Кто-то следит за мной

Звонок прозвенел в тот самый момент, когда Ларри остановил лимузин у центрального входа Академии Гринвейла. В кампусе располагались три здания: младших, средних и старших классов, окруженные двадцатью акрами ухоженных лужаек с усыпанными гравием дорожками, теннисными кортами, бейсбольным и футбольным полями. На последнем играли также и в европейский футбол.

Роз вышла из машины, когда из дверей высыпали сотни учеников, одетых в синие блейзеры и юбки или брюки — школьную униформу. Однако едва ли не все ребята находили возможность показать свою индивидуальность. Одна девочка надела гольфы и туфли на платформе. Другая — джинсовую жилетку под блейзер. Мальчишки стремились как можно скорее покинуть территорию школы, девочки толпились на лестнице у невысокого здания, которое занимали средние классы. Роз заметила Алексис, разговаривающую с Гейл, своей лучшей подругой. Вот Гейл направилась к теннисным кортам, а Алексис повернулась, чтобы пойти к школьным автобусам, дожидающимся на стоянке. Ларри нажал на клаксон, Роз позвала дочь. Алексис увидела их, помахала рукой, побежала к автомобилю.

— Мамик, как ты здесь очутилась? Все в порядке?

Роз обняла Алексис, крепко прижала к груди.

— Все прекрасно, дорогая. Просто мне захотелось сделать тебе сюрприз, прежде чем ехать на Манхэттен.

Роз с изумлением наблюдала, как взрослеет ее дочь, но стоило ей свыкнуться с тем, что Алексис еще на шаг отдалилась от детства, как та внезапно вновь превращалась в маленькую девочку. Вот и сегодня, к примеру, до того как Алексис заметила мать, она шагала медленно, вероятно, отрабатывая новую, сексуальную походку. А недавно настояла на том, чтобы заплести длинные, до талии, волосы в пять или шесть тоненьких косичек. Мода, видите ли. Так что Роз не удивилась бы, если бы завтра Алексис забрала волосы в два хвоста и надела туфли на высоком каблуке, забыв про башмачки из мягкой кожи и гольфы от Ральфа Лорена. Роз еще раз прижала Алексис к себе, Ларри открыл дверцу заднего сиденья. Этот ребенок был для нее пупом земли.

* * *

Когда Роз впервые поняла, что беременна, она разрывалась между двумя желаниями — уничтожить эту крохотную искорку жизни или сохранить. Она съездила в клинику на Манхэттене и записалась на аборт, разумеется, под вымышленной фамилией. Решила, что без анонимности не обойтись.

В назначенный день Роз приехала на Манхэттен на электричке, затем на такси добралась до клиники. Ее встретила медсестра, отвела в смотровую, дала халат и шлепанцы.

Сняв свою одежду и надев халат, Роз почувствовала, будто на ней власяница. Представила себе ребеночка, которого носила под сердцем. Ей вдруг показалось, что руки у нее в крови. Ее начала бить дрожь.

Потом она услышала голос: «Мы готовы».

Вскинула голову и увидела стоящего рядом врача — крупного мужчину с лысой головой, в роговых очках и белом халате. Он с бесстрастным лицом просматривал ее медицинскую карту.

— Мы дадим вам успокоительное. Операция много времени не займет. Пожалуйста, вставьте ноги вот в эти скобы.

Вновь появилась медсестра, со шприцем в руках. Несколько секунд спустя Роз почувствовала укол. Лицо доктора начало туманиться у нее перед глазами, она куда-то поплыла, поплыла, хотя изо всех сил боролась с навязываемым ей сном. Тут ей между ног вставили что-то холодное, и Роз начала плакать. Тоска, печаль охватили ее. Перед мысленным взором Роз возникла очаровательная девочка.

На стене тикали часы. Все громче и громче. Их грохот наполнял комнату. Слезы уже катились градом, она не могла отделаться от образа ребенка. Ему сейчас хорошо в ее чреве, тепло и уютно, но скоро все закончится. Сон украдет у нее младенца. Голову все больше заполнял туман. Мысли путались. «Моей крошке предстоит умереть», — сказала она себе. Этот человек, которого она знать не знает, собирается уничтожить ее ребенка. Она должна его остановить. И тогда, собрав остатки сил, Роз приподнялась на локтях.

— Нет! — закричала Роз. — Не убивайте моего ребенка!

Час спустя она проснулась на больничной койке. Через окно увидела, что на улице уже стемнело. Мысли по-прежнему путались. Она потянулась к кнопке, вызвала медсестру. Едва та появилась на пороге, закричала: «Мой ребенок! Его уже...»

Медсестра покачала головой, улыбнулась:

— Успокойтесь, миссис Смит. Он в полном порядке. Я надеюсь, что у вас будет девочка, потому что вы все время называли ее принцессой.

Семь месяцев спустя Роз проснулась от резкой боли внизу живота, такой сильной, что она едва не потеряла сознание. Ее словно жгли раскаленным железом.

Через несколько часов, уже в больнице, сквозь шумящую в ушах кровь, она слышала, как какие-то голоса уговаривают ее: «Тужься, тужься». А когда она поняла, что больше не выдержит, тело ее раскололось пополам, давление резко упало, ребеночек появился на свет Божий.

Она услышала чей-то писк. И разрыдалась, от облегчения и счастья.

— Девочка! — прокричал кто-то.

А мгновение спустя младенца сунули ей в руки, крохотного, еще покрытого кровью.

Роз заморгала, чтобы стряхнуть с глаз слезы, посмотрела на пушок на головке младенца. Медсестра забрала у нее дочку, а чуть позже вернула, уже запеленатую.

— Побудьте несколько минут вдвоем, познакомьтесь поближе, — проворковала медсестра. — Миссис Миллер, ваш муж ждет за дверью.

Роз кивнула, ее взгляд не отрывался от лица девочки, ее крошечного носика-пуговки, алых губок. Она погладила каждый пальчик, а когда кроха начала верещать, поднесла к груди.

— Ш-ш-ш, Алексис. — Она не знала, откуда взялось у нее в голове это имя. Словно дочь подсказала, что хочет, чтобы ее называли именно так. — Алексис, — повторила она.

Как только Ивен подошел к кровати, веки Алексис поднялись, открыв огромные сапфировые глаза. И в тот момент последние сомнения относительно отца девочки исчезли. Роз окончательно убедилась, что отец этого сокровища — Димитрий.

* * *

За последние двенадцать лет не было дня, чтобы она не поблагодарила Бога за то, что он дал ей силы принять правильное решение. Роз вновь обняла Алексис, сдула со лба темные волосы, падающие на глаза, глаза Димитрия. Если бы Димитрий увидел девочку, он бы сразу понял, что она — его дочь.

Взяла Алексис за руку, потянула в салон. Стараясь не переигрывать, задала вопрос, который Алексис слышала от матери чуть ли не с рождения.

— Ты знаешь, как сильно я люблю тебя, милая?