Куда идем мы…
Шрифт:
— Вы все выживете! — заверил его бывший омега монастырской братии. — Я договорился.
— Ну раз ты договорился, тогда конечно! — рьяно закивал головой новый настоятель. — Тогда вообще базара нет. Спасибо, братан! От души.
— И вам тоже спасибо. — улыбнулся в ответ Четвертый. — За все спасибо. А ты, я смотрю, ожил уже?
— А какие варианты? — удивился Шестьдесят Четвертый. — Раз уж не сдох, надо жить дальше. Что ныть-то, все равно уже все случилось и ничего не исправить. Жизнь — она только в одну сторону едет, заднюю не включишь. Хе-хе…
На второй «задней» Четвертый не выдержал и засмеялся. Все-таки Шестьдесят
— Ладно, пошел я. — сказал он, просмеявшись. — Счастливо вам здесь оставаться.
— И тебе не хворать! — кивнул настоятель. — Геморроем особенно.
С этим напутствием Четвертый и пошел обратно в трапезную. На душе у него было легко от того, что прощание получилось… Правильным, что ли? В голове почему-то вертелась фраза, сказанная Старым, когда его увозили из приюта: «Долгие проводы — лишние слезы».
Старая жизнь закончилась.
Через две минуты они с Императором шагнули в портал.
А через три — вышли во Владивостоке.
г. Владивосток,
центр Приморской локации
43°07' с. ш. 131°54' в. д.
У Клетчатых Тигров Четвертому не понравилось. Император сразу исчез за какой-то дверью, бросив через плечо: «Посиди пока в коридоре». В коридорах штаб-квартиры одного из крупнейших кланов Владивостока было суетно, бегали какие-то нервные люди, самые представительные из них даже кричали на ходу в уже знакомые монаху коробочки: «Не дал, гнида! Говорит — вы фонды уже выбрали. Прикинь, да! Пойду к Семенычу, а что делать?».
Одна радость — сидеть пришлось недолго. Дверь, за которой скрылся Имп, открылась, оттуда выглянула милая девушка в мелкую кудряшку и почтительно произнесла:
— Вас просят.
— Да-да! — торопливо подорвался Четвертый.
В кабинете сидел Имп и какой-то толстый мужик. Четвертый и поздороваться не успел, а тот уже заголосил:
— Этот? А чо — нормально! Доведем в лучшем виде, и не таких доводили. У меня, знаешь-понимаешь, спецы! Профессионалы! Лошадку ему посмирнее подберем, я ж вижу, что этот разве что на заборе да на толчке сидел. А лошадка — она чует! Она все понимает, кто на нее лезет! В смысле — ехать, а не то, что вы подумали.
Император поморщился.
— Короче, Рыкало! Много слов. Когда у тебя караван в Лучегорск уходит?
— Завтра собирались, но ради вас — мы ж, понимаете, со всем почтением, у нас же многолетние так сказать партнерские! Я же понимаю, мы же для вас — все как один! А также — гораздо еще!
— Сегодня. — прервал излияния Император. — Сегодня вечером караван. Охрана двойная, я доплачу. Только не борзей, когда счет выписывать будешь. А то есть у тебя такая дурная тенденция — предаваться фантазиям. В Лесозаводске ему в сопровождение — не меньше пяти и не ниже ста пятидесяти. Есть у тебя там такие?
— Найдем. — кивнул Рыкало.
Поболтать мужик, судя по всему, любил, но и с чуйкой у него все было в порядке — понимал, когда лучше придержать язык.
— Эти пятеро, если не семеро, должны довести нашего человека до хабаровской границы, но за границу локации не переходить — это важно. Сопровождение допускается только в стартовой локации.
Он впервые посмотрел на
Четвертого и подмигнул:— Не переживай, Штанский Монах! Псих у самой границы заточен, тебе там только в долину спуститься, координаты я тебе скинул.
Он вновь повернулся к Рыкало:
— Хватит пятерых-то? Там никаких банд не завелось, демоны не шалят?
— Да кому там шалить, в этой жопе мира? — махнул рукой толстяк. — Там кроме вшей ничего не заведется — нет кормовой базы. Психа туда потому и посадили, говорят, потому что там самые гиблые места. Я сам, конечно, не был, но справку мне подготовили!
Он схватил со стола какую-то бумажку и помахал ею, не показывая.
— Ну смотри! — подвел черту Император и встал. — Мне пора. Рыкало, выйди, мне пару слов человеку своему сказать надо.
Рыкало, задрав подбородок, удалился с чрезвычайно независимым видом.
— Времени действительно нет, поэтому буквально пару слов. — довольно неторопливо сказал Имп. — Психа не бойся. Никогда не думал, что я это скажу, но он не самый плохой вариант. У него два грузовика недостатков, но подлости среди них не значится. Самое главное — не забывай, что главный ты. Ты, со своим четвертым уровнем — командир. Последнее слово — твое. Решения принимать тебе. Ну и вообще — не бойся.
Тут он задумался и пожевал губами.
— Странно. Так много хотел тебе сказать, вот сейчас последняя возможность — и слов нет. Наверное, просто смысла в моих словах немного. Ты или выплывешь и выживешь, или просто очень быстро сдохнешь. В общем, не буду я тебе советов давать, будем считать — война план покажет. Просто — помни, за чем ты идешь. Ну, все, давай!
Император хлопнул Четвертого по плечу, повернулся через левое плечо и исчез — как будто вкрутился в небытие.
Четвертый остался один.
пгт Лучегорск, центр Пожарского
сектора Приморской локации
46°27' с. ш. 134°17' в. д.
Дорога до Лучегорска, по мнению Четвертого, слова доброго не стоила. Единственный от нее прок — монах научился ездить на лошади. Но с учетом того, что все эти дни с утра до вечера он проводил в седле — этому научился бы и идиот. А в остальном — скука и тоска. Торговый караван был большим, охрана — многочисленной, дорога — наезженной, тоска — зеленой. Утром Четвертому подавали завтрак, хоть и постный, но что по приютским, что по монастырским меркам — невероятно роскошный. Рыкало честно отрабатывал деньги Штанских.
Потом юноша несколько часов слушал цокот копыт своего действительно смирного и тихого коня. Затем дневка, сухой паек, цок-цок-цок, лукуллов пир ужина, спальник, священные тексты, сон.
Попытался было читать в седле — быстро понял, что это была плохая идея. Хорошо еще — сообразил шептать молитвы в дороге, в итоге поднял «Святость» на семь пунктов. Немного, но курица по зернышку клюет, а на стул не жалуется.
И вот, наконец, Лучегорск — последний крупный населенный пункт перед границей. Здесь паломник попрощался с караваном, ушедшим торговать в Хабаровск и еще почти сутки ждал проводников, которые должны были отвести его к горе Высокой. Согласно отметкам, сделанным Штанским, рядом с этой горой и находилось место заключения Психа.