Кубанская конфедерация. Пенталогия

Ничего, всё одно, к вечеру я её уболтаю, и вечернее чаепитие, переходящее в утреннее, вполне может состояться, ведь вижу, что я ей понравился, вон как глазками стреляет. Опять же, ухажёров за ней не бегает, я таких за неделю своего пребывания в бригадном госпитале не наблюдал, а тепла девушке хочется. Впрочем, как и любому живому человеку без отклонений в башке.

В палатку вернулся Филин, и, что плохо, от него несло табаком. Курил мой комод только тогда, когда сильно нервничал, и, судя по этому признаку, дела его были не очень хороши.

– Что врачи сказали? – обратился я к нему.

– Ничего хорошего, Мечник, – он прилёг на кровать, и та жалобно скрипнула, – но и ничего особо страшного. Говорят, что не годен я теперь к службе. Чтото мне эти дикари во время драки пережали, и теперь какойто нерв на руке усыхает. Восстановить меня врачи не смогут, а значит, всё, кончился сержант гвардейского спецназа Филин и появился на свет вольный фермер Егор Черносвит.

– Домой поедешь?

– Да, здесь оставаться никакого смысла нет. Пять лет я выслужил честно, денежка в банке имеется, пора домой возвращаться. Отстрою домишко, женюсь, заведу хозяйство и буду жить, как все обыватели. Тем более что давно хотел фермерством заняться.

– Что выращивать будешь?

– Овощи, фрукты, картофель, капусту и прочие баклажаныкабачки.

– А ты сам откуда?

– Посёлок Гвардейский, – усмехнулся сержант и тут же спросил: – Что, не слыхал о таком?

– Нет, а где это?

– Недалеко от развалин станицы Динской, под Краснодаром. В своё время правительство там землю для отставников из гвардии выделяло, коекто остался, а среди них и батя мой.

– Так ты, получается, потомственный гвардеец?

– Ага, третье поколение.

Кивнув на выход из палатки, я спросил:

– Что там, в курилке, слыхать чего? Что «солдатский телеграф» вещает?

– Нормально, орду наши войска разгромили в пух и прах, никого не оставили, а Сальская группировка «беспределов» развернулась и обратно к Волге пошла. Через неделюдругую две наши роты, что под Мокрым Батаем геройствовали, в расположение вернутся.

– Что про потери говорят?

– Потерь много, Мечник, очень много. Под самый конец сражения «беспределы» собрали всех своих собак боевых, обвязали их бутылками с зажигательной смесью и ночью на наши позиции послали. Эти твари врывались в окопы и первым делом в блиндажи лезли.

– Не понял, а как же они самовозгорались?

– Смесь горючая, как парни говорят, двухкомпонентная – собака понимает, что достигла цели, бьётся об металл, дветри бутылки вдребезги, и происходит поджог. Слух ходит, что даже пару БТРов так твари спалили.

– Нехило повоевали.

– А то, это же «беспределы», и чего от них ожидать, никогда не угадаешь.

– Из наших командиров видел кого?

– Черепанова и Ерёменкомладшего, возле офицерской палатки сидят, врачихам байки про своё геройство рассказывают.

– А комбат?

– Майор, как говорят, уже третий день в расположении батальона, в Кисляковской. Наверняка новобранцев по полигону гоняет до потери пульса.

– Это да, он такой, только дай когонибудь потренировать, – согласился я.

Разговаривать было больше не о чем, всё уже обговорено не по одному разу, и я заснул. Однако через час меня подняли доктора и велели в срочном порядке освободить койку.

В непонятках что к чему собрал я свои вещи, скинул больничную пижаму, переоделся в родной выстиранный камок и вышел из палатки. На каменной площадке перед длинными палатками с красными крестами, где мы обитали, стояли десять автомашин, полные раненых и покалеченных солдат. Ого, вот и он, результат нашей грандиозной победы над ордой, про которую Симаков только пару часов назад рассказывал. Видимо, в полевом госпитале при экспедиционном корпусе мест не хватило, вот остальных и поволокли за тридевять земель.

– Сашка, – мимо меня пронеслась старшая медсестра Анастасия Павловна, – не стой, помоги раненых разгрузить.

Сказано – сделано, бросил рюкзак и сразу же включился в работу. Силёнки у меня уже есть, окреп за недельку, руки и ноги на месте, так что надо помогать докторам и медбратьям. Вдвоем ещё с одним бойцом, кажется, из разведки парень, подскочили к ближайшей автомашине, откинули борт и приступили к извлечению раненых солдат. Наша с разведосом задача проста – принимать снизу бойцов или тела и класть их на носилки. После этого уже работа медбратьев. Если человек не дышит, они его в покойницкую палатку тянут, а если бредит или матом ругается, тогда в смотровую.

– Саня, – я протянул разведчику руку, – позывной Мечник.

– Жека, – представился он, – позывной Орлик.

– Будем знакомы.

– Блин, – протянул Жека, разглядывая окровавленные борта автомашин. – Сколько здесь людей… Интересно, а нас теперь куда?

– Скорее всего, в расположение подразделений.

До вечера мы проболтались в госпитале, и, только когда я увидел своего командира, идущего рядом с Ерёменкомладшим, появилась хоть какаято определённость.

– Товарищ капитан, – окликнул я Черепанова, который, так же как и мы, сменил пижаму на камуфляж, и за его плечами болтался рюкзак, – разрешите обратиться.

– Не надо, – махнул он рукой, – знаю твой вопрос. Всем приказано срочно к штабу бригады подтягиваться.

Нормально. Через десять минут, пройдя через ряды пустых бригадных палаток, мы остановились на плацу возле штаба, небольшого и аккуратного двухэтажного домика, пристроились к строю, где уже было человек пятьдесят из разных подразделений, и замерли в ожидании. Прошло ещё полчаса, отцовкомандиров видно не было, с нами только капитаны, а люди всё подходят и подходят.

Наконец, когда на плацу скопилось уже около двухсот солдат и офицеров, из домика вышел начальник штаба, полковник Юрин, среднего роста пожилой пухленький мужик с абсолютно лысым и гладким черепом, отблескивавшим на солнце, как полированный шар. Рядом с ним горой возвышался непонятно как здесь оказавшийся майор Ерёменко, который, по идее, должен был находиться в расположении батальона.

– Бойцы! – стоя на высоком крыльце, обратился к нам полковник Юрин. – Час назад региональные лидеры подняли мятеж против нашего президента, которому все мы присягали на верность. Некоторые части территориальных войск, уповая на то, что многие регулярные и гвардейские подразделения нашей армии находятся на севере и заняты истреблением дикарей, перешли на сторону мятежников. Однако их выступление закончилось провалом и наши товарищи из Второй гвардейской бригады оказывают им достойный отпор. Через полчаса сводная боевая группа нашей бригады должна выступить на столицу и оказать им помощь в деле подавления мятежа. Старшим офицером сводной боевой группы назначается майор Ерёменко.

Вперёд выступил командир моего батальона, оглядел строй солдат, и посыпались команды:

– Спецназ, разведка и мотострелки на выход, через десять минут всем быть у Южных ворот лагеря! Черепанов, проследи! Всем остальным разойтись по местам и заниматься своими делами. Исполнять!

Полковник Юрин пытался чтото сказать нашему майору, видимо, был против того, что не все солдаты отправляются в столицу, но тот, не обращая на него внимания, только сплюнул на кирпичи плаца и зашагал в расположение роты связи.