Кухаркин сын
Шрифт:
— Вы все точно сбрендили! Чертов туман последние мозги выел, — вынес вердикт русский.
Надин запричитала:
— Ну, так что же деньги!? Сто фертингов! Кто теперь вернет?
— А эта что, так и будет среди нас королевой ходить? — отчаянно взвизгнула Молли.
Все взгляды обратились к Мику. Люди жаждали поглумиться на девушкой. Желали увидеть ее падение, кровь и слезы.
— Мне идти собирать вещи? — как молния разрезал толпу ее звонкий вскрик.
17.2
У Мика все время после праздника голова была забита разными делами. Каждый день он мотался по городу, пытаясь заткнуть финансовые
Он еще раз съездил к Гиенам, но в этот раз не с пустыми руками. Ему пришлось принять сложное и непопулярное решение: продать почти весь автопарк Братства, чтобы заплатить часть долга. Причем начали они с личных автомобилей, потому что грузовой транспорт использовался для нужд района и был неприкасаем.
Больше всех возмущался Кир. Он сокрушался и буянил два дня. Требовал назначить дань жильцам или удвоить сборы с торговцев. Говорят, разнес баню в своем лесном домике и выгнал очередную «жену», но на вторые сутки смирился и пришел в офис Кухаркиных сынов. Пешком. Помятый, но выбритый, в костюме и с деньгами.
Сам Мик продал перекупам свою вылизанную с ног до головы малышку, скрепя сердце. Если бы был хоть малейший шанс выкрутиться как-то по-другому из откровенно дерьмовой ситуации, то он его бы нашел. Но таких вариантов не было.
Алан особо не сопротивлялся. «Легко пришли, легко ушли. Значит еще заработаем» — вот и все, что он сказал. Конечно, ему тачка, пусть и любимая, больше была нужна, чтобы девок кадрить. В зимнее время столько девушек познакомились с его кожаным задним сидением, что не сосчитать, а летом Ал лихо заламывал крышу до кабриолета и с невыразимым пафосом носился по улицам, на крутых виражах подкатывая к новой «лапуле». Учитывая то, что девки и так липли на него, как мухи… то потеря была не так уж и велика.
А Мамонт просто молча лупил глазищами на требование Мика.
— Да, он не понимает, — психовал Егерь.
— Ты тут самый умный что-ли? — осадил его Алан.
— А как я ему еще объясню? В танце? — горячился Мик.
Но больше пояснений не потребовалось. Флойд выложил на стол ключи от двух своих автомобилей.
Мик чуть выдохнул, когда сумел собрать очередной платеж, и получил от Гиен отсрочку еще в две недели.
Совсем не так они представляли себе быть главными на районе.
Стоило только начаться туману, как с ним пришли и более серьезные проблемы. Жирный Тонни опять подгадил, как будто выполнял чей-то заказ. А впрочем, так оно и было.
Причем Мик еще во время заезда и заселения территории понял, что со скользким типом надо что-то решать. Но у него все никак не доходили руки хорошенько прижать и тряхануть толстяка.
Но в этот раз он превзошел сам себя. Тогда, когда район оказался буквально отрезан стихией от продуктового снабжения, жирдяй прислал червивый хлеб. Мик не выдержал, вскочил на байк и, рассекая кварталы прямо в желтом тумане, ввалился в его пекарню. Ему хотелось покрошить свинарник к херам собачим, раз эта ублюдочная морда так ничего в прошлый раз и не уяснила.
По тому, как торопливо это рыло созналось в своем преступлении, Мик убедился, что дело тут было совсем нечисто.
— Мик, помилуй, — раздался омерзительный сдавленный хрип. Тонни припечатало к стене. Он сидел, елозя толстыми ляжками по полу, размазывая бегущую с лица кровь нагрудным фартуком, — Я же все тебе рассказал, как на духу. У меня дочери. Когда Вырубалы приставляют
нож к горлу твоего ребенка, пойдешь на все, что угодно.— Напрасно стараешься, свинья волосатая! Как ты захрюкаешь на то, что твои дочки без тебя останутся? Посмотрим, как быстро они на панели окажутся, а может еще сами к Вырубалам побегут подкладываться, защиты просить.
У Тонни были две дочери. Немолодые, лет по двадцать-двадцать пять. Толстые и неряшливые. Папаша-свин все пытался пристроить их замуж, но дураков не было. Пожалуй, это единственное, что кроме денег по-настоящему волновало жирдяя.
Мик размахнулся и еще раз ударил Тонни в живот, стараясь бить до сотрясения внутренностей. Однако не удар оказался решающим. Тон выведенного из себя Мика испугал Тонни до такой усрачки, что толстяк заскулил:
— Мик, они сказали, что тебя всего лишь нужно отвлечь… Просто отвлечь любым способом. Не нужно моих девочек!.. Они такие домашние, а Вырубалы, знаешь что с людьми делают… — и он затрясся всем своим дебелым телом и зарыдал.
— Рассказывай, если хочешь протянуть еще хоть день своей никчемной жизни! — давил на него парень.
Кухаркин сын возвышался над пекарем с высоты своего двухметрового роста. Быстрый и стройный и по-звериному опасный.
— Так ведь это только слухи. Я сам ничего не знаю. Только то, что людей они разделывают, что мясник корову. Ловят и рубят в банки, и в холодильниках держат. А больше ничегоооо… Ничегооооо…
— Что за бред!? — разозлился Кухаркин сын и замахнулся еще раз.
Но Тонни уже не реагировал. Он бешено вращал глазами и зажимал сам себе рот двумя пухлыми кулаками. Как будто жалел, что проговорился.
«Кончать надо с толстяком, вот только проследить бы сначала не помешало», — прикидывал в уме Мик, отправляясь в обратный путь.
Самым дурным во всей этой мутной ситуации было то, что в его районе действительно пропадали люди. Причем преимущественно девушки.
Сначала сыны не досчитались пяти человек, при переезде. Причем, вначале парни все списали на ошибку в списках. Но люди продолжили пропадать и после. Все это были одинокие без особого занятия девушки.
Сейчас на столе в офисе Братства лежал уже десяток подобных заявлений об исчезновении. А вот каким боком здесь были замешаны Вырубалы, стоило еще разобраться…
И вот во всей этой канители не было ни дня, когда бы Мик не думал о Ней. Она преследовала его во снах. Как постоянно удаляющаяся цель, за которой он гнался, но никак не мог прикоснуться.
В другой раз во сне его мучила жажда, а она стояла у окна с кружкой такой холодной воды, что капельки стекали по запотевшей керамике на ее длинные изящные пальцы, и смеялась. Он подобрался ближе, а она обернулась птицей и вылетела в окно. Чертовщина какая-то!
И все эти видения были такими яркими, такими реальными, как будто только в их и была жизнь.
Он страстно хотел хоть краем глаза снова посмотреть на девушку, перекинуться парой слов еще раз после того, как зажимал и целовал на балконе. На празднике Мик сам не знал, зачем пошел за ней, и только, когда Кьяра оказалась в его объятиях, понял.
А теперь он душил в себе все желания увидеть девушку. Несколько раз парень разворачивал себя на полпути в ее корпус. Мик останавливал всякого, кто пытался доложить о событиях, происходящих с жильцами этого проклятого дома, потому что разговор мог как-то затронуть ее, Кьяру, а значит принести Мику новые мучения.