Кубок Брэдбери-2021

Автобус домой

Самым невыносимым в моем ежедневном возвращении с работы домой было то, что я не испытывал от этого радости. Я не испытывал ее не потому, что обожал свою работу. Просто дома меня не ждало ничего приятного. Забившись в угол дряхлого автобуса, переполненного уставшими лицами, я думал о том, как выйду на привычной остановке, войду в знакомый подъезд, открою дверь, затем захлопну ее, одарив весь этаж тяжелым грохотом (не специально и не от злости, а потому, что по-другому она не закрывается), а потом войду в пустую квартиру.

Единственным, что смогло отвлечь меня от получасового смотрения в стену, стал заливистый смех. Я повернул голову на звук и увидел девушку лет двадцати пяти с ребенком на руках. Казалось, будто ничего не может ее огорчить, обидеть или разозлить, пока в руках находится смеющийся ребенок. Я смотрел на них и думал, что во всем автобусе не найдется человека, счастливее этой маленькой семьи. Думал, что отдал бы все на свете за возможность быть ее частью. Я ведь уже и забыл, каково это – искренне смеяться.

Я вышел на нужной остановке, оставив молодую маму с ее малышом в светлом автобусе и в своей памяти. Сейчас моей целью был винный магазин по пути к дому. Получив скидку в честь дня рождения, купил бутылку виски и направился в сторону дома. Однако, не успев сделать и шага, я увидел яркую вывеску, остановился, минуту подумал и вошел. Вывеска принадлежала зоомагазину. Что понесло меня туда? Наверное, нежелание снова проводить свой день рождения в одиночестве?

Я прошелся среди клеток с птицами, миновал полки с собачьим кормом и остановился в отделе с аквариумами. В узком проходе ютился мужчина, окруженный детьми. Они громко разговаривали, спорили и умоляюще смотрели на отца. Он пообещал подумать и вернуться в следующий раз, а секундой после раздался резкий звук разбившегося стекла. Продавщица бросилась к месту происшествия. На полу бились несколько маленьких рыбок. Женщина быстро подняла их и забросила в аквариум, стоявший рядом. Но подняла она не всех. Прямо у моих ног лежала одна единственная рыбка желтого цвета. Я взял ее в руки и отправил туда же, где оказались остальные.

– Вы спасли нашу последнюю оранду, – выдохнув, сказала женщина.

Маленькое тельце светилось желтым цветом, а голова, хвост и плавники – оранжевым. Она выделялась. Выделялась тем, что была такая одна.

Вышел из магазина я с маленьким пакетом, в котором плавало спасенное мной существо.

С ним я и вернулся в квартиру.

За окном огромными хлопьями медленно падал снег. Я прислонил ладонь к окну, стекло оказалось очень холодным. Затем сделал первый глоток. Когда-то давно, сидя так же на подоконнике другого дома, я тоже смотрел на падающий снег, но ощущал жизнь иначе. Тогда моя судьба, история казались какими-то волшебными, особенными. Сейчас же я ощущал, что жизнь моя – не особенная, сам я – один из миллиардов, а будущего никакого и нет.

В руках я держал фотографию. Моя жена умерла почти пять лет назад. Засыпать без нее по ночам было невыносимо, поэтому первое время я напивался до состояния, когда не мог стоять на ногах, лишь бы ночь пролетела незаметно. Затем алкоголь потерял свой приятный эффект.

– Как же я хочу снова оказаться в детстве, – сказал я вслух, касаясь пальцем стеклянного дома моей рыбки, – прожить пару дней ребенком, а затем исчезнуть навсегда.

Оранда вряд ли меня слушала. Она передвигалась быстро, резко, но изящно, поглядывая на меня то одним, то другим своим глазом.

После трех выпитых стаканов я почувствовал сонливость и рухнул на незаправленную кровать.

* * *

Проснулся от яркого солнца. Голова и лицо были теплыми, словно я только что умылся горячей водой. Где-то справа звонил телефон. Полусонный, я начал искать рукой источник раздражающего звона. Нащупав гладкую дрожащую поверхность, я снял трубку и, не открывая глаз, поднес ее к уху.

– Алло? – раздался голос с другого конца провода.

– Вы ошиблись номе… – я начал говорить, но тут же замолчал.

Слова принадлежали мне, а голос – вовсе не мне. Он был немного хриплым, но в то же время нежным и… детским?

– Доброе утро, это мама, – снова прозвучал приятный голос.

К этому моменту мои глаза уже привыкли к яркому свету, и я вскрикнул, обнаружив, что нахожусь не в своей квартире. Я оставил трубку на кровати, сам спрыгнул и выбежал из комнаты в коридор. Наткнувшись на ростовое зеркало, я еще раз вскрикнул и остановился. Перед глазами потемнело, к горлу подступила тошнота. В зеркале отражался ребенок, которого я не мог не узнать. Вокруг был знакомый интерьер двухтысячных. Вход в зал представлял собой пустое отверстие без двери. Уже из коридора в нем можно было увидеть маленький выпуклый телевизор, длинный шкаф во всю стену и ядовитого цвета диван. Я спустился на корточки по стене напротив зеркала и схватился рукой за голову. Мне всегда после алкоголя снились странные сны, но настолько странные, еще и осознанные – никогда.

– О господи! – послышалось где-то в коридоре. – Что случилось?

Я поднял голову и увидел бегущую ко мне бабушку. Черты лица, длинное красное платье с белыми ромашками, очки с леопардовой оправой и белые короткие кудри – все в ней было точно таким же, каким я запомнил. Сам того не ожидая, совершенно не контролируя себя, я заплакал громко, резко, на весь дом. Моя бабушка, с которой связаны мои лучшие воспоминания о детстве, бабушка, которой я кидал на гроб землю на похоронах, стояла передо мной, живая и настоящая.

В какой-то момент она заметила телефон, лежавший в комнате на кровати за открытой дверью.

– Кто звонил? Плохие новости? – тревожно спросила она, а через секунду скрылась за стенами комнаты.

Я нашел в себе силы подняться с пола и войти следом за ней.

– Ты нас всех перепугал! – воскликнула она, заметив меня. – Будешь говорить с мамой?

– С мамой? – мой голос был тихим, слабым, заплаканным.

– Мама? – спросил я, взяв из бабушкиных рук трубку.

– Да, солнышко, что случилось?

– Мамочка! – почти прокричал я, а затем зажал рукой рот.

Спазмы сдавили мое горло, было больно и трудно даже дышать.

Я пытался вспомнить этот голос больше десяти лет. Первые годы после ее смерти он сохранялся в моей памяти, такой звонкий, бодрый, способный поднять настроение в самые скверные дни. Потом он начал постепенно стираться. Спустя пятнадцать лет со дня смерти мамы я забыл ее голос совсем. Я столько раз мечтал, чтобы в моей квартире раздался телефонный звонок, и я, взяв трубку, услышал это нежное «солнышко».

– Тебе приснился кошмар? – с беспокойством спросила мама.

Конец ознакомительного фрагмента.