Куда бежать? Том 3. Любовь
Шрифт:
– Вы пока сами подумайте. У меня есть дела поважнее… Нужно заняться похоронами… – Барковский замолчал. По нему было заметно, как трудно давалась ему эта тема.
– Прошу принять мои соболезнования. Я не знал Ольгу Петровну и этого… гражданина, но уверен: они были достойными людьми и должны быть достойно похоронены, – сочувственным голосом ответил Тельнецкий и, немного помолчав, продолжил, но уже более уверенно: – Простите мой тон и слова, но скажу именно то, что должен сказать. Вы должны держаться возле моей персоны, как бы неприятно это ни было для вас, и вам нужно подумать о том, как собрать провизию.
– Николай Никанорович, вы пропустили мимо ушей мои слова, а зря. Я вам говорил, что спасу вас, так повторюсь – спасу. В долгу не останусь.
–
– Но вам придётся сделать ещё кое-что. Это даже не просьба, это теперь ваша обязанность, – Барковский начал резко, будто на правах старшего, и твёрдо отчеканил: – Найдите и покарайте тех, кто убил Григория Матвеевича. Кара должна быть соразмерной.
Тельнецкий ответил не сразу. Задумался, отведя взгляд в сторону. На тридцать секунд в кабинете воцарилась тишина. Барковский оставил чаепитие и стал наблюдать за собеседником.
– Это невозможно делать впопыхах. Лучше пока не торопить события, – ответил Тельнецкий.
– Это мои условия, Николай Никанорович. Будут расстреляны убийцы – будет вам вагон провизии.
Тельнецкий ничего не ответил. Опять задумался.
Барковский, не дождавшись ответа, попрощался с Тельнецким и вышел. В коридоре он встретил Фреймо, который, видимо, пытался подслушивать, о чём говорят в кабинете. Барковский, перед тем как проследовать к выходу, посмотрел на давно знакомого молодого человека с презрением, да так, что тот даже опустил голову, будто наказанный за плохое поведение школьник.
На улицах города – никакого транспорта, и дабы найти его, Барковскому пришлось обратиться к знакомому и просить бричку. До дома добрался только через час, хотя кучера заставил гнать вовсю, будто не успеет с матерью и Григорием Матвеевичем попрощаться. Вошёл в дом и первым делом поспешил в зал, где на столах были установлены два гроба. Первый раз в этом доме и единственный раз в жизни Барковского, он хоронил двух человек сразу, притом очень близких ему.
Никто из домочадцев не знал, что хозяин дома на свободе. С возвращением Барковского весь дом оживился, даже несмотря на подавленное состояние каждого. Все знали про суд, про расстрельный приговор, но никто не знал, что трагедия миновала. В зале, где были размещены усопшие, находились три человека: два сына Григория Матвеевича и одна из служанок, вся в слезах стоявшая рядом с гробом Ольги Петровны.
Старшие из семейства Соколовых считались с Барковским, как с братом, хотя отношения такие установились только со времён их переезда в имение. До переезда отношения не ладились, и никто в этом не был виноват. Они вращались в разных слоях общества, и после трёх классов школы их пути разошлись: кто в гимназию и потом в военное училище, а кто в помощники по дому. Увидев хозяина дома, несмотря на скорбное время, поприветствовали его открытой улыбкой и дружескими объятиями. Домочадцы и прибывшие гости приветствовали Барковского намного сдержаннее, в основном только сочувственными улыбками.
В большом зале собрались все, кто был в доме. Человек пятнадцать ожидали от Барковского слова. Ожидали слова поддержки и какого-то напутствия, каких-то наставлений – как жить дальше без Ольги Петровны, без Григория Матвеевича. Семья Соколовых ждала и других слов, но ни те, ни другие слова не были произнесены.
Барковский понимал, что сейчас от него ожидают поддержки и подтверждения, что он на свободе навсегда и он их не оставит одних, но накопившаяся усталость в эти минуты дала о себе знать. Сознание требовало чуточку отдыха, тишины и покоя возле матушки и Григория Матвеевича.
Возможно, присутствующие не заметили, но хозяин дома немного дольше простоял возле гроба Григория Матвеевича. Барковский, считая, что трагедия произошла в первую очередь по его вине, в эти минуты мысленно просил прощения у усопшего, потом также мысленно поблагодарил Григория Матвеевича, причём такими словами, какими сыновья благодарят заботливого родителя, провожая в последний путь.
Все постояли у гробов в полной тишине без малого четверть
часа, после чего Барковский всех поблагодарил за заботу об усопших, извинился за вынужденную отлучку и оставил всех с недоумёнными взглядами. Пройдя к себе в кабинет, он тут же взялся за телефон. Аппарат работал, ему удалось дозвониться до Москвы.Профессор Чаинский, по счастью, был дома и сам взял трубку. Первые слова, сказанные Барковским, профессора неимоверно обрадовали, и он, не удержавшись, перебил речь своего крестника:
– Александр, дорогой мой, вы живы? Мне Настенька каждый день звонила, и, когда она мне вчера не позвонила, я, скажу вам откровенно, подумал: не случилось ли непоправимое?
– Значит, Анастасия не у вас? Они вчера с дочерью выехали в Москву, вот я и подумал, что застану их у вас. Жаль. Я на это очень рассчитывал.
– Если они выехали вечерним поездом, то я вас вынужден огорчить: поезд ещё не прибыл. Мне это сообщил наш дворник Семён, он из ваших мест. Этим поездом его сын, ваш бывший стипендиат, сейчас он инженер, должен был приехать в Москву.
Бег на месте
Каждый человек должен иметь свой дом или свой уголок, в который всегда будет стремиться попасть, чтобы воссоединиться с семьёй, любимыми, близкими, а может, и уединиться. Кому как суждено. Так и с поездами. Каждый поезд стремится доставить пассажиров до конечной станции и немного отдохнуть в депо или подремонтироваться. Как ни старались машинисты доставить пассажиров до станции согласно расписанию: они и скорость на перегонах существенно превышали, и время остановок сокращали, но каждый раз, как только догоняли расписание, возникали новые непредвиденные обстоятельства – и опять потеря времени.
Как выехали в Москву, на каждой станции что-нибудь да случалось. То солдатский обыск, то кого-то убили и требовалось время на станции сдать тело, которое не хотели принимать, то опять какая-то банда залезла в поезд грабить пассажиров.
На удивление, только в город N прибыли вовремя, успели догнать график, и всё обошлось без каких-либо происшествий, но на этом радость начальника поезда закончилась. Поезд отошёл от города N на пятьдесят вёрст и стал замедляться.
Кремневу ещё неделю назад строго-настрого приказали: «Проверять каждый поезд, следующий на Москву, и выявлять контрреволюционные элементы». А утром сего дня и вовсе предупредили о возможном нахождении банды анархистов в вечернем поезде, но предупредить – это одно, и этого мало. Чтобы после получения сведений создать налаженный процесс и получить ожидаемый результат, нужно продумать мероприятия, определить ответственных, выделить ресурсы, контролировать выполнение и даже самому где-то поприсутствовать, дабы этим содействовать должному протеканию процесса. Кремнев, прибыв в город, первым делом поспособствовал упразднению всех институтов власти, а к исполнению дел по городскому самоуправлению приставил комиссаров. Затем, усмирив пыл конкурентов и стремящихся к власти из числа организаторов съездов Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов небольшим контингентом вооружённых солдат, сконцентрировал в своих руках военную и гражданскую власть в городе и немного расслабился. А с момента ввода военного положения под предлогом «тяжёлой ситуации в городе» и вовсе стал единовластным главой, отчего все второстепенные мероприятия у него были организованы «экспромтом», и этим он оправдывал все свои промахи и недочёты.
Поезд прибыл и благополучно ушёл, и, если бы не присутствие Никанора Ивановича в списке пассажиров, Кремнев о поезде забыл бы раньше, чем успел уснуть, и это даже несмотря на несколько жалоб пассажиров об ограблении.
В вечернем поезде на Москву под видом обычных пассажиров разместилась банда анархистов. После каждой станции, через несколько вёрст, поезд замедлял ход, пока новых пассажиров грабили. Действовали по отработанной схеме. Мужчина, одетый в солдатскую форму, но поверх не шинель, а чёрное пальто, под дулом револьвера заставлял машиниста снизить скорость или остановить поезд.