Кто-то торопится умереть

После полуночи серое небо затянуло тучами. Ветер, сонно шевелившийся в кронах деревьев, усилился, заметно похолодало и потемнело. Я застегнул молнию легкой куртки до верха, поднял воротник и понадеялся, что злоумышленник не станет тянуть время до утра.

Звонкое цоканье каблучков по асфальту внесло разнообразие в монотонные скрипы и шелест раскачивающихся деревьев. Сначала мне удалось разглядеть лишь неясный силуэт у торца дома, но по мере приближения к крайнему подъезду силуэт постепенно трансформировался в маленькую женскую фигурку. Девушка торопилась, почти бежала, обеими руками придерживая на бедрах короткую юбку. Порывы ветра подталкивали ее в спину.

Она не проявила ни малейшего интереса к машине Кузьмича, прошла мимо, даже не повернув головы. В этот самый момент я неожиданно обнаружил конкурента.

Я был не единственным, кто наблюдал за девушкой в темном дворе. Следом за ней быстро шел молодой человек. Он бесшумно шагал по самому краю тротуара, прижимаясь к кустам, отделяющим асфальтовую дорожку от дома.

Расстояние сокращалось. Когда девушка свернула к подъезду, преследователь находился метрах в двадцати за ее спиной. Негромко хлопнула входная дверь. Парень остановился, торопливо огляделся и бегом бросился к подъезду.

Его поставленная задача и способ достижения, вроде бы, сомнений не вызывали. Я выбрался из беседки и двинулся наискосок через детскую площадку.

Лифт стоял на первом этаже, но, когда я подошел к двери и нажал кнопку, двери послушно распахнулись. Внутри никого не оказалось. Если бы девушка убегала вверх по лестнице, я бы услышал частую дробь ее каблучков. Оставался один путь: вниз.

Я свернул налево, перепрыгнул через три ступени и замер у двери черного хода, прислушиваясь. На улице прогрохотал по выбоинам в асфальте грузовик. Обогнув шахту лифта, я различил наконец приглушенные звуки борьбы, доносившиеся из темного прямоугольного проема под лестницей, и решительно шагнул вперед.

И действительно, все обошлось без сюрпризов и розыгрышей. Я наткнулся на них сразу у входа в тамбур, чуть не наступив на вытянутые ноги. Передо мной шевелилась бесформенная горбатая тень, слышались громкое сопение и сдавленные всхлипы. Вглядевшись, я понял, что девчонка лежит на полу, а преследователь сидит на ней верхом.

Я протянул руку, нащупал голову и, быстро просунув пальцы под нижнюю челюсть, рванул его подбородок вверх. Насильник не слышал моего приближения. Ойкнув от неожиданности, он отпустил жертву и ухватил меня за полу куртки. Его голова почти коснулась моего колена, мне осталось лишь резко согнуть ногу. Колено врезалось ему под ухо, и добавлять не пришлось. Несдержанный и невежливый молодой человек горестно всплеснул руками и завалился набок, даже не вскрикнув. Чтобы уточнить диагноз, я пнул его по ребрам, но он уже забыл, зачем пришел, и не отреагировал.

Я отступил на шаг, и из-за моей спины в тамбур просочился тусклый свет.

Девчонка лежала на грязном полу и глухо всхлипывала сквозь закушенный согнутый указательный палец. Из разбитой нижней губы тонкой струйкой змеилась кровь. Насильник успел разорвать на ней рубашку и лифчик, вырвал «молнию» юбки, но на этом его победы закончились.

Я пнул лежавшее у ног тело еще раз, чтобы у девушки не оставалось сомнений в моих благородных намерениях, подошел и протянул руку.

– Вставай. Вставай, малышка, ты славно сражалась.

Не переставая всхлипывать, она вынула палец изо рта и протянула мне запачканную кровью ладошку. Я помог ей подняться и вывел наружу. Съежившись и всхлипывая, девчонка прикрыла грудь скрещенными руками и побрела наверх. Я шел рядом и поддерживал ее под локоть. У лифта она неожиданно рванулась, выдернула руку и со всех ног кинулась бежать по лестнице. Проводив ее сочувственным взглядом, я вернулся в тамбур.

Ночной любитель сладкого уже очухался. Он стоял на коленях, одной рукой упирался в пол, вторую прижимал к уху. Я ухватил его за шиворот, выволок из тамбура и швырнул на пол. На нем была легкая куртка с капюшоном, которой я и воспользовался. Стянул на локти и обмотал вокруг запястий. Он попытался вырваться, но получил жесткий удар в позвоночник, застонал и затих.

Сверху громко хлопнула дверь, загремели шаги. Вскоре на лестнице появились два наспех вооруженных мужика с решительными лицами: один с широким кухонным ножом, другой с молотком. Первый остановился у лифта. Второй, размахивая молотком, спрыгнул со ступенек к лежавшему на полу телу.

– Этот, да? Пусти! Дай! Дай, я ему!…

Я не дал. Придержал его за плечо и легонько толкнул к стене. Мужик успокоился не сразу, еще минут пять кружил вокруг, непонятно кому угрожая молотком. Потом ему все-таки удалось пнуть насильника в бедро, после чего он остановился, глубоко и судорожно вздохнул:

– Дочка же моя… Убить мало, с-с-волочь!

Я понимающе кивнул:

– Мало. Милицию вызвали?

Он вопросительно взглянул на мужика с ножом. Тот поднял голову и неожиданно крикнул так, что громкое эхо заметалось по лестничным клеткам:

– Соня, звони!

Милиция не заставила себя долго ждать. Желто-синий «газон» прибыл на место несвершившегося преступления минут через пятнадцать. Несмотря на поздний час, на нижней площадке собрались заспанные жители подъезда и пересказывали друг другу леденящие душу подробности происшествия. К всеобщему удовольствию вслед за милиционерами в подъезд вошел парень с большой видеокамерой и девица с микрофоном, оба помеченные бирками «ТСБ». Оператор зафиксировал, как преступнику сковали за спиной руки, подхватили с пола и потащили в «воронок», потом захватил широким планом приосанившийся народ, и девица спросила, где изнасилованная.

Половина собравшихся, не сговариваясь, почему-то указали на меня. Я в это время давал показания старшему лейтенанту, поэтому скрыться от всевидящего ока телевидения мне не удалось.

Меня забрали в отделение вместе с преступником, заявление потерпевшей согласились отложить до утра. Я подробно описал события, начавшиеся с появления девчонки во дворе и закончившиеся моим вмешательством, ответил на вопросы. Через пару часов меня отпустили, и я поспешил вернуться к своим обязанностям.

Было уже совсем светло. Свернув с улицы во двор, я сразу увидел две мужские фигуры, высокую и поменьше, стоявшие рядом с «Альфа-Ромео», а подойдя поближе, разглядел угрюмые лица и зияющую рану на месте переднего бокового стекла.

Директор Николай Кузьмич молча ткнул пальцем в салон, указывая на свисающие провода и развороченную панель – все, что осталось от магнитофона. Я сокрушенно покачал головой, обошел вокруг машины и участливо заметил, что новых непристойных надписей ночью не появилось.

Завуч на этот раз отмалчиваться не стал. Он снял очки, смерил меня тяжелым взглядом и предложил расстроенному Кузьмичу прямо сейчас, не откладывая, разбить мне все лицо, при этом назвал мое лицо словом крайне непочтительным.

Кузьмич идею не отверг, нехорошо посмотрел на меня и призадумался. Возможно, он всерьез хотел поставить меня этим самым лицом реально в угол.

А Завуч что-то совсем разговорился, потребовал вернуть предоплату, оплатить стоимость разбитого стекла, украденного магнитофона и моральный ущерб. Все вместе получалось под двести тысяч рублей плюс разбитое лицо, но Завуч полагал, что это еще по-божески. Я согласился только на предоплату, снова напомнив, что стекло и магнитофон не входили в круг моих обязанностей, попытался сослаться на уважительную причину. Завуч не дал мне договорить и продолжал разжигать межведомственную рознь, склоняя Кузьмича к насилию.