Кухонный бог и его жена

Я так и не сказала Джимми, что доктор Линь — тот мужчина, за которого я могла выйти замуж. Вернее, сначала выйти за него, а потом уже за Джимми Рассказала только об этом словечке «чешется» из языка, который объединял меня с Линем в далеком прошлом.

И конечно, в следующее воскресенье Джимми с гордостью проинформировал Линя, что я родом из того же местечка в Китае, острова Чунминдао, которое его жители называли Речным Устьем. Мне тут же захотелось вмешаться, добавить, что я могу ошибаться и это совсем другой остров. Я очень боялась, что Линь воскликнет перед всеми прихожанами:

— А, так значит, ты и есть та самая девушка, которая отвергла мою семью?

Но Линь только улыбнулся и сказал:

— Выходит, мы оба родом из далекого прошлого, да, сестренка?

Возможно, доктор поступил так из вежливости — ведь и во всем остальном он вел себя безукоризненно.

А может, он и сам тогда не хотел на мне жениться.

Нынешняя его жена была красавицей. Не исключаю даже, что в мужья мне предназначался вовсе не он: я слышала, что в семье Линь не один сын. Правды я так и не узнала. Мне было страшно ее узнавать. Да и что бы она мне дала?

Поэтому я не стала задавать вопросов, но с того самого дня начала смотреть на свою жизнь будто с двух точек зрения: что случилось и что могло бы случиться.

По ночам, когда муж и дети спали, я думала, что, конечно же, не жалею о браке с Джимми Лю. Я люблю мужа и ждала пять лет, чтобы выйти за него.

Я даже приехала в эту страну, чтобы жить здесь с ним.

Я очень этого хотела, очень. И это настоящая любовь, а не привязанность, которая появляется из-за того, что жена кормит своего мужа и растит его детей.

Я не думала о Лине, о красивых нарядах его жены и их большом бассейне. Да кому это все нужно? Так я говорила себе.

Но потом, ближе к утру, я сожалела, что не вышла в свое время за Линя. Потому что тогда не вышла бы за того, другого мужчину, и не превратилась бы в жену, которая молится, чтобы японцы убили ее мужа. Не стала бы матерью, которая не оплакивает своих детей. Не сводила бы себя с ума тщетными попытками найти способ вырваться, не истязала бы себя каждый день. А еще не сокрушалась бы о том, что у меня не осталось почти ничего для второго мужа, что я испытываю горячую благодарность, но не способна почувствовать себя счастливой.

После смерти Джимми мне было не отделаться от мысли, что если бы я вышла замуж за Линя, то не встретила бы Джимми Лю, не стала бы его женой и не тосковала бы потом по нему. Глаза мои не метались бы в поисках его лица, кожа не томилась бы в жажде его прикосновений. Я бы никогда не изведала этой боли, от которой нет лекарств. Нельзя же тосковать по кому-то, если ты даже имени его не знаешь, а мы с Джимми, скорее всего, вообще бы никогда не познакомились.

И вот совсем недавно я снова об этом подумала.

Если бы я вышла замуж за Линя, я бы все еще была за ним замужем. Хелен не узнала бы самых страшных моих тайн, и мне не пришлось бы позволять ей помыкать собой. Я подумала об этом потому, что вчера вечером, за тем самым рыбным обедом, Хелен сказала, что некий Линь, вдовец, который раньше жил во Фресно, только что присоединился к нашей церкви в Сан-Франциско.

— Он — доктор, а положил в корзину для пожертвований всего пять долларов.

Увидев потрясение на моем лице и думая, что читает все мои мысли, она продолжила:

— Да, можешь себе представить? Что же это за человек такой?

Я не стала говорить Хелен, что это хороший человек, который мог стать моим мужем. Неужели нашему браку помешал злой рок? Или дело в том, что я не знала, что у меня есть выбор? Вот я и промолчала о том, что совершила ошибку, такую простую ошибку, отказав одному и дав согласие другому. Это все равно что выбирать рыбу в аквариуме. Откуда мне знать, какая рыба хороша, а какая нет, пока я ее не попробую?

Даже если бы я рассказала обо всем Хелен, она бы не поняла. Мы слишком по-разному думаем. Головой она все еще пребывает в Китае. Когда она купила на обед ту самую камбалу, я спросила:

— Эй, ты знаешь, что происходит с рыбой, когда она теряет свежесть? Когда ей исполняется три дня?

И Хелен сразу ответила:

— Ну да, она уплывает в море.

Почти сорок лет я говорила всем, что Хелен — моя невестка. Но это неправда.

Я говорила, что она — жена моего брата Куна, погибшего во время войны, но и это ложь. Я лгала не для того, чтобы кого-то обмануть. Просто правда слишком запутанна. Никто бы меня не понял, даже если бы я попыталась все объяснить.

Что касается моего убитого брата, то он был мне не родным, а сводным, и связывали нас не кровные узы, а родительский брак. Он был сыном второй жены моего отца, той, которая умерла, освободив место моей матери. К тому же мы с братом никогда не были близки.

Кун погиб вовсе не во время войны. Задолго до нее ему отрубили голову в Чанша за то, что он продал три узла одежды революционерам. Это было в 4638-м году по китайскому календарю, в год Лошади, когда люди топают ногами и становятся безрассудными. Какой это был год по западному календарю, уже не помню. Может, 1929-й, а может, 1930-й или 1931-й, в общем, это было до того, как мы с Хелен познакомились.

Но раз уж я начала рассказывать, то должна уточнить, что мой сводный брат не был никаким революционером. Да, он протестовал, поначалу зло топая ногами, а потом, когда упал на колени, отчаянно рыдая, пытался объяснить тем, кто за ним пришел, что не знал, что его полуночные покупатели — революционеры, и хвалился, что запросил с них немыслимо высокую цену за одежду такого плохого качества. Но Гоминьдан, китайские националисты, все равно его убили — в назидание остальным.

Вот только как мне об этом рассказывать? Как говорить о том, что член моей семьи захотел обмануть своих клиентов? Нет, я могла лишь сказать, что в то время за самые незначительные провинности казнили очень многих.

Вряд ли нужно объяснять, что все мы видели опасность в глупой жадности брата. Даже его настоящая жена, которой совершенно не хотелось переезжать в Чанша. Спросите меня сейчас, где она, — я не отвечу. Она рассказала нам о смерти мужа в письме, но после этого мы не получали от нее ни слова. Однако узнали, что в тех местах, где она жила, произошел потоп, после которого осталось столько раздувшихся тел, что выжившим пришлось бежать в глубь материка, чтобы спастись от смрада. Так что, может быть, моя невестка тоже утонула, и труп ее выплыл через реку к морю. Или она сменила имя и даже убеждения, стала коммунисткой и сейчас живет где-нибудь в Китае.

Если бы я действительно все это объясняла, то казалось бы, что история о моем брате окончена. Но и это неправда.

Брат погиб, его жена пропала, продолжения, а тем более счастливого финала, для этой истории быть не может. Несколько лет я действительно так и думала.

Иногда в семье мы рассказывали сказку о быке, тоскливо мычавшем на молодой месяц, думая, что это его рога. И все, кто ее слышал, знали, что речь идет о глупце, забравшемся высоко на небо и хвалившемся, что может сорвать звезду. Конечно же, в конце концов он кубарем свалился вниз, оставив свою жизнь позади. Никто не упоминал имени Куна, потому что опасным было даже знакомство с людьми, как-то связанными с марксистами. И никого не интересовало, что Кун умер, так и не став революционером.