Кухонный бог и его жена

Я торопилась к воротам, по пути принимая правильные решения: свернула в аллею, потому что так было быстрее. На всякий случай я продолжала искать тетушку Ду и Данру и обдумывала, что купить на рынке. Тофу с овощами будет очень кстати.

Пока я планировала меню ужина, вой самолетов становился все ближе, и думать становилось все труднее. Я пришла в смятение, вышла на середину улицы и ужасно разозлилась, увидев самолеты прямо над головой. Я подумала, что эти летчики — настоящие тупицы: они потерялись!

Внезапно автоматная очередь стегнула по выбеленной стене передо мной, оставив длинную полоску круглых отверстий, как на полотне, из которого резко выдернули нить. Участок стены под этой линией обвалился, и верхняя часть стены осела вниз, как мука в мешке, лишившаяся опоры. И в этот момент мою голову покинули все умные мысли сразу. Я закричала, и рот тут же забился пылью.

Я стала задыхаться, кашлять и тереть глаза, горевшие от пыли. Сирены продолжали выть. Когда мне наконец удалось снова открыть глаза, первым делом я увидела перед собой женщину. Она держала в руках куцую соломенную метлу и безумным взглядом смотрела в небо. Ее открытый рот становился все шире и шире, придавая лицу выражение воплощенного кошмара. Женщина силилась сделать вдох.

Я тоже подняла взгляд вверх. Оттуда к земле летели два темных предмета, напоминавших формой рыбу. Они кувыркались и быстро увеличивались в размерах. И не успела я произнести слово «бомба», как упала. Земля под моими ногами вздрогнула, и раздались оглушительные рев и грохот. Сквозь шум я расслышала звон бьющегося стекла.

Придя в себя, я поняла, что лежу лицом в грязи. Я не помнила, упала ли я сама, или меня сбило ударной волной, и сколько прошло времени, мгновение или день. Подняв глаза, я поняла, что мир изменился. С неба падал песок. Мне показалось, что я сплю, потому что люди вокруг меня двигались очень медленно, будто тоже спали. Но потом я закашлялась и почувствовала, как у меня саднит горло.

Сирены смолкли, и я отправилась домой. Слева от меня от крыш поднимался дым. Может быть, на соседних улицах произошел пожар? На самих крышах лежали предметы, которые взрывами вынесло из окон: лохмотья покрывал и обломки стульев, колесо от велосипеда, плитка и кастрюля, клочья одежды. Нет, не только одежды — рукав с согнутой в нем рукой, ботинок со стопой в нем. И еще кое-что, что мне не захотелось узнавать.

Я медленно шла мимо всего этого, не в силах отвести глаза. А потом увидела ту самую женщину, которая кричала перед падением бомбы. Она сидела на земле, воздевая руки к небу, и рыдала:

— Где ты? Я же велела тебе не выходить на улицу! Почему ты никогда не слушаешься?!

Меня ударила мысль: «Где Данру?» И я бросилась домой. Я видела хромающих взрослых и плачущих детей, улыбающегося мужчину, из уха которого текла кровь. Подбегая ближе к дому, я стала замечать все больше улыбающихся людей, болтающих и ведущих себя как обычно после отключения сирен.

Когда я вошла, Хулань пила чай. Поправляя очки на носу, она внимательно осматривала вяленую рыбу, которая отмокала в большой миске с водой.

— Ой-ой, нас не было всего полчаса, а в нашем ужине уже копошится десяток жуков!

— Где они? — спросила я.

— В миске, вместе с рыбой.

— Ай! Где Данру и тетушка Ду?

— А! Ха-ха! — засмеялась она. — Еще не вернулись. Наверное, сейчас придут.

Дверь открылась, и я бросилась к ней, но там оказались кухарка и ее помощница. Обе посмеивались. Я выскочила и уставилась на дорогу.

— Не волнуйся, — сказала Хулань. — Они скоро вернутся, вот-вот. Попей чаю. Твоя тревога их не поторопит.

— Как мне не волноваться? — крикнула я. — Я видела, как упала бомба. Почти мне на голову. Я видела, что погибло много людей, много ранено. Ужасное зрелище! Обувь без ног, ноги без стоп!

— О чем ты говоришь? — перебила меня Хулань. — Ты это все видела? Где?

И мы вдвоем выбежали на дорогу. Началась гроза. К тому времени, как мы добрались до места, куда упали бомбы, пошел дождь. Хулань приходилось все время вытирать очки.

На улицах скопилось много народу. Полиция в гражданском, военные, американские служащие — все были уже на месте. Пожарные машины и кареты «скорой помощи» перегородили дорогу. Мы набрели на невысокий холм, где собралась толпа. Люди вымокли до нитки, и я не понимала, грязью или кровью испачкана их одежда.

— Что там? — спрашивала Хулань, вытирая очки. — Что ты видишь?

Мы подошли поближе. Я увидела, что множество людей стоят на коленях на вершине небольшой возвышенности, которая раньше была зданием. Они все усердно трудились и быстро копали. Кто лопатой, кто кастрюлями, кто обломками досок.

И вдруг я увидела ту же самую женщину с метлой. Она обернулась и тоже меня узнала. На ее лице отразилось удивление, и она отвернулась.

— Не так! Вы слишком грубо это делаете! — кричала она на других. Но на нее никто не обращал внимания.

— Осторожно! Осторожно! — умоляла она. — Вот так!

И женщина упала на колени и окровавленными пальцами стала выбирать из земли то камень, то осколок кирпича. И когда очередной предмет был извлечен, она с огромной нежностью заглядывала в освободившееся пространство.

Я часто думаю, что случилось потом с этой женщиной, которая разобрала целую гору обвалившейся земли, кирпичей и изломанной человеческой плоти. Кого она потеряла, мальчика или девочку, я не знаю, потому что когда нашли тело, я не смогла смотреть.

Раздались душераздирающие крики:

— Это моя вина! Моя вина!

Я не могла взглянуть на растерзанное тело ребенка, в гибели которого себя винила его мать. Мы все еще искали Данру.

Но в том обвале мы не нашли сына и тетушку Ду, как не нашли их ни в одном обрушенном доме на той улице. Мы с Хулань провели в этом районе несколько часов, слыша, как другие матери зовут своих потерянных детей, видя, как уходит надежда, вздрагивая от пронзительных криков, плача и стонов, переходящих в шепот неверия.

Каждый раз, когда кто-то из этих людей терял надежду, я давала себе обещание, одно за другим. Я произносила их вслух, я клялась именами всех известных мне богов и богинь. Я обещала стать более внимательной матерью для Данру, искренним и верным другом для Хулань, доброй и любящей женой для Вэнь Фу, уважать старшую подругу, тетушку Ду, и слушать ее советы. А еще — принимать свою жизнь без жалоб.

Произнеся последнее обещание, я увидела служанку, бегущую нам навстречу. Она плакала и кричала: