтобы он дальше продолжал свою охоту на Кирова. И совсем логично, что когда после убийства Кирова началось следствие, и Николаеву задали вопрос: «Где вы взяли револьвер?», то в ответ Николаев со всей своей прямотой показал на заместителя начальника ленинградского НКВД Запорожца — «Почему вы спрашивает меня? Спросите у него».
«14.03.1938. Теперь выясняется, что Ягода знал раньше о подготовке покушения на Кирова и, можно сказать, участвовал — допустил, во всяком случае — убийство. Выбор Кирова — совершенно исключительный. Крупный идейный человек: после его смерти ни одного плохого отзыва я не слышал, а наоборот, многое хорошее узнал. С Николаевым мы в Радиевом институте сталкивались, так он был важным лицом в РКК». — отметил в своём дневнике знаменитый учёный В.И. Вернадский.
1 декабря 1934 года Николаев беспрепятственно по старому, оставшемуся у него партбилету, прошел в Смольный и околачивался по коридорам, выискивая старых знакомых, чтобы достать билеты на встречу партактива с Кировым, и на этой встрече красиво, демонстративно убить Кирова, как когда-то еврейский террорист Богров публично убил П.А. Столыпина. Среди многочисленных чиновников и посетителей он беспрепятственно находился в особо охраняемой зоне, где находился кабинет С. Кирова. Достоверно известно, что Киров не любил, чтобы у него перед глазами и под ногами мельтешила охрана, чтобы народ на его «барство» не косился, он сам требовал, чтобы охрана рядом с ним не маячила. Поэтому, во-первых, охрана Кирова, сопроводив его в Смольный, расслабилась, посчитав небезосновательно Смольный безопасным местом, в котором до сих пор не было ни одного неприятного эксцесса. А начальник личной охраны Борисов шел за Кировым по вышеуказанным причинам или умышленно на достаточно большом расстоянии. А охранник в спецзоне у кабинета по какой-то причине отлучился, отсутствовал. Киров шел по коридору в сторону своего кабинета. В этот момент уже изрядно намотавшийся по Смольному Николаев вышел из туалета и вдруг увидел идущего ему навстречу Кирова. Это тот момент, которого он долго ждал, искал, и удача с косой улыбнулась этому неудачнику, почему-то решив закончить жизнь успешного Сергея Кирова.