Кудеяр
Шрифт:
Ехали медленно, снег был глубок, да и ветер всё время яростно дул в лицо. Лишь под утро оказались на опушке леса, откуда смутно проглядывали постройки боярского поместья.
— Сторож об эту пору, поди, спит, нужно накрыть его так, чтобы шум не поднял. Пока Кудеяр с Олексой будут вязать его, все остальные ломают двери боярского дома. Плакиду я беру на себя.
Тронули лошадей. Не успели проехать и десятка шагов, как в усадьбе истошно занялся набат.
— Заметили нас, черти полосатые, — выругался Елфим, — видать, настороже были.
Метель почти прекратилась. В серо-белой полумгле было видно, как из построек выбежали люди. Спрятавшись за частоколом,
— Поворачивай назад! — приказал Елфим. Стрела сбила с него шапку. Отъехав на безопасное место, он оглянулся в сторону боярских хором, погрозил кулаком.
— Ну погоди, Плакида, мы ещё посчитаемся с тобой!
Весело скользят сани по накатанной обледенелой дороге. На переднем возу восседает арзамасский купец Глеб Коротков- широкоплечий старик с небольшой белой бородкой и живыми выразительными глазами.
— Корней! — обернувшись, позвал он сына.
Со второго воза сорвался рослый румяный парень, догнал сани отца, робко спросил:
— Что надобно, батюшка?
— Как приедем в Новгород, так ты проследи, когда выгружаться станем на постоялом дворе, чтобы все наши кожи были как следует складены. Товар-то ноне не особливо хороший везём на ярмонку — тут порез, там дыра, а где и мясо гниёт. Так ты так кожи сложи, чтобы худые места не больно-то лезли в глаза. Авось всё добро продадим скопом. Понял?
— Всё сделаю как велишь, батюшка.
А Любку Мокееву выбрось из головы — неровня она тебе. Воротимся домой, найду тебе стоящую девку среди купечества. Вон у Завьяла Чурилина какая отменная девица — пышнотела, белолица, ступает как пава.
— Да у Дашки Чурилиной глаза косят — один на вас, а другой — в Арземас [107] .
— Тебе с её глаз не росу пить, а станешь противиться родительской воле — батогов отведаешь. Хоть у Дашки глаза косят, да зато у её отца — Завьяла дом полная чаша, а под домом, поди, не одна кубышка зарыта. К тому же Дашка — единственное чадо, умрут родители — всё твоё будет!
107
До середины XVI века Арзамас называли Мордовским Арземасовым городищем.
«Не хочу, не хочу Дашки! Мне Любушка ой как мила!» — рвётся из души Корнея. Да разве можно перечить родителю, изобьёт до крови! Потому парень тяжко вздохнул и поплёлся к своим саням.
Низкое январское солнце стало клониться за могучие ели, между которыми пролегла дорога. Корней глянул в сторону и перекрестился: «Не приведи, Господи, повстречаться в таком лесу с татями». И тотчас же раздался богатырский посвист. Парень сорвался с места и, не разбирая дороги, кинулся в лес.
Глеб Коротков оглянулся: от задних возов к нему бежали свои оружные люди, да было поздно — предводитель татей сволок его с воза, приставил нож к горлу. — А ну стойте, черти полосатые, не то вашему хозяину конец!
Людишки остановились в отдалении.
— Где твоя казна купец?
— Дак какая такая казна у меня, мил человек? Не видишь, рази, везу для продажи кожу, купленную в Арземасовом городище. Опосля ярмонки казну-то и спрашивай.
— Ты нам зубы не заговаривай! Ну-ко, ребятки, пошарьте в возке! — приказал Елфим.
Ичалка с Филей обыскали воз и вскоре извлекли из-под мешков купеческую суму.
— А ты говорил мне — нет у тебя ничего!
— Каюсь, мил человек, всего-то
и было у меня сто рублев, половину уплатил за эту вот гниль. Глянь, глянь, разбойничек, что за кожу мне подсунули — одни дыры. Да я за неё на ярмонке и своих кровных не верну. На какие же шиши я товар куплю в Нижнем Новгороде? О, горе мне, горемычному! Придётся с сумою по миру идти!— Ты о казне не печалься, купчина, потому как одному Богу ведомо, придётся ли тебе по миру ходить. Уж больно ты говорлив, как я погляжу. А ну стань на колени!
Глеб, побледнев лицом, повиновался.
— Не губи, не лиши живота, разбойничек, дети у меня малые!
— Так уж и быть, пощажу тебя, купчинушка. Только ты прикажи своим людишкам собрать всё оружие и отдать его вон тем молодцам, — Елфим указал на Кудеяра и Олексу.
— А не обманешь, разбойничек?
— Мне тебя обманывать ни к чему, потому как давно мог снять твою голову. Ты лучше не медли, делай то, что тебе велено.
— Ребятки, отдайте им ваше оружие.
Слуги собрали луки, колчаны со стрелами, топоры, шестопёры.
— Гони, купчина, ещё всю снедь, что при тебе есть, — нам в лесу всё сгодится, а ты на ярмонке разживёшься.
Слуги, не мешкая, собрали съестные припасы, сложили их в особые сани.
— А теперь проваливай подобру-поздорову да поменьше о нас трезвонь в Нижнем Новгороде, не то на обратном пути и головы лишишься.
Купеческий обоз быстро удалился.
— Ну что ж, ребятки, — обратился Елфим к друзьям, — вот мы и разжились едой да оружием. Вишь, Кудеяр, как всё просто. А ну, Филя, давай нашенскую!
Все повалились в сани. В глухом сумеречном лесу зазвучала песня:
Как во темну ночь осеннюю Выезжали добры молодцы, Добры молодцы, буйны головы…Кудеяр ткнул Филю в бок.
— А ну смолкни на миг, кто-то в лесу голос подаёт.
Прислушались.
— Померещилось тебе, Кудеяр, это ветер в деревьях гудит.
— Глянь, кто-то стоит меж елей.
— Никак, человек. А ну подь сюды.
— А вы не прибьёте меня?
— Да за что же нам обижать тебя? Ты кто будешь?
— С обоза я, Корнейкой меня кличут. Как тати засвистали, я в лес кинулся, да и заплутался. Обрадовался было, завидев сани, да только потом разглядел, что вы и есть те самые тати.
— Садись в сани, поедешь с нами.
— Погодь, Филя, больно ты добрый, как я погляжу. Проведает сей человек, где мы живём, — бояр наведёт иа нашу погибель. Уж лучше ему сгинуть в лесу.
— Не по-божески это, Елфим.
— А у нас тут не святая обитель, где Господу Богу поклоны бьют.
— К ночи подморозило, сгинет человек ни за что ни про что, ведь, кроме нашей избы, в округе на многие вёрсты жилья нет.
— Дурак ты, Филя! — Елфим повернулся к Корнею. — А ну быстро садись в сани, некогда нам с тобой цацкаться!
Как приятно бывает явиться с мороза в тёплую избу, особенно когда на дворе ночь, a вокруг на многие вёрсты глухой лес! Разгрузившись, разбоинички плотно поели, а потом развалились по лавкам.
— Всё бы хорошо, только вот винца да бабёнки нам не хватает.
Филя промышлял своим ремеслом при кабаке, по-этому нередко скучал по чарке.
— Будет тебе и винцо, коли пошлёт нам Господь купчишку с винным обозом. Пригоним его сюда — повесилимся в волю. А с бабами разбойничкам не резон связываться — обязательно воевод наведут, от них одна погибель.