Кто в армии служил...

Накануне весь день прошел в передвижениях и учениях – развертывание батареи, в котором самым неприятным занятием было отрыть окоп под пушку глубиной 90 см в степи под палящим солнцем и подсоединить кучу кабелей, а ночевка – прямо на земле в холоде. С вечера все пушки были сориентированы в сторону, откуда должны были тащить макеты танков. Утром после короткого развода и инструктажа по технике безопасности стрельбы студенты, в ожидании своей очереди, разбрелись вдоль линии фронта и расселись, кто досыпая, кто лениво переговариваясь. И тут выстрелила первая пушка. Все буквально попадали – никто такого звука не ожидал. Самой пушки не было видно – она пропала в облаке пыли, напоминавшем атомный гриб. Страшная мысль пронзила всех лежащих – и ведь все мы там будем в течение часа.

Блинов был в зенитном расчете вторым номером, то есть наводчиком по углу места, проще говоря – по вертикали. Зенитный расчет состоял из шести человек – командир, наводчик по азимуту (по горизонтали), уже упомянутый наводчик по углу места, заряжающий (жуткая функция для качков типа Сильвестра Сталлоне, – а именно такой мускулистый парень был в расчете Блинова) и двое подносчиков снарядов (обычно это ребята, хитро изображающие из себя не годных ни на какие серьезные дела, стрекачи по призванию). Командир командовал (как всегда, самое нехитрое дело), наводчики наводили перекрестие на надвигавшийся в полутора километрах танк, подносчики тащили вдвоем обойму (четыре снаряда; пушка, кстати, была еще и автоматическая), заряжающий один хватал эту обойму, забрасывал и с трудом крутил какую-то ручку, запирая затвор. После доклада наводчиков о том, что цель поймана, командир командовал: «Огонь!» Блинов, вжавшись в металлическое сидение, чуть дыша шевелил штурвалом и обреченно ждал выстрела.

Известно, что ничего нет хуже, чем ждать и догонять. Это еще в том случае, когда дождешься или догонишь. Выстрел, как и все ожидаемое в этом мире, хлопнул неожиданно. Наступило мгновенное оглушение и ослепление. Плотность облака пыли оказалась такой, что не то что танков – солнца не было видно. О том, чтобы что-то слышать, не могло быть и речи. Пыль медленно рассеивалась, подраненный танк (как потом оказалось – попали сразу) продолжал надвигаться. Метрах в ста от него двигался второй. Первый номер двинул прицел к нему. Дальнейшее – следующие пять выстрелов – представляется в полном тумане и одурении. Вот так останавливается время.

После стрельбы еще долго обсуждали этот ужас, недоумевая, что же в таком случае творится на войне. Никому на войну не захотелось. Двое, кстати, несмотря на клеймо публичного позора, лезть на пушку наотрез отказались.

После стрельб полковник подобрел, началась подготовка к экзамену, и все наконец-то выспались и наигрались – никто всерьез не занимался. Проводя инструктаж перед экзаменом, полковник заострил внимание на главном: «Если не знаешь ответа – не сдавайся, подними руку и попроси время подумать». Блинов так и сделал. Не зная ответов на вопросы билета, он легкомысленно выпалил: «Разрешите подумать, товарищ полковник». Полковник радостно вытаращил глаза и стал так орать, что Владимир усомнился в том, что он правильно понял инструктаж. В какой-то момент ему даже показалось, что ведь поставит двойку. Но после неоднократного повторения этой унизительной сцены, полковник махнул рукой и отправил Владимира к майору, который, сжалившись, поставил тройку.

Всех студентов поздравили с окончанием сборов, курса военной подготовки и представлением к званию «лейтенант». Два месяца – не два года. В Алма-Ате наступила золотая осень – самый чудесный сезон. Это был единственный сентябрь, когда не отправляли на целину, на уборку урожая, и студенты в полной мере оценили прекрасное слово «свобода». На армии можно было поставить точку и только иногда вспоминать со смехом забавные эпизоды.

Рано радовались. Большинству участников этих сборов пришлось послужить Родине еще по два года.

Шестнадцать тонн

Некоторых, немного, забрали сразу после университета. Остальных – через год. Неизвестно, что лучше.

Блинов распределился в вычислительный центр, в Караганду. Захотелось пожить самостоятельно. Программирование и свободная жизнь ему понравились, и работал он с удовольствием. Весной пришла повестка, но она не воспринималась серьезно. Блинов показал ее директору вычислительного центра, и тот успокоил, пообещав уладить вопрос. Как раз возникла новая задача, которую надо было почему-то сделать очень быстро (такие «быстрые» задачи потом никому и никогда не нужны). Директор твердо пообещал: «Если сделаешь за два месяца, то уж точно в армию не пойдешь».

Задача была связана с учетом простоев и ремонта горношахтного оборудования. После каждой смены горный мастер должен был записывать сведения о состоянии оборудования в специальные формы в специальных кодах. Эти данные передавали по телетайпу в вычислительный центр, где они и обрабатывались – накапливались, анализировались, включались в различные отчеты. Блинов весьма смутно представлял себе это горношахтное оборудование, и потому было решено устроить ему экскурсию в шахту.

Зачем люди работают в шахтах? И при чем здесь армия? Почему-то одни работают в шахте и служат в армии (чаще всего и то и другое), а другие – нет. Справедливости не существует, и Великая Революция провалилась. Но вопрос остается.

В шахту Блинов приехал рано утром, к началу смены, так как мастер предупредил, что спускаться они будут вместе с шахтерами. В раздевалке ему выдали все шахтерское обмундирование, включая каску и фонарь во лбу, и они двинулись вместе со всей сменой («Наверное, к лифту» – подумал Блинов). То пространство, куда вошли человек сорок, лифт не напоминало даже отдаленно. Это походило на большой старый плот (почему он так подумал? ведь никогда и плотов не видел, разве что в кино) с плохо подогнанными и ходящими ходуном (это выяснилось через несколько секунд) досками. Шахтеры стояли угрюмо и прямо – держаться было не за что. Пока Блинов с любопытством думал, что будет дальше, плот дернулся и, раскачиваясь, пошел вниз. Блинов чуть не упал, схватился за мастера и согнул ноги. Ощущение, как на палубе качающегося корабля (опять же сравнение из кино). Свет меркнул. Оставались гореть только фонари во лбу. У плота не было никакого ограждения, никаких стен, никаких поручней. Он шел вниз, скользя по канатам (четыре каната – по одному у каждого угла). Со всех сторон чернела и сочилась грязной жидкостью земля. Что-то скрипело и чавкало. Вверху быстро удалялся и таял маленький квадратик чего-то светлого. Идеальный антураж для фильма ужасов.

Наконец плот остановился, и все двинулись в штрек. Здесь было довольно просторно, тускло светили фонари и можно было разглядеть рельсы, вагонетки и другое оборудование. Мастер что-то показывал и рассказывал, но Блинов слушал плохо, ему было неуютно. Они прогулялись по штреку, может быть, еще по каким-то выработкам, и тут мастер сказал, что они подошли к лаве и что Блинову непременно надо посмотреть, что в этой лаве творится. В лаве добывается уголь (видимо, до автоматизации это называлась забоем и здесь шахтеры рубили уголь отбойными молотками). Блинов слушал плохо, он понял, что сейчас они поползут вдоль этой лавы, сквозь ряды гидравлических стоек (высота проема 110 сантиметров, а расстояние между стойками – 90 сантиметров). Он опустился на четвереньки и пополз вслед за мастером, в зад которому светил его фонарь. А длина этой лавы 300 метров. Это для спринтера немало, даже если бежать.

Двигаясь молча, Блинов понял, почему ему было неуютно. Темно было, как у негра в… Смысл выражения, над которым он никогда не задумывался, теперь стал понятен – темнее не бывает. Видимо, у белых в этом самом месте светлее. Но это была не черная чернота, а именно темная темнота, которая давила. Конфуций мог искать черную кошку в темной комнате, но в лаве он бы искать ее не стал, равно как и у негра в… Может быть, Конфуций негров как раз и не видел. Иначе он предложил бы искать черную кошку понятно где. В лаве он точно не был. Темная комната теперь представлялась Блинову полной света. В этот момент (до этого было относительно тихо) слева что-то громыхнуло, сверкнуло и стало со страшным скрежетом двигаться. Как потом выяснилось, начался процесс добычи угля – угольный комбайн вгрызался в пласт и сбрасывал нарубленный уголь на конвейер. Конвейер уносил уголь в конец лавы, куда двигались и Блинов с мастером. Блинову показалось, что наступил конец света и он попал прямо в ад.

Комбайн с конвейером гремели, Блинов полз, ничего не соображая. Он старался ни о чем не думать (что работают комбайн и конвейер, он понял много позже), особенно о том, что происходит, потому что любая мысль наводила ужас, хотелось тут же лечь и забыться. Где-то на полпути навстречу попались два шахтера. Они ползком тащили бревно – видимо, где-то что-то надо было укрепить. Блинов приободрился – люди бревна таскают, а тут ползешь, можно сказать, с абсолютно свободными руками. В конце концов, все заканчивается, если не умрешь раньше, – закончилась и эта лава и можно было выпрямиться. Тут же у выхода, согнувшись в три погибели, стоял шахтер с лопатой и подгребал уголь, сваливающийся с конвейера при ссыпании на другой, перпендикулярно двигающийся конвейер (если не подгребать, конвейер бы заклинило).