Кто ты, Такидзиро Решетников Том 7
Шрифт:
— Это же прямое нарушение закона! — Из злополучного фургона-грузовика стремительно полез наружу старший рангом, оперативно реагируя на перемены. — Вы не имеете законного права использовать такую технику! — обращался он почему-то к старшему ультраправых, косясь при этом на полицию.
Видимо, офицер Сил Самообороны Японии не различал будущих политиков-ультраправых — и откровенных гангстеров-якудза. В силу собственной ведомственной специфики армейский чин банально не шарил в уличных нюансах и все крепкие бойцы улицы были для него на одно лицо.
— Невежество
— Вы собираетесь с этим что-то делать?! — по-видимому, старший из вояк интуитивно ощутил, что инициатива вместе с победой из их рук стремительно ускользают. — В вашем присутствии происходит грубое нарушение закона! — палец обличительно вытянулся в сторону безмятежно порхающих дронов. — Это правонарушение либо даже преступление! — нападение всегда было лучшим методом защиты.
— Именно поэтому мы здесь, — безукоризненно вежливо поклонился безвестный сятэйгасира-хоса из Эдогава-кай. — Да, вы полностью правы, военный-сан. Мы действительно не имеем права использовать эти камеры, потому и подошли — готовы ответить за свои художества по всей строгости закона. Признаёмся чистосердечно и настоящим собственноручно передаём себя в руки правосудия.
Пара армейских, находившихся на улице, затеяла озадаченно переглядываться с коллегами, сидевшими в транспорте.
— Статья номер… процессуального кодекса… — ровно продолжил заточенный именно на эту ситуацию борёкудан. — «В случае добровольного раскаяния, правонарушитель имеет право обратиться к ближайшему сотруднику полиции, находящемуся при исполнении».
— Что мы и делаем, — к общению подключился один из ультраправых.
Что характерно, раскаяние ни в одном голосе не звучало, однако с точки зрения закона важен текст, а не интонации. Особенно если этот текст произносится в присутствии группы неангажированных независимых свидетелей — каковыми по ситуации парадоксальным образом являлись и патрульные, и армия.
Правоохранители понимающе переглянулись ещё раз, отвешивая короткие и почти незаметные поклоны гангстерам: якудза открыто заявили, что прямо вмешиваются на их стороне. При этом без колебаний жертвуют собой в процессуальном плане.
Вот в каком контексте: мы преступники, обратного не заявляем, мы действительно нарушили закон — вот наши видеозаписи, добытые с использованием запрещённой техники.
За свои действия мы готовы отвечать, но абсолютно случайно эти записи являются доказательствами уже другого преступления в совсем другом деле — имело место и не наше преступление (наверное), полиция гнала по городу подозреваемых, а мы это всё сняли.
— Что вы имеете в виду?! — главный армеец отбросил вежливость, занервничав.
— Вам уже без разницы, — ухмыльнулся старший патруля. — Ваши исполнители по-любому приплыли, — добавил он почти неслышным шёпотом.
Суд Японии (в МВД, в отличие от МО, это знают все) всегда рассматривает все улики без исключения — гангстеры сыграли именно на этом.
Применительно к реалиям: если на запрещённую камеру якудзы, летящую над городом
на дроне, попал чужой проступок — запись борёкудан будет являться вполне себе полноценным доказательством этого самого проступка в любом японском суде. Или не проступка, а тяжкого уголовного преступления (квалификация является прерогативой следствия и суда).Другое дело, что хозяева видео-оборудования за такую «помощь следствию» тоже прямиком попадают под суд, без подробностей, последствия вариабельны и не факт, что для конкретных бойцов Эдогава-кай безболезненные — вплоть до пары лет в помещениях камерного типа с ну очень короткими прогулками в строго установленное время.
Что-то такое промелькнуло и в голове армейского — сержант полиции это увидел чётко — поскольку вояка на пальцах выбросил какое-то сообщение коллегам.
Некий оговоренный сигнал?! На который, к слову, молниеносно среагировал ультраправый:
— Омивари-сан, извините, что беспокою. У вас некие процессуальные затруднения? — лысый, с головой в шрамах, уродливый мужик возрастом за сорок стилистикой речи мог соперничать с выпускниками факультета литературы.
Того, где учат по большей части классику. Хотя сам больше походил на записного средневекового палача, неизвестно каким образом оказавшегося в двадцать первом веке.
Интересно, а что вояки на пальцах друг другу показывали? И откуда этот очень коротко стриженный знает их язык жестов?
— Вы не имеете прав досмотреть грузовик, но именно в нём сейчас пытаются скрыться убийцы? — подхватил его собрат по организации.
Полицейские переглянулись ещё раз, после чего коротко закрыли глаза на секунду:
— С высокой степенью вероятности.
Да, где-то неправильно. Сор из избы, никому не нужный скандал — но речь сейчас не о долбаном фургоне. Речь о компетенциях полиции Японии, не самого лучшего представителя которой действительно убили фигуранты, прячущиеся за иммунитетом ведомственной принадлежности к МО.
— С дороги! — Получив кивок от патрульных, странный союз якудзы и ультраправых перешёл к действиям.
Сперва мордовороты жёстко зафиксировали пару, находившуюся вне транспорта.
Челюсти полиции от избытка впечатлений рванули вниз, а брови — вверх.
Сквозь окна фургона смутно наметилось шевеление внутри.
— ВЗЯТЬ! — главари двух группировок указали на грузовик.
Предпоследнее действие старшего вояки сыграло с армейскими дурную шутку: когда он вылезал наружу, оставил распахнутой дверь.
Сейчас в незаблокированный кунг стаей гиперактивных мартышек хлынули штатские, они же — добровольные и отчаянные помощники зашедшего в тупик полицейского дознания.
Ну, как штатские. Выправка и взаимодействие людей лысого урода с сятэями Эдогава-кай тоже чего-то стоили, как показала следующая минута. В условиях конкретной обстановки армия с гражданскими не справилась, если деликатно.
— Их изначально был десяток, двое уже в минусе, — ультраправый с внешностью актёра фильма ужасов любезно пояснял тем временем снаружи. — Стало быть, восемь осталось внутри.