Куда смотрит прокурор?
Шрифт:
– И такой человек в самом деле был? – уточнил Шкиль, уже невольно считавший про себя варианты открывшейся игры.
– Откуда? Если у нее все силы на нашего дорогого Жана Силовича уходили? В общем, как мне рассказали знающие люди, растила сына она одна. Сами понимаете, чего это учительнице стоило…
– Еще вопрос. Туз знал о ребенке?
– А вот тут – загадка. Точно мне установить это обстоятельство не удалось, но, зная немного нашего дорогого Жана Силовича, я думаю, он о чем-то подозревал, но… предпочел не выяснять. Чтобы совесть не слишком мучила по ночам, – расхохотался капитан.
Артур Сигизмундович, окончательно погрузившийся в сложные расчеты и соображения, его смех даже не услышал. Однако он быстро понял, что для того, чтобы правильно считать, ему не хватает фактуры.
– Капитан, я могу поговорить с этими мордобойцами с глазу на глаз?
– Нет, – вздохнул капитан.
– Чего так?
– Да просто с этим козлом, что на Тузенка напал, и говорить не надо. Там работать не с чем. Тупой дебил, ничего не помнит. Пил перед этим неделю. Я же понимал, что вы с ним поговорить захотите, поэтому предупредил: сейчас приедет адвокат, поговоришь с ним, ты же как-никак пострадавшая сторона! Он уперся сразу: ничего писать не буду, я с ментами и адвокатами дел не имею. Меня ж пацаны засмеют, если узнают, что я на какого-то фраерка заяву накатал. Мой доктор – прокурор. Пусть он, фраерок этот, на меня пишет. В общем, отпустил я его, Артур Сигизмундович, не нужен он нам, не стоит и руки марать.
Капитан говорил убедительно и, похоже, честно.
– Нет там никакого дела, понимаете. Ну, подрались два дурачка. Если бы один был не от Туза, я бы их еще вечером пинками разогнал в разные стороны, и делу конец. Только потому, что хотелось его вам показать, я их и задержал. У нас такой шпаны каждый вечер вагон и маленькая тележка.
– Но еще немного подержать его вы сможете? Если он мне понадобится?
– Немного – могу, – помедлив, сказал капитан. – Но немного. И вот еще что, Артур Сигизмундович… Сразу предупреждаю: против Туза тянуть мазу в открытую я не буду. Мне это не нужно. В ваши дела я не лезу. В какие игры и зачем играете, не интересуюсь. Туз в городе человек большой, серьезный, я его за усы дергать не собираюсь… Как мне сказал один образованный мошенник, к тому же сочинявший стихи: «Если ты его захочешь, это будет номер. Но если он тебя захочет, то считай, что помер».
– Стишки, конечно, полное дерьмо, но я вас и не приглашаю предаваться столь опасному занятию, капитан, – растянул в улыбке губы Шкиль. – Мне только нужно переговорить с молодым человеком. И если понадобится, ненадолго задержать его у вас. Никаких опасностей, капитан, улыбнитесь.
– Наше дело предупредить, – демонстративно не приняв шутливого тона Шкиля, ответил капитан Мурлатов. И приказал по телефону привести задержанного из второй камеры.
Это был действительно, если хорошо приглядеться, прокурор Туз. В джинсах, кроссовках и мятой майке с короткими рукавами. Только лет на сорок моложе. Удивительным было и другое – после ночи в отделении парень не выглядел ни испуганным, ни взволнованным. Не первый раз в милиции, что ли? Ничего себе сын прокурора и тихой учительницы! Паренек непростой, наметанным глазом определил Шкиль и вдруг ощутил ту самую неуверенность в себе, которую всегда испытывал рядом с Василисой. Ощутил и разозлился на себя.
– Ну-с, молодой человек, давайте знакомиться, – насмешливо сказал он. – Я адвокат, зовут меня Артур Сигизмундович, и так как защищать вас больше некому, придется делать это мне. Если вы, конечно, не имеете ничего против.
– А что, меня надо защищать? – удивился наследник прокурора Туза. И усмехнулся: – Там же была просто драка… по обоюдному согласию.
Судя по всему, парнишка был смышленый и рассудительный.
– По обоюдному, говорите… А вот ваш, так сказать, оппонент думает по-другому. Он утверждает, что вы на него набросились, а он только защищался.
– Я?.. Ничего себе приколы. Сначала какой-то придурок лезет на меня с ножом, а потом оказывается, я во всем виноват. Вы этому верите?
– Видите ли, юноша, дело не в том, верю ли вам я. Дело в том, что свидетелей вашего рыцарского поведения нет. А это значит, что виноват будет тот, у кого плохой адвокат. Так уж устроена наша судебная система. Да и не только наша. Ваш неприятель уже накатал заявление
в прокуратуру, в котором обвиняет вас в нанесении ему побоев и требует примерно вас наказать. К тому же вам сильно не повезло. У него есть кое-какие связи в милиции – по-моему, родственник работает. А это по нашим временам очень серьезное обстоятельство, – вдохновенно лгал Шкиль.Паренек смотрел на него уже задумчиво. Что-то до него стало доходить.
– Может, у вас есть какой-нибудь родственник в прокуратуре? – осторожно задал свой самый важный вопрос Шкиль.
– Может, и есть, только мне об этом ничего не известно, – грустно пошутил паренек.
«Так-так, про Туза он, видимо, ничего не знает, – заключил Шкиль. – Но что-то ему про отца все-таки известно. Что именно?»
– Только я сразу предупреждаю: с деньгами вы пролетите, – с вызовом сказал парнишка. – На мне не заработаешь.
– Об этом я сразу догадался, – засмеялся Шкиль. – Стоило только взглянуть на ваш наряд.
– А что наряд? Наряд молодежный. Не хуже других. В таких штанах и дети миллионеров ходят.
– Ага, – согласился Шкиль. – В кино. Вы, наверное, кино любите?.. Только давно уже пора понять, что между кино и жизнью есть принципиальная разница. В кино иногда бывает как в жизни. Но в жизни никогда не бывает так, как в кино. А теперь, может быть, вы представитесь, юноша?
– Ну, Перепелица… – не очень охотно сказал сын прокурора.
– Может, еще и Максим? – тонко улыбнулся Шкиль.
– Нет, Иван Иванович.
– Ого!
«Ну, конечно, – подумал Шкиль, – сентиментальная мамочка придумала сыночку фактически то же имечко, что у отца. Иван Иванович – он же Жан Жанович на французский манер. Женская логика!»
– Так вот, Иван Иванович, чтобы тебя успешно защищать, мне надо досконально знать – кто ты и что? Кстати, мне тут сказали, что ты вырос без отца…
Ваня хмуро кивнул.
– Да ты не журись, я ведь тоже в некотором роде сирота. Отец бросил нас с мамой, когда мне и года не было. Так что я знаю, что это такое…
Изложив этот вариант собственной судьбы, Шкиль мысленно извинился перед папой Сигизмундом, который в сыне души не чаял и до своих последних дней мечтал, чтобы он все-таки стал дантистом.
Однако, судя по всему, его «сиротский вариант» сыграл свою роль, и он услышал в ответ довольно обычную историю о том, как благородная мать-одиночка, надрываясь, растила сына, но не раскрывала ему свою страшную военную тайну.
До каких-то лет Ваня Перепелица почти не интересовался, как так случилось, что у него нет отца. Нет и нет. Мать все разговоры на эту тему ласково, но твердо пресекала. Она никогда не говорила, что отец погиб, Ваня сам придумал его героическую смерть то ли в небесах, то ли в море. Интерес к фигуре отца появился у него в школе, когда вдруг выяснилось, что дело даже не в самом факте существования отца, а в том, что есть отцы, которые могут дать своим детям такое, что другим и не снилось.
Его одноклассники вдруг вместе со страной стремительно разделились на бедных и богатых, и пропасть между ними с каждым годом становилась все глубже. Ваня в негласном соревновании – что может мой отец и чего не может твой? – по понятной причине не участвовал, но несправедливость происходящего переживал остро. Именно несправедливость. За что одним пацанам все? Чем они лучше него? А ведь он умнее и сильнее большинства из них!
Наблюдательный и умеющий сопоставлять факты, Ваня, вступив в непредсказуемый подростковый возраст, вдруг в какой-то момент – по некоторым проговоркам матери, по задумчивости, которая регулярно нападала на нее, – ясно понял, что его отец жив. Покопавшись однажды в отсутствие матери в ее бумагах, он обнаружил несколько припрятанных фотографий, на которых мать была снята рядом с мужчиной, на него, Ваню, очень похожим… К вдруг обнаружившемуся отцу он в зависимости от настроения испытывал разные чувства, но чем взрослее он становился, тем жестче и суровее они становились. И к таким оценкам склоняла его жизнь – беспощадная к неудачникам и слабым. Да и к тому же Ваня, как выяснилось, не унаследовал от матери способность всех прощать и понимать. Видимо, многие черты характера достались ему от отца, а тот, судя по ним, был мужик тот еще…