Кудеяр

— Во-во… Тут и ищи. Братец Михаила Семёновича Фёдор давно ли был в опале? Нынче он опять высоко вознёсся — вторым воеводой передового полка служит, Да только кто ведает, какие думы зреют в его голове. Не озлобился ли он за опалу на государя? Не умыслил ли причинить ему вред с помощью новгородцев? А ведомо ли тебе, Василий, как озлобился против тебя Фёдор Воронцов, когда ты о брате его, побитом гороховецкими мужиками, докладывал государю. О… о… Как лютый зверь готов растерзать он тебя в любой миг! И растерзал бы, да я государю глаза на правду открыл и тем спас тебя от погибели.

Это было похоже на правду: Василий и сам чувствовал недоброжелательное отношение к себе со стороны боярина Воронцова. Ну что ж, он готов постоять за себя.

— Да вознаградит тебя Бог, Михаил Васильевич, за поддержку, которую ты мне оказал. И я мыслю, что без Фёдора Воронцова новгородские пищальники не пошли бы против дворян. Государь же наш очень дотошный — наверняка спросит меня, не было ли кого в единомыслии с Фёдором Воронцовым?

— Верно молвил, Василий Ондреич, не в одиночку действовал он, а в единомыслии с дружками своими Шуйскими-те всегда с новгородцами связь держали, будоражили их против великого князя. Ныне вторым воеводой большого полка служит ярый их сторонник Иван Кубенский. А вторым воеводой полка левой руки кто у нас?

— Василий Михайлович Воронцов, — выдохнул дьяк, сражённый тем, что он сам, без помощи Михаила Васильевича Глинского, не мог додуматься до таких простых истин. Конечно же: кто связан с новгородцами, тот и подстрекал их против великого князя!

Глядя на потное, раскрасневшееся лицо дьяка, Михаил Васильевич с удовлетворением думал о том, что здесь, в Коломне, митрополит Макарий не сможет защитить своего любимца Фёдора Воронцова и других ненавистных ему, Глинскому, бояр.

— Ну что, Василий, проведал ли ты, кто надоумил новгородских пищальников противиться моей воле?

— Всё проведал, государь.

Чёткий, уверенный ответ дьяка понравился Ивану, он приготовился внимательно выслушать его.

— Ведомо стало мне, что накануне с новгородскими пищальниками говорили Иван Иванович Кубенский, Фёдор Семёнович Воронцов да Василий Михайлович Воронцов. От них и пошла та крамола.

— А не врёшь ты, Василий?

— К чему мне врать, государь? Верой и правдой служу я тебе.

— Ладно, ступай.

Иван задумался. Дверь скрипнула — в палату вошёл Михаил Васильевич Глинский. Государь обратился к нему.

— Дьяк Василий Захаров поведал мне, будто Иван Кубенский, Фёдор да Василий Воронцовы, умыслив худое дело, подбили новгородских пищальников идти против моей воли.

— И я тоже слышал от многих людей о кознях со стороны этих бояр.

— Почему молчал, от меня в тайне хранил?

— Сначала всё сумлевался, хотел убедиться в истинности их намерений. Ныне сомнений больше нет — враги они тебе, государь, обиду на тебя затаили за понесённую опалу, вступили в сговор с новгородцами. А те всегда были враждебны тебе. Когда дядя твой Андрей Старицкий учинил мятеж с целью захвата власти, куда он устремился? В Новгород! И многие новгородцы приняли его сторону, пожелали лишить тебя власти. И ныне новгородские пищальники, подстрекаемые враждебными боярами, явили тебе непочтение и неповиновение.

— Я научу их чтить великого князя! Долго терпел я лукавство и злой умысел бояр, но они презрели моё долготерпение. Так пусть же примут смерть и Иван Кубенский, и Фёдор Воронцов, и Василий Воронцов!

Михаил Васильевич возрадовался, услышав приговор неугодным ему вельможам. Нельзя было упустить предоставившуюся возможность расправиться ещё кое с кем.

— Мудро ты решил, государь, только так, жестоко карая посягающих на твою власть, ты сможешь стать величайшим из великих государей! Ведомо мне, однако, что не только эти бояре замышляли против тебя худое, с ними в единомыслии были конюший Иван Фёдоров и брат Василия Воронцова Иван.

— Так пусть же и они примут наказание из рук моих!

21 июля 1546 года великий князь приказал казнить перед своим шатром на виду всего стана бояр Ивана Ивановича Кубенского, Фёдора Семёновича Воронцова, Василия Михайловича Воронцова. Всем троим отсекли головы. Приятели казнённых по велению государя взяли тела их для погребения.

После этого поставили перед государевым шатром Ивана Петровича Фёдорова, который всегда верой и правдой служил великому князю. С него сорвали одежду и долгое время держали нагим. Ваня Дорогобужский со слезами на глазах смотрел на мучения отчима, которого он любил и почитал как родного отца. Государь, однако, не велел казнить Ивана Петровича Фёдорова, признав, что конюший никогда и ни в чём не перечил ему. Его сослали на Белоозеро.

Ивана Михайловича Воронцова неоднократно пытали, но он до конца отвергал предъявляемые ему обвинения. Его приказано было посадить за сторожи. Вотчины казнённых великий князь отписал на себя.

ГЛАВА 5

— Ах ты мой умничек! Дай-ка я тебя облобызаю, — княгиня Анна ткнулась своим крючковатым носом в щёку сына. — Хорошо обделал наши дела в Коломне, всех ворогов порешил.

— Ворогам, матушка, несть числа. Ныне к великому князю приблизился Иван Дорогобужский да Фёдор Овчина — ядовитый отпрыск Ивана, опозорившего нашу семью.

— Что это за вороги? Молокососы, слюнтяи… У них не власть на уме, а грехотворство. Главное, с Иваном Кубенским да Воронцовым мы разделались, митрополиту Макарию руки отсекли, И поделом — пусть церковными делами ведает, а не государевыми. Наконец-то пришёл наш час!

— Слышал я, князёк наш жениться удумал.

— Пускай себе женится — молодая жена ягода сладкая, забудет с ней и о власти, и о великокняжеском сане. А нам того и надобно: Ивашка с молодой женой забавляться будет, а мы — государственными делами заправлять.

— Стало мне ведомо, будто митрополит намерен венчать его на царство.

— Это ещё к чему?

— Мыслю, возвысить его хочет над всеми нами, боярами, чтобы почитали его больше отца и деда.

— Это, сын мой, тоже нам на пользу, но всё же не нравится мне наш митрополит, хоть бы прибрал его Господь поскорее.

— Крепок Макарий, долго ещё протянет.

— Коли крепок, так и ослабить можно, для этого разные зелья есть.

— Давно выжидаю я, когда митрополит на чем-нибудь споткнётся. Тут бы его и прихлопнуть. Да он большой хитрец, ни к чему не прицепишься.

— Безгрешных людей не бывает, за Макарием тоже грешочки водятся.

— Верно ли это, матушка?

— А разве ты не ведаешь, что митрополит благословил быть архимандритом Чудова монастыря Исаака Собаку?

— Ну и что?

— Как что? Али запамятовал: пятнадцать лет назад церковный собор, судивший Максима Грека, отлучил Исаака от церкви?

— Верно, матушка!

— Теперь самого Макария можно отлучить от церкви за такой проступок, — княгиня Анна повела головой, словно принюхиваясь. Зловещая улыбка исказила её лицо. — Митрополиты тоже человеки, придёт время и его свалим.