Кубинский зал

Потрясенный и обессиленный, я снова упал навзничь, все еще чувствуя в легких тошнотворный запах выхлопов и гниющих отбросов. Грузовик взревел, обдал меня еще одним облаком сизого дыма и, несколько раз подскочив на ухабах, нырнул в пролом в заборе и исчез из виду, свернув на какую-то улицу.

Небо над моей головой было голубым, бездонным, безоблачным. В вышине лениво парила чайка. Я перевернулся на живот, подтянул одно колено и с трудом вскарабкался на ноги. Меня опять вырвало – на этот раз жидкой, жгучей кашицей. Я вытер губы рукавом, вынул из волос увядший листок салата и огляделся. Я стоял посреди заброшенной парковки, усыпанной осколками кирпичей, пустыми бутылками и старыми газетами. В куче мусора мне было тепло, но сейчас по телу пробегала знобкая дрожь, а во рту пересохло. Я был без куртки, которая – как я теперь вспомнил – осталась в гардеробе ресторана, однако деньги были при мне: ощупав карманы, я обнаружил бумажник, а в нем – несколько купюр, все кредитные карточки, водительские права и удостоверение личности. В другом кармане лежала связка ключей, которую я сначала не узнал. Потом до меня дошло, что это ключи Джея и при случае я должен их ему вернуть. Что ж, уже хорошо, что меня не ограбили, хотя тот факт, что меня вывезли вместе с мусором, словно что-то ненужное, не вдохновлял.

Очевидно, меня сочли мертвым.

Совсем как того, другого парня в фургоне.

В бакалейной лавочке в трех кварталах от заброшенной автостоянки я заказал чашечку кофе, сок, омлет из трех яиц и порцию поджаренного картофеля по-домашнему, а заодно купил у мальчишки-газетчика джемпер «Нью-Йорк Джайэнтс». Я не был уверен, что мне удастся удержать еду в желудке, но все равно сделал заказ, чувствуя, что мне необходимо перекусить. Повар – мужчина могучего телосложения с властными повадками, сообщил мне, что я нахожусь в Квинсе, и позволил воспользоваться туалетной комнатой, где я с отвращением содрал с себя насквозь провонявшую рубашку. Это была нелегкая работа – я настолько застыл и окоченел, что руки мне не повиновались, зато в рукаве я обнаружил дохлого таракана.

Я вымыл лицо, грудь и подмышки, вытерся бумажными полотенцами и, швырнув рубашку в мусорную корзину, натянул джемпер.

– Тебя что, обчистили? – спросил повар, когда я вышел из туалета. Правой рукой он поглаживал свой грушеподобный живот; за ухом у него торчал огрызок карандаша.

– Вроде того… – ответил я. Несмотря на то что я провалялся в отключке четырнадцать с чем-то часов, в голове у меня по-прежнему все путалось.

Он поставил передо мной бутылку с кетчупом.

– Да брось, меня не проведешь, – сказал повар. – Тебя обчистили. Стукнули по голове так, что ты ничего не помнишь, верно? На этой долбаной стоянке мы подбираем трех-четырех парней в… Джимми! – неожиданно гаркнул он так, что у меня зазвенело в ушах. – Сколько раз мы видели парней, которых бросали на старой парковке – там, где была красильная фабрика?

– Откуда я, на хрен, знаю?! – донесся откуда-то из задней комнаты мужской голос.

– Не обращай внимания, – сказал мне повар. – Джимми парень неплохой, только сейчас у его жены эта… как ее… ментальная пауза, и это его здорово достает. А вообще-то в наших краях все знают, людей грабят, а потом бросают на нашей парковке – местечко-то укромное и к тому же недалеко от шоссе. Одного парня, я помню, уговорила свернуть сюда проститутка, здесь, дескать, поспокойнее. Как же, поспокойнее – держи карман шире! Не успел он достать свой член, как подскочил ее дружок и врезал ему монтировкой промеж глаз. В другой раз одного парня бросили здесь какие-то психи. Ты не поверишь, но они привязали ему к башке дохлую кошку – хотели напугать, что ли… А еще был случай – кто-то вывалил на стоянке долбаные токсические отходы, то-то было шороху! Тогда к нам столько всякого народа понаехало, и из правительства, и из санитарной службы – знаешь небось, парни в таких белых скафандрах, как у космонавтов?… Очень удачный был день, мы тогда продали чашек двести кофе, не меньше.

– Все равно они не убрали всего этого дерьма! – раздался из-за двери тот же голос.

– Что ты говоришь, Джимми?…

– Они так и не вывезли все ядовитые отходы.

– Почем ты знаешь?

– Они ведь оставили тебя.

Я посмотрел на часы.

– А какой сегодня день? – спросил я.

– То есть как – какой день?

– Ну, какой день недели…

– А-а, сегодня вторник, приятель.

– А число?

– Число-о? Дай-ка сообразить… Джимми, какое сегодня число?

– Откуда я, на хрен, знаю?!

Повар потер лоб тыльной стороной ладони и сверился с засаленным календарем, лежавшим возле кассового аппарата.

– Первое, – сказал он. – Первое марта. Первое марта! День, когда я приступал к работе!

Через три часа я должен быть на рабочем месте – свежий, выбритый, в новом галстуке, ходячий человеческий капитал. Еще через минуту я вспомнил, что на данный момент у меня даже нет дома. Я пересчитал наличные в бумажнике.

– Не могли бы вы, ребята, сделать мне одно одолжение? – сказал я.

– Пожалуйста, приятель. Ты только скажи, что тебе нужно.

– Не могли бы вы вызвать такси? Мне нужно в Манхэттен.

– Нет, не могли бы.

– Почему?

– Лучше я сам тебя отвезу.

– Да нет, зачем же?…

– Это займет всего минут двадцать, – сказал повар и потянулся за своей курткой. – Замени меня, Джимми, о'кей? – Он показал на пустой зал позади меня. – Сегодня, как видишь, у нас не слишком оживленно. Паршивая выдалась неделя. Да и год, честно говоря, начался хреново.

Некоторое время мы молча ехали в стареньком «чеви каприс». Мне показалось, что машина перекрашена – возможно, когда-то это было такси. Как бы там ни было, пока все складывалось удачно, и я был бесконечно признателен моему благодетелю.

Я попросил повара высадить меня где-нибудь поближе к деловому центру.

– Так ты знаешь тех ребят, которые тебя ограбили, и или ты просто оказался не в том месте в неудачный момент? – спросил повар, искоса посмотрев на меня, и я почувствовал, что не могу солгать под этим проницательным взглядом.

– Да, я их знаю, – сказал я.

Повар кивнул, словно ожидал от меня именно такого ответа.

– Хочу сказать тебе одну вещь, дружище, – проговорил он. – Я был копом, но сейчас ушел на пенсию. Устал я от этой бодяги, вот и решил пожить спокойно. Но на своем веку я много всякого повидал…

Я невольно напрягся:

– Ну и что?

– Ты, я думаю, хочешь просто жить дальше и лишние неприятности тебе ни к чему, так?

Я задумался. Стрелял я в Ламонта или нет? Может, мне это только пригрезилось? Я никак не мог вспомнить!

– Конечно ни к чему.

– Так вот мой тебе совет: не пытайся им отомстить.

– Я и не собирался.

Повар-полицейский свернул в тесные переулки Испанского Гарлема.

– Выслушай меня парень. Я желаю тебе только добра. Не пытайся им отомстить, не пробуй с ними объясниться, никому о случившемся не рассказывай, и упаси тебя бог заявить в полицию! Не делай вообще ничего – так будет лучше. И конечно, не имей больше никаких дел с этой шайкой, не общайся ни с кем из них, не разговаривай и не встречайся. Понял?

– Кажется, да. – Только сейчас я сообразил, что так и не назвал ему своего имени.

– Ты остался в живых, верно?

– Верно.

– Ну и хватит с тебя. Тебе и так крупно повезло.

– Я собираюсь просто вернуться к своей прежней жизни, и пусть время идет дальше…

– Вот именно. – Он кивнул и остановил машину у тротуара. – Возвращайся к прежней жизни, парень. – и умрешь в своей постели глубоким стариком. Это я тебе говорю…

Может ли человек, который вернулся в свой отель в восемь утра, насквозь провоняв блевотиной и гнильем, появиться на новом рабочем месте каких-нибудь два часа спустя и притом безупречно выглядеть? Ответ: не может. Это просто невозможно. Но я все же попытался. Я ворвался в свой номер, торопливо принял горячий душ, побрился, почистился, потом – как был в купальном халате и тапочках – спустился в вестибюль, купил в магазине подарков нелепый спортивный костюм ярко-красного цвета и снова поднялся к себе. Переодевшись, я вызвал такси и отправился в универмаг «Мейсиз», который, как я знал, открывался в девять. Там я купил костюм, рубашку, носки, ботинки, переоделся в крошечной примерочной и поехал на работу подземкой – и все равно опоздал на семнадцать минут.