Кухонный бог и его жена

— Я должна была ей сказать, — бесцеремонно отмахнулась кузина. — Она все время твердила: «Передай Перл, чтобы она чаще навещала мать. Всего один час пути. Пусть Перл предложит матери переехать к ним с Филом, ей будет не так одиноко». Ну, и мне пришлось сказать маме, что я не могу советовать тебе такого. Она спросила, почему. — Мэри пожала плечами. — Ты же знаешь мою мать. Я не могу ее обманывать. Разумеется, я заставила ее поклясться, что она ничего не скажет твоей матери. Потому что ты обо всем скажешь ей сама.

— Я способна водить машину, — возразила я, — и совсем по другим причинам не предлагаю маме жить с нами вместе. — Я жгла Мэри взглядом. — Как ты могла так поступить?

— Она ничего не скажет, — повторила та. — Я взяла с нее слово. — А затем добавила с некоторым вызовом: — К тому же тебе давно следовало ввести свою маму в курс дела.

Не то чтобы мы с Мэри поссорились, но после этого разговора наши отношения значительно охладели. Ведь она знала, что ничего хуже и придумать нельзя. Девять лет назад она поступила со мной таким же образом. Моя первая беременность закончилась выкидышем, и потом мама месяцами твердила о том, как много я пью кофе, и как мои утренние пробежки способствуют выкидышам, и как Филу надо следить, чтобы я побольше ела. Поэтому, забеременев во второй раз, я решила подождать и поставить мать в известность не раньше четвертого месяца. Однако на третьем месяце я совершила ошибку, доверив свой секрет Мэри. А Мэри поделилась со своей матерью. А тетушка Хелен не стала ничего говорить моей матери. Она поступила иначе. Когда мама с гордостью объявила Квонам, что я беременна, тетушка Хелен с гордостью показала ей маленький желтый свитер, который связала для будущего новорожденного.

Я выслушивала упреки и причитания даже после рождения Тессы.

— Почему ты сказала Квонам, но не собственной матери? — сокрушалась мама. Бывало, она накручивала себя до настоящей злости и сетовала, что я выставляю ее дурой перед родней. — Нет, только подумайте! Тетушка Хелен делала вид, что так удивлена этой новостью! Сама невинность! «Ах, я вязала свитер не для ребеночка Перл! Это так, на всякий случай!»

Пока тетушка хранила молчание, что не мешало ей обращаться со мной как с инвалидом. Когда я приходила в гости, она усаживала меня и шла искать подушку, чтобы подложить мне под спину. Она гладила меня по руке, спрашивая, как дела, и заверяя, что всегда относилась ко мне как к родной дочери. Потом вздыхала и делилась со мной какими-нибудь плохими известиями, словно пытаясь этим утешить меня в моем несчастье.

— Твой бедный дядюшка Генри чуть не лишился работы в прошлом месяце, — говорила она. — Сейчас везде урезают бюджет. Кто знает, что будет дальше? Только не говори своей матери. Не хочу, чтобы она переживала.

Но переживала в результате я: а вдруг тетушка Хелен считает свои разглашенные маленькие тайны своеобразным платежом за мою? И, возможно, полагает, что этот обмен дает ей право как-нибудь «случайно» обронить в разговоре с моею матерью:

«Ох, Уинни, я думала, ты знаешь о трагедии своей дочери!»

И я с ужасом ждала дня, когда мама позвонит мне и начнет задавать один и тот же вопрос тысячей разных способов: «Почему об этом знала тетушка Хелен? Почему ты никогда ни о чем мне не рассказываешь? Почему ты не позволила мне предотвратить это несчастье?»

Что я ей отвечу?

За ужином нас посадили за «детский стол», с той только разницей, что на этот раз «детям» было между тридцатью и сорока. Настоящие дети, Тесса и Клео, сидели с моей мамой.

На празднике Фил оказался единственным европейцем, однако это никому не мешало. Обе бывшие жены Бао-Бао — «американки», как их называет тетушка Хелен. Видимо, она открыла для себя новую расу. Должно быть, тетушка вне себя от восторга от того, что нынешнюю невесту Бао-Бао зовут Мими Вань и что она не просто китаянка, но и отпрыск состоятельной семьи, которой принадлежат три туристических агентства.

— Она похожа на японку, — сказала мне мама, когда мы приехали и были представлены Мими.

Не знаю, с чего она так решила. Лично мне кажется, что Мими выглядит просто очень странно. Не считая того, что она неприлично молода. По-моему, ей не больше двадцати, хотя, возможно, дело в ее волосах, выкрашенных в оранжевый цвет, или в проколотом носе. Я слышала, что она училась на парикмахера-стилиста и теперь работает в модном салоне «Красный слон». Хотя мама слышала другое:

Мими в салоне доверяют только мыть клиентам головы и подметать состриженные волосы.

Бао-Бао сменил стиль и вообще очень изменился со дня нашей последней встречи. Волосы зачесаны назад и залиты гелем. Костюм из ткани, напоминающей акулью кожу, переливается всеми цветами радуги. А под ним простая черная футболка.

Каждый раз, когда кузен представлял гостям Мими, я позволяла себе поглазеть на серьгу в ее носу. Интересно, что происходит, когда девушка подхватывает насморк.

Бао-Бао поднимает бокал:

— Как поживает моя любимая кузина? Хорошо выглядишь. Мне нравится стрижка. Короткая. Симпатично. Мими, что ты думаешь о прическе Перл? Правда неплохо?

У него забавная привычка раздавать комплименты, словно поощрительные призы на вечеринках: по штуке каждому. Не исключаю, что, не знай я о нем так много, он мог бы мне даже понравиться.

— Привет, Фил, братишка! — кричит Бао-Бао, наливая еще шампанского. — Вижу, ты набрал пару фунтов. Жизнь явно хороша. Может, ты уже готов к той новой системе, о которой я тебе рассказывал? Вот где отдача децибелами за каждый доллар!

Бао-Бао продает стереосистемы и телевизоры в «Хороших парнях». Он так искусен в мастерстве убеждения, что после беседы с ним глаза и уши покупателей оказываются способны распознать разницу между стандартной моделью и ее обновленной версией на пятьсот долларов дороже. Фил как-то сказал, что если Бао-Бао воодушевится, то сможет продавать Библии шиитам.

Позади нас за столом для «взрослых» сидит мужчина по имени Лу Фон, он же дядюшка Лу. Он поворачивается и поднимает пластиковый стаканчик с имбирным элем.

— Как удобно для Мими! — говорит он. — Ей всего лишь надо добавить к своей фамилии букву «К», и она получит мужа! Поменять «Вань» на «Квон», поняли? — Дядюшка Лу громче всех смеется над собственной шуткой. Потом разворачивается к соседям по столу, чтобы повторить ее уже для них. Рядом с ним сидит его жена, Эдна. Эти люди много лет ходят в ту же церковь, но их не связывают близкие отношения ни с Квонами, ни с моей семьей. Кажется, их пригласили потому, что Эдна Фон отвечает за заказ цветов для святилища, и она всегда покупает их в «Дин Хо». Разумеется, с двадцатипроцентной скидкой.

Тетушка Хелен — за тем же столом. Ради торжественного случая на ней атласное нежно-розовое китайское платье, которое явно тесно и уже украшено жирными пятнами на коленях и выпирающем животе. Всякий раз, когда тетушка протягивает руку, чтобы подлить себе чаю, ткань угрожающе натягивается под мышками, и я пытаюсь угадать, какой из швов лопнет первым. Ее жидкие волосы были недавно подвергнуты химической завивке — видимо, в угоду заблуждению, что это придаст им объем. В результате волосы выглядят пересушенными и не скрывают кожи головы.

Прямо напротив тетушки Хелен сидит мама в новом синем платье, которое она сшила своими руками. Мало того, она сама придумала фасон, заявив, что ей «не нужны выкройки». Платье получилось простого А-образного силуэта с пышными, как у принцессы, рукавами, что придает почти болезненную худобу и без того сухощавой маминой фигуре.

— Какой красивый шелк! — восхищается Эяиа Фон.

— Полиэстер, — с гордостью информирует ее мама. — Можно стирать в машинке.

Клео соскальзывает со своего стула и забирается на руки к маме.