Куда идем мы…
Шрифт:
Четвертый тщательно вымыл руки, расстелил молитвенный коврик и разжег курильницу. Знаком он велел старухе начать чтение.
Та проговаривала сутру уже гораздо увереннее, сын послушно басил рядом. Четвертый же в это время отбивал земные поклоны — он решил сделать по максимуму, сто пятьдесят. Когда монах закончил с поклонами, мать с сыном читали сутру уже практически не заглядывая в текст — выучили за столько-то раз. Немного отдышавшись от поклонов и восстановив дыхание, Четвертый разбавил своим голосом этот дуэт.
Он все делал по инструкции: прочитал молитву об очищении уст
Ну а дальше было уже проще — сжечь в домашнем очаге бумажку с молитвой о спасении всех душ умерших, которую Четвертый написал загодя. Затем настал черед гимнов из сутры Алмазного резца, Лотоса и Амитаба. Завершил пение Четвертый сутрой Павлина. Финалом стали все те же сто пятьдесят поклонов.
Все! — немного растерянно сказал монах, дождавшись, когда мать с сыном бог знает в какой раз дочитают сутру до конца.
— Все? — переспросил Михалыч.
— Все. — подтвердил монах.
— Уф… — охотник вытер пот. — Бревна на частокол таскать проще было. Вроде и не делал ничего, а реально взмок. И что теперь?
— Ничего. — пожал плечами монах. — Молебен завершен.
— А что-нибудь случится должно? — строго спросила старуха.
Четвертый опять пожал плечами:
— Может будет знак. Может нет. Когда как. Тут не угадаешь.
— Понятно. — старуха сухо поджала губы. — Хорошая у вас работа. Ладно, пошли ужинать.
Четвертый так устал за этот безумный день, что даже есть практически не стал — затолкал в себя немного риса, чтобы не обидеть хозяев, да еще недолго поболтал с ними за ужином. Впрочем, старуха, хоть и осталась недовольна результатами молебна, быстро оценила состояние гостя, поэтому пресекла расспросы домашних и отправила юношу спать.
А утром Михалыч в крайне возбужденном состоянии растолкал жену.
— Юлька! Юль, да проснись же! Хватит дрыхнуть! Слышь, Юль, мне батя приснился! Как живой! Поблагодарил за молебен, сказал, что это была очень хорошая идея — ему практически четверть срока скосили, а там и на УДО можно рассчитывать. Велел пацана достойно отблагодарить. А потом исчез.
— Да ты что?! — глаза жены округлись от удивления. — Беги же к маме быстрее, она вчера весь вечер грустила, что молебен не помог. Нет, так-то она ничего не говорила, но я-то ее как облупленную знаю.
Но бежать никуда не пришлось — дверь спальни распахнулась. На пороге стояла Клара Захаровна, непривычно взволнованная.
— Знаете, кто мне приснился? — почему-то шепотом спросила она, даже не пожелав детям доброго утра.
— Знаем! — пробасил Михалыч. — Мне тоже батя снился, я как раз к тебе собирался бежать.
— Да не надо! — устал отбиваться Четвертый. — Михалыч, ну реально — ну куда мне восемьдесят шкур? Что я с ними делать буду?
— Продашь! — убеждал благодетеля охотник. — У меня товар — золото, с руками везде оторвут!
— Да я их просто не увезу! — уже почти кричал монах. — У меня конь
надорвется!— Хорошо. — неожиданно отступил охотник. — Не хочешь товар брать — возьми серебро. Серебро тебе сто пудов в дороге пригодится!
Монах устало вздохнул, но на самом деле его недовольство было притворным, а настроение — самым что ни на есть прекрасным. Проведенный вчера молебен прокачал «Святость» настолько, что перекрыл недельное чтение молитв и священных текстов. Но юноша прекрасно понимал, что одна-единственная ошибка могла откатить все назад, а то и наградить штрафом. Достаточно, например, Системе заподозрить, что молебен он проводил с небескорыстными целями…
— Ну поймите же вы! — почти взмолился он. — Ну нельзя мне ничего у вас брать! Дар мой силу потеряет!
— Хорошо. — наконец-то вступила в разговор молчавшая до этого старая хозяйка. — У каждого ремесла — свои секреты. Нельзя серебро — хорошо, нельзя. Понимаю. Скажи тогда, чем мы можем тебя отблагодарить? Травы? Алхимические ингредиенты? Целебные пилюли? Ты не смотри, что мы хуторяне…
Четвертый вздохнул:
— Да поймите вы, я сделал это не в расчете на благодарность. Это я вам благодарен, это я с вами не рассчитаюсь. Михалыч мне вчера жизнь спас — куда больше? Вы меня как родного приняли, как я мог вам не помочь в такой простой просьбе?
— Кстати, про родных. — подмигнул Михалыч. — Может, все-таки, останешься? Ну куда тебе в Москву идти? Не дойдешь же, сам знаешь — сгинешь и все. Не за понюшку табаку. Там дальше демоны матерые, даже я туда не суюсь. А здесь ты мне как сын будешь. Опять же — Светка на тебя вчера весь вечер пялилась. Глядишь, и свадебку сыграли бы… Нет, ты правда, подумай.
Четвертый подумал. Наверное, четверть минуты думал. Потом покачал головой.
— Нет, Михалыч. Спасибо вам за все, но — не могу. Идти надо. Это ведь не только мое дело, оно множества людей касается. Если я у тебя останусь — я их всех вроде как кину. Нужен тебе зять-кидала? Да и Система такое без последствий не оставит — на всю жизнь меня искалечит.
Михалыч только крякнул, а Четвертый меж тем продолжал.
— Если и вправду помочь мне хотите — может, Михалыч доведет меня как можно ближе к горе Высокой? Но только до границы локации, дальше нельзя.
— Да о чем разговор! — закричал Михалыч. — Да я тебя на руках на эту гору занесу!
— Да нет же! — едва удержался от стона монах. — Я же сказал — только до границы. Дальше нельзя. Как Клара Захаровна говорит — секреты ремесла.
Клара Захаровна встала, давая понять, что разговор закончен.
— Собирайся сын. Отведешь его, куда он скажет. Раз надо, значит, надо, раз нельзя, значит — нельзя. А ты, монах, — и тут суровая старуха неожиданно улыбнулась юноше. — будешь обратно идти, загляни к нам, не побрезгуй.
Четвертый тоже встал и поклонился.
— Если только жив буду — зайду. И молебен еще раз отслужу. Вы, кстати, сутру мою читайте, лучше всего два раза в день, на рассвете и на закате. Ваши и сына молитвы точно помогут. Не сильно, конечно, но каждый день по чуть-чуть — оно и наберется. Будет ли сутра работать у всех остальных — не знаю, там все-таки степень родства меньше…