Кто тебя предал?

 — Возможны, но нежелательны!

 — Не могли бы вы привести точные примеры подобных нежелательных явлений из жизни собственного деканата? — спросил все так же доброжелательно епископ Бучко.

 — Простите, я не понимаю! — растерянно сказал Ставничий.

 — Где ваша дочь, отец Теодозий? — повышая сразу голос, резко спросил Иван Бучко.

 Ставничий растерянно оглянулся и сказал:

 — По совету его эксцеленции я оставил...

 — Его эксцеленция здесь ни при чем! — выкрикнул Бучко.— И вы его сюда не приплетайте. Отвечайте прямо: где ваша дочь?

 — Она пребывала в монастыре игуменьи Веры, но после того, как за ней по недоразумению ночью пришли полицаи, испугавшись, бежала.

 — А почему же она бежала? — спросил Лаба.— Очевидно, чувствовала какую-то вину перед немецкими властями? Не так ли?

 — Этого я уж не знаю,— разводя руками, сказал Ставничий.— Но думаю, что все это чистейшее недоразумение.

 — Вы думаете одно, а факты говорят другое! — сказал Бучко.— Ваша дочь, дочь священника, пастыря Христова, связалась с безбожниками, которые в свое время жестоко преследовали нашу церковь. И не только связалась, но и деянием своим помогла этим антихристам уйти из-под стражи. Вот что сделала ваша дочь, отец Теодозий! — И епископ обвел всех членов консистории гневным взглядом.

 — Я понятия не имею, — упавшим голосом сказал Ставничий.

 — Где сейчас ваша Иванна? — спросил Кадочный.

 — Она... Я не знаю точно... Я получил от нее письмо...— упавшим голосом пробормотал Ставничий.

 — Что она пишет? Только говорите правду! — визгливо выкрикнул Бучко и потер оплывший глаз.

 — Она пишет... несколько загадочно, что находится у хороших людей... Она пишет, что, поскольку ей угрожает полиция, лучше ей на время пребывать в неизвестности. Просит не беспокоиться о ее судьбе...

 — Ясно всем? — обводя взглядом собравшихся, торжествующе сказал Бучко.— Эти хорошие люди превращали храмы божий в колхозные конюшни, бражничали в них, как в последней траттории, поминая имя господа бога нашего всуе, а отец Теодозий послал теперь свое чадо к этим безбожникам на воспитание!

 — Ваше преосвященство... Объясните, ради бога,— взмолился Ставничий.

 — Вы должны нам объяснить... вы... понимаете? — закричал Бучко.— Объяснить, как могло случиться, что единственная дочь пастыря божьего, призванного воспитывать прихожан в христианском смирении, выскользнула из-под его влияния и попала к нечестивцам, хулящим бога и святую церковь! Мы вправе только за одно это лишить вас сана... Идите!..

СОВЕТ МИТРОПОЛИТА

 Когда растерянный, запуганный криком епископа й тягостной, удручающей обстановкой церковного судилища отец Теодозий вышел в приемную, к нему приблизился келейник Арсений и с показным сочувствием тихо сказал:

 — Его эксцеленция, митрополит Андрей, хотел бы вас видеть сейчас...

 После визгливого крика епископа Бучко мягкий голос митрополита звучал в ушах сельского священника особенно ласково, задушевно.

 — Отец Теодозий,— говорил митрополит,— принимая деканат в Тулиголовах, вы дали мне лично обещание в послушании и верности и высказали безусловную готовность сообщать все сведения о ереси, которая заползет в души прихожан. Вы это помните?

 — Помню, ваща эксцеленция! — опустив голову, согласился Ставничий. ,

 — Почему же о ереси, что свила себе гнездо в вашей собственной семье, я узнаю окольными путями от людей светских, друзей нашей церкви? Почему вы, старый солдат армии Христовой, почти мой ровесник, не пришли ко мне своевременно, не покаялись? Разве я не смог бы разрешить ваши колебания? Разве я когда-нибудь плохо к вам относился? Были у вас основания чуждаться моего совета? 

 — Господи! — горячо откликнулся Ставничий. — Вы понимаете, какую тень бросает вся эта печальная история на вас, на меня — крестного отца вашей дочери, на всю нашу церковь?

 — Но ведь я узнал о том, что она убежала из монастыря, когда все это уже свершилось, ваша эксцеленция! — пытался оправдаться священник.

 — Хорошо, но почему же она не прибежала к вам, ее отцу, духовному пастырю, почему пренебрегла отцовским домом? Может, вы были в сговоре с ней? — И митрополит пытливо заглянул в глаза священнику.

 — Что вы, ваша эксцеленция!

 — Дело сейчас не столько в ее побеге, сколько в том, где она находится. И вы, ее отец, обязаны — Христом-богом заклинаю вас! —обязаны вызволить дочь, пока не поздно, из плена этих «хороших» людей. Это позор! Вы понимаете — позор! Дочь такого уважаемого священника, моя крестница... О боже! Роману Герете я уже послал вызов с фронта...

 — Спасибо, ваша эксцеленция!

 — Вы благодарите меня, говорите спасибо. А сознаете ли вы, что любой другой иерарх на моем месте немедленно бы наложил на вас суспензу — лишил бы вас сана?

 — Конечно, сознаю. Ваша доброта... Митрополит прервал Ставничего:

 — Если вы понимаете мою доброту, то сделаете то, что я вас попрошу. Вы обязаны вызвать дочь к себе. Чтобы это было удобнее вам сделать, я поселю вас в монастыре отцов Студитов в Кривчицах.

 — С ней ничего дурного не станется, ваша эксцеленция? — осторожно заглядывая в оплывшие глаза митрополита, полускрытые густыми седыми бровями, спросил Ставничий.— С моей Иванной?

 — Именно от этого дурного я и хочу предостеречь ее, пока не поздно! — убежденно сказал митрополит.

 Как же мне поступать дальше? Где мне ее теперь найти? Я совершенно теряюсь, ваша эксцеленция!

 — Давайте подумаем вместе! — промолвил Шептицкий, постукивая толстым пальцем по инкрустированной поверхности резного столика.— Бог нам да поможет!

ПОД ЗЕМЛЕЙ СВЕТЛЕЕ

 Имя бога поминалось в этот вечер и в подземелье. Журженко, поправив перевязку, которую сделала ему Иванна, проникновенно сказал:

 — Спасибо, Иванна. Добрая душа у вас...

 — Обычная, христианская душа,— встряхнув волосами, ответила Иванна.

 — Неужели без этого прилагательного человек не может быть попросту добр и, не оглядываясь на бога, помогать попавшему в беду?

 — Я давно хотела спросить вас, Иван Тихонович, отчего вы не любите нашего бога?