Куда бежать? Том 2. Надежда

Через две недели Тельнецкий в обличье церковного служителя вышел из вагона третьего класса, прибывшего из столицы, и, взяв кучера, направился в центр Москвы. Два раза сменив кареты, Тельнецкий с багажом благополучно добрался до очередной секретной квартиры.

Пройдя по перрону мимо вагонов первого класса, Тельнецкий заметил людей в штатском, которые открыто присматривались к прибывающим пассажирам. Позаимствованная идея смены обличья позволила Тельнецкому незаметно пройти все кордоны любопытных глаз.

Вечером Тельнецкий постучал в дверь квартиры Ломова. Никто не открыл, как и в прошлые разы. Пришлось отужинать в трактире Судакова и опять услышать от полового, что Ломова вот уже неделю в трактире не было.

Выходя из трактира, Тельнецкий узнал одного из филёров, ранее входившего в его квартиру, и первая мысль, которая пришла в голову, была: «Быстро они узнали, не от полового ли?» Филёр сопроводил Тельнецкого до дома, и на этом их негласное общение закончилось. Опять стук в дверь квартиры Ломова, никто не открыл, и с мыслями: «Ну что же, будем ждать», Тельнецкий вошёл в свою квартиру и лёг спать.

Проснулся он далеко за полночь. В дверь аккуратно, чтобы не будить соседей, кто-то стучал. Это был Ломов. На этот раз он быстро явился.

Короткий отчёт Тельнецкого, но ничего правдивого, Ломов довольный и приятно удивлённый, с новыми ключами от новой квартиры покинул Тельнецкого, условившись встретиться через два дня утром на этом же месте.

Тельнецкий предусмотрительно свой гонорар уже забрал и даже положил деньги в банк, предполагая, что столь существенную сумму наличных ему дома держать не следует.

Через два дня Ломов явился в квартиру Тельнецкого не утром, как условились, а ближе к полудню. Он был в прекрасном настроении и даже иногда подшучивал, чего раньше за ним Тельнецкий не замечал. После непродолжительного общения Ломов перешёл к истинной цели своего визита.

– Николай Никанорович, пора нам двигаться дальше. Я хочу вам предложить ещё одно деликатное дело. Вы готовы?

– Господин Ломов, мы с вами условились, и наши договорённости с моей стороны исполнены в полном объёме. Причём настолько для вас безопасно, насколько никто бы не смог это исполнить. Скажу вам откровенно, я пока не осознаю последствий моих действий в масштабе империи, но прекрасно понимаю, что теперь я могу быть в обществе и искать себе достойное место. Мы были полезны друг другу, и, скажу вам откровенно, я не вижу в дальнейшем какой-либо нашей кооперации.

– Это вы пока не видите… – ехидно возразил Ломов. – Вы не представляете, какие подвиги мы с вами ещё совершим, – уже более дружелюбно продолжил он.

– Вы правы, я пока не вижу, и этому есть существенное основание… Господин Ломов, великодушно прошу меня простить, но я даже вашего имени, настоящего имени, не знаю. Я о вас ничего не знаю, следовательно, и доверять вам мне очень и очень сложно.

– Вы пару дней подумайте, не спешите мне отказывать… И насколько уж я не хотел вам этого говорить, но вы меня вынуждаете… – Ломов тщательно подбирал слова, был крайне сконцентрирован и строг в своём взгляде. – Николай Никанорович, когда я прошу, мне не отказывают. Второй раз я просить не буду… Мы с вами уже повязаны прошлым. Вы подумайте ещё пару дней, и вернёмся к этому разговору, – Ломов вышел из квартиры Тельнецкого, оставив ещё больше вопросов, чем было раньше.

Тельнецкий в предыдущие дни твёрдо принял решение больше не рисковать собой и не участвовать в операциях Ломова. Повязанность с делами Ломова Тельнецкий прекрасно осознавал, поэтому искал иные варианты своего будущего и принял решение, что покинет на время Россию. Деньги для выезда за границу есть. Теперь на юг будет держать курс. На Одессу.

Через час, когда Тельнецкий переодевался и готовился к поезду, в дверь постучали.

– Откройте, полиция, – кричали за дверью.

Тельнецкий открыл дверь. За порогом стоял сыщик охранного отделения Вертинский и ещё три человека в штатском. Как только дверь открылась, в квартиру вломились и схватили Тельнецкого, надели на голову мешок, вытащили на улицу, посадили в карету и через двадцать минут в кандалах на ногах и руках затолкали в одиночную камеру клоповника.

Вечером того же дня Тельнецкому в камеру бросили записку: «Я Вас не предавал. Мужайтесь. Вас вытащу. Л.».

Ломов

Ломов – человек с многочисленными паспортами. Иногда ему самому казалось, что он забыл, как его истинно зовут и откуда он родом.

Дворянин. Родом из Саратовской губернии. Получил блестящее домашнее образование. По всем предметам ему были наняты учителя, которые по требованию родителей не проявляли никакого снисхождения к способностям, возрасту и тем более к желанию Ломова поиграть во дворе с другими детьми. Родители Ломова ничего не жалели ради обучения своих детей, но и требовали от них всё больших и больших знаний.

Ломов окончил Санкт-Петербургский Императорский университет с отличием, получил дополнительное образование в Оксфордском университете, после чего вернулся в Россию и лет пять работал в канцелярии императора Александра III. За весь период службы осуществил небывалый по тем временам карьерный рост – в должности дорос до статс-секретаря. Многие желающие либеральных реформ в России возлагали на Ломова большие надежды. Ему предрекали место министра, но этому не суждено было случиться.

При каждой возможности Ломов твердил императору Александру III о необходимости продолжения курса реформ императора Александра II, отчего в итоге и был зачислен в стан немилостивых. В канцелярии всё чаще и чаще поговаривали, что Ломов брал огромные взятки, но эти слухи никто не мог подтвердить, да и сами поговаривающие имели рыльце в пушку.

Отец Ломова дважды залезал в большие долги, и его сын с лёгкостью, как всем казалось, покрывал эти расходы. Ломов вынужденно оплачивал долги, только чтобы не опозорить семью, но этими действиями он только провоцировал отца на большие траты и хвастовство: «Какой могучий и богатый стал мой сын». Все эти события в жизни семьи Ломова становились основой для слухов, которые множились и непременно доходили и до госсекретаря канцелярии.

Когда тучи настолько сгустились над головой Ломова, что госсекретарь подал прошение императору освободить Ломова от занимаемой должности, Ломов сыграл на опережение и, воспользовавшись моментом встречи с императором, заявил, что покидает службу по идейным соображениям. От высказываний императору Ломов попал на учёт в III отделение как политически неблагонадёжный гражданин, и для него все двери официальных кабинетов закрылись, но вне официальных отношений с высшими должностными лицами государства ничего не изменилось.

Ломов к этому времени уже накопил серьёзный капитал и вскоре перебрался за границу, где и прожил чуть более пяти лет. Затем вернулся в Россию с новыми знаниями, идеями, с контактами зарубежных служб, а по сути – завербованным. Деньги Ломову доверяли в любом количестве, но требовали результатов. К революционным событиям 1905 и 1907 годов он имел непосредственное отношение. В начале нового века большая часть денег революционерам в Россию поступала из-за рубежа именно через Ломова или его людей. С самого начала революционной деятельности у Ломова было твёрдое правило: половину средств, поступивших из-за рубежа, он оставлял себе. Часть тратил на адвокатов, банкиров, личную охрану, а остальное припрятывал по разным зарубежным банкам.

Но не всё было так легко и просто в его революционной деятельности. Исчезали доверенные люди, не доходили до него деньги кураторов, но, несмотря на неудачи, доверие к нему не уменьшалось. Ломов показывал результаты, свои или чужие, но показывал, и всех это устраивало.

Сыщики много раз задерживали Ломова, но то адвокаты оспаривали задержания, то проявлялись к нему симпатии со стороны судей, полицейских или жандармов, то какие-то тайные пружины административного аппарата заставляли сыщиков просить у Ломова прощения и низко кланяться. Ломов никогда не проводил дольше трёх часов в полицейском участке или в суде, эти задержания и повестки в суд со временем случались всё реже и реже.