Кубанская конфедерация. Пенталогия
Шрифт:
Прерывая мои невесёлые размышления, наверху раздался человеческий гомон, ктото на когото орал, были слышны характерные звуки ударов по телу, и через минуту в яму опустилась хлипкая лесенка. По ней не сошёл и не спустился, а скатился человек. Лестницу тут же подняли, а в проём заглянула большая непропорциональная голова местного надзирателя, Султана.
– Ээ, русский, – он прищурился и попытался разглядеть меня в полутьме, – к тебе гость, будете теперь вдвоём сидеть.
– Еды и воды дай, сволочь толстомордая! – выкрикнул я.
– Пожрать не знаю, а попить дам. – Надзиратель распустил завязки на своих
– Да пошёл ты, урода кусок.
Султан рассмеялся и ушёл, а я смог разглядеть своего сокамерника. Собрат по несчастью, черноволосый парень лет двадцати пяти, нос горбинкой, глаза живые и умные, прижался спиной к каменистой стене и настороженно смотрел на меня. Правда, особо его в полутьме не разглядишь, да и избит он сильно, всё лицо в крови, но первое впечатление о нём я составил, и, надо сказать, было оно неплохим.
– Ты откуда, аскер? – с трудом шевеля разбитыми губами, спросил парень.
– Кубанская Конфедерация, младший сержант гвардии, контузило, попал в плен. А ты кто таков?
– Чингиз Керимов, торговец, взятку не дал, теперь расплачиваюсь за это. Товар отобрали, а мне завтра голову отрубят.
– Что так сурово, ты же крымчак натуральный, а к своему соотечественнику могли бы и снисхождение проявить.
– Да какие они мне свои, – отозвался парень и посмотрел наверх. – Здесь татар и нет почти, сброд один и бандюганы разной нации, между прочим, и ваших славян много. Всё вокруг нескольких караимских семей, уцелевших в Хаос, вертится. Они и не мусульмане совсем, но сплочённые и дружные, а сейчас это главное. Старшим вождём у них Эзра Дуван, глава одной из семей, грамотный и хитрый человек, десять лет назад объявил себя имамом крымским, и народ за ним пошёл. – Немного подумав, он добавил: – Больше не за кем было идти, а людям всегда пастух потребен.
– А как же Крымское ханство, про которое столько говорят?
Парень пожал плечами:
– Народу нужна идея, а про ханство более или менее все жители Крыма знают.
– Слышь, Чингиз, а ты умный парень, говоришь грамотно, слова всякие умные знаешь. – Я посмотрел на него с подозрением. – Не шпион ли ты, случаем?
– Да кому ты нужен, простой сержант, хоть и гвардейский. Сидишь тут в яме, в ней же и сгниешь заживо, здесь это норма. Что касаемо языка, так у меня учителя в детстве хорошие были, да и путешествовал много. – Несколько минут мы молчали, сверху попрежнему капали холодные дождевые капли, и молодой торговец снова заговорил: – Выбираться отсюда надо. Ты, гвардеец, парень крепкий, и, если возможность представится, Султана, охранника нашего, тихо вырубить сможешь?
– Смогу, он неповоротливый и не боец совсем, так, свинота разожравшаяся. Только как это сделать?
– Есть план, но ты мне помочь должен. Султана я знаю немного, здесь я часто бывал, он туповатый и жадный. Выпустить он нас не выпустит, это понятно, но может коечто пронести, например еду.
– Пожрать хорошо, конечно, но чем это нам поможет?
– Еду охранник на верёвке опустит и сделает это ночью, чтоб не видел никто. Я тебя подкину, ты по верёвке выберешься и вырубишь Султана. Потом, сам понимаешь, вытаскиваешь меня, и мы разбегаемся.
– А не боишься, что я тебя брошу?
– Смысла
нет, и если ты без меня побежишь, то я шум подниму, и тебя догонят быстро. А так у тебя хоть какието шансы будут, гвардеец. Соглашаешься?– Да.
– Договорились.
– Кстати, – поинтересовался я, – что это за посёлок, где мы находимся?
Чингиз хотел рассмеяться, но кровяная корка на его губах треснула, и он ответил просто:
– Развалины Бахчисарая, юговосточная окраина. Если тебе бежать, то сразу на восток, там леса густые.
– Понял, благодарю.
– Выживешь, должон будешь, – ответил он.
– Это кто и кому ещё должен будет, – пробурчал я.
Торговец несколько минут полежал, видимо, с силами собирался, встал и, задрав голову вверх, прокричал:
– Султан. Эгей, Султан. Подойди к яме, разговор есть.
На поверхности зашуршало, по лужам захлюпали шаги, и вновь появилась голова нашего надзирателя.
– Чего расшумелся? – Он изобразил строгость в голосе и сплюнул вниз.
Слюна толстомордого охранника попала прямиком на Чингиза, тот в злобе сжал кулаки, но сдержал себя и, обтерев лицо рукавом грязного халата, произнёс:
– Султан, меня завтра казнят.
– Ага, – флегматично согласился тот.
– Напоследок поесть бы хорошо.
– Это не ко мне, а к Аллаху просьба.
– Ну почему же. Ты ведь знаешь, у меня друзей и родни много. Сходи на постоялый двор, там Марат Сафиулин, купец знатный, на постой остановился, а он – дядя мой, между прочим. Скажи, что Чина ему привет передаёт, и попроси пару золотых, чтоб последний ужин мне устроить. Одну монету себе возьми, а на одну продуктов нам на рынке купи.
– Ты что, сын шакала, собрался с гяуром хлеб преломить? – завёлся охранник.
– Что ты, Султан, я помню слова нашего имама и с тобой поделиться хотел, а не с этим, – он кивнул на меня, – неверным.
Думал надзиратель долго и всё же повёлся на разводку Чингиза.
– Ладно, – пробурчал он, – навещу твоего дядю. Еще чтото ему на словах передать?
– Скажи только, что я помню его ко мне доброту и перед смертью вспоминаю детство, проведённое в его горной усадьбе.
Охранник ушёл, Чингиз вновь привалился к холодной стенке, а я спросил:
– А чего это ты с ним порусски разговаривал?
– Ты здесь недавно, не понял ещё, что на татарском языке здесь мало кто говорит. Одно слово – сброд.
– Так Султан вроде бы татарин?
– Татарин, – согласился Чингиз, – только он ногай, а я ялыбойлу. У нас диалекты разные, и легче на вашем языке говорить.
– А сколько вас всего племён?
Парень поёжился – уже успел продрогнуть – и ответил:
– Раньше нас в Крыму три племени было: ногаи, потомки кипчаков и половцев, таты, горцы, и мы, ялыбойлу, жили вдоль моря. Теперь только мы и ногаи остались, а татов давно никого не встречал. Все в Севастополе сгинули, когда его атаковать попытались. Вместе с семьями туда попёрлись славу предков возрождать, и когда в городе бахнуло, то всех там и накрыло.
– А караимы разве не татары? – удивился я.
– Нет, конечно, они потомки евреев из Хазарского каганата и степняков. Хотя, как говорят, предок нынешнего имама ещё в Великую Отечественную войну ездил в Берлин, к немцам, и те выдали ему бумагу, что они самые настоящие тюрки, а не евреи.