Кто сеет ветер

— Мне не в чем раскаиваться, — возразил журналист. — Я не причастен ни к каким покушениям ни прямо, ни через посредников. Мое единственное оружие в борьбе с баронами — печатное слово.

Оба смерили друг друга взглядами. Ито — тщедушный, морщинистый, но еще бодрый и подвижной — смотрел снизу вверх, и, может быть, оттого тусклый блеск его взора казался особенно мрачным.

— А кто, кроме вас и ваших друзей, мог говорить Ацуме, что нация гибнет? — спросил он, многозначительно щурясь. — Старик сознался. Его показания проверены офицером кейсицйо. Яд передали вы. Отрицать бесполезно.

— Яд? — изумленно повторил Онэ. — Старик — провокатор! Я не знаю никакого Ацуму.

Он стоял перед следователем в независимой, чуть утомленной позе, и было как-то без слов очевидно, что этот бледный узколицый японец в дешевеньком кимоно, со строгим взором подвижника вообще никогда не лжет, ибо жизнь для него является трагической и прекрасной борьбой именно с ложью и подлостью враждебного ему класса.

Ито язвительно усмехнулся.

— Аа-а… Хотите опровергнуть факты! — воскликнул он, садясь снова за стол и нажимая кнопку звонка.

Вошел жандарм.

— Ввести Ацуму! — скомандовал следователь.

В кабинет торопливо ввели седого официанта. Он шел, слегка припадая на левую ногу, все еще крепкий как дуб, но с головой понуро опущенной. Ито, слегка постукивая кисточкой для письма по столу, произнес:

— Тебя спрашивает следователь императора. Говори правду, старик. Ты член Кйогикай? [22]

— Я бывший моряк, господин. Работал в отеле кельнером.

— Я спрашиваю: был ли. ты членом Кйогикай?

22

Кйогикай — объединение революционных профсоюзов.

Ацума выпрямился.

— Нет, господин. Я верю в богов и предков.

— Ты прежде… видел его? — спросил Ито, вытянув кисточку по направлению к журналисту и резко повысив голос.

— Ха!

— Говори ясно.

— Видел, господин.

Онэ с удивлением посмотрел на незнакомого старого человека — на его обветренное морщинистое и все еще мужественное лицо, на его широкую грудь, на его узловатые темные рабочие руки — и с грустной серьезностью сказал:

— У тебя хорошее лицо, старик. Но ты провокатор или обманутый!.. Мы никогда не встречались прежде. Нигде.

— Молчать! — вскипел следователь. — Ведите себя спокойно.

Журналист настойчиво повторил:

— Скажи, старик, где и когда мы встречались?

— Вопросы задаю я. Не мешайте следствию! — крикнул бешено Ито, ударяя ладонью по столику. — Ацума, ты знаешь этого человека по имени?

— Да, господин. Этого человека зовут Онэ Тейдзи. Он большевик и убийца.

— Ты провокатор, старик! — воскликнул Онэ.

— Нет, он сказал правду! — победоносно усмехнулся Ито, поспешно записывая показания. — Протокол его первого допроса, снятого офицером кейсицйо, у меня. Он в точности показал то же самое.

Следователь раскрыл папку и, выделяя интонациями каждое слово, торжествующе прочитал:

— «Коммунист Онэ Тейдзи дал яд, чтобы отравить барона Окуру… Барона заманила в отель его переводчица».

Официант слушал, ошеломленно скосив глаза.

— Нет, господин, — прервал он с хмурой решимостью. — Я таких слов офицеру не говорил. Этот человек не давал мне яда.

На щеках Онэ вспыхнул бледный румянец. Он понял, что этого странного сурового старика сумели перехитрить, обмануть, но не купили и не запугали.

Растроганный, он подошел к Ацуме почти вплотную.

— Откуда же ты меня знаешь?

Тот поднял на него тяжелый и твердый взгляд.

— Видел в кейсицйо… Мне сказали, что ты большевик. Онэ Тейдзи, убийца… И велели запомнить!

— Кто сказал?

— Вопросы задает следователь! — запальчиво крикнул Ито. — Я предупреждаю в последний раз!

— Здесь очная ставка. Леня обвиняют в убийстве. Я должен знать кто?

Старик мгновение поколебался, — его явно что-то смущало, — но затем уверенно и твердо ответил:

— Офицер Хаяси.

— А где ты взял яд?

— Кто следователь: я или вы? — яростно заорал Ито, отбрасывая далеко кисточку для письма. — Вы должны отвечать, а не спрашивать… Иначе я приму меры!

Журналист спокойно сказал:

— Я хочу знать, кто ему передал яд. Старика обманули, но он пролетарий… Он не солжет!

Ацума опустил голову.

— Яд мне тоже дал офицер Хаяси, — ответил тихим, но внятным голосом, взглядывая исподлобья на следователя.

Тот выхватил револьвер — и угрожающе положил перед собой на стол.

— Клевета на кейсицйо! — прошипел он сквозь зубы. — Кто тебя подучил, мерзавец?

Ацума, торжественно выпрямившись, тяжело разжал челюсти.

— Нет, господин, никто не учил, — ответил он резко. — Я старик, я скоро умру… И я не хочу навлечь на себя гнев богов — обмануть судью, императора. Хаяси-сан приказал отравить эту женщину; сказал, что она шпионка.

— Слышите?… Я прошу записать! — потребовал журналист.

— Я знаю, что надо записывать, — оборвал злобно Ито, не притрагиваясь к бумаге. — Он коммунист. Вы из одной партии… Но мы ее переловим и передушим до последнего человека!

В лице Онэ что-то дрогнуло. Он посмотрел на следователя с тем выражением отвращения и решимости, с каким безбоязненный человек смотрит на ядовитого гада, готового укусить.

— Я хочу вам сказать, — произнес он взволнованно, и тихий голос его на этот раз прозвучал звонко и твердо. — Я не член коммунистической партии. Я маленький человек, простой корреспондент… Но нас, незаметных людей, на земле много. Этот старик тоже из нашего класса, — вы не ошиблись, когда причислили его к моей партии.

Ито в бешенстве позвонил.

— Довольно!.. Агитировать некого! — проревел он.

Вошли жандармы. Следователь властно махнул рукой.

— В цепи!.. Обоих!

Конвоиры подскочили с наручниками. Запоры автоматических браслетов щелкнули.

— Закон запрещает держать подследственных в кандалах. Беззаконие тоже имеет границы! — возмущенно воскликнул журналист.

— Самый суровый режим! — ревел Ито.

— Ха! — разом откликнулись конвоиры, выталкивая арестованных из комнаты.