Кукла крымского мага

С Лидией Брюлловой Лиля была знакома очень давно, с самого раннего детства. Маленькая красивая Лида, с точеным профилем и гладкими черными волосами, так похожая на женские головки, которые писал ее предок Карл Брюллов, очень нравилась хромоногой девушке. Еще в гимназии подруги делились всеми радостями и печалями, которые выпадали на их долю. Затем вместе увлеклись теософией и подолгу обсуждали прочитанные мистические книги. Лида была единственная, кто кроме мамы знал про Того Человека, который столь рано ввел Лилю во взрослую жизнь. Он был похож на поэта Вячеслава Иванова. Лиля часто бывала у Иванова на «башне», где проходили вечера, и сперва не замечала очевидного сходства, но, когда Вячеслав вдруг неожиданно улыбнулся, Лиля была поражена, узнав так хорошо знакомую змеиную улыбку. У Того Человека был такой же большой лоб, длинные прямые волосы цвета соломы. И бледно-голубые глаза, которые становились совсем белыми, когда он гневался. Он был насмешлив и едок, и мама очень его любила. С появлением Того Человека в доме Дмитриевых для Лили начался настоящий кошмар. Нельзя не признать, что она ему многим обязана. Именно после общения с ним Лиля начала писать стихи. Тот Человек много говорил с ней. Он хотел, чтобы в ней пробудилось все и сразу. Когда же этого не случилось, он желчно заявил, что она такая же, как все. Он хотел, чтобы она была невероятно образованна. Он, Лиля потом это поняла, занимался оккультизмом и дал ей первые основы теософии, но он не был теософом. Он был Падшим Ангелом. И он был влюблен в нее, он требовал от нее любви. Лиля в то время еще совсем ничего не понимала. Иногда она соглашалась и говорила, что будет его любить, и тогда он начинал насмехаться над ней. Он был женат, его жена все знала и страшно ревновала. Жена делала Лиле ужасные сцены, все точно сошли с ума и забыли, что девочке только тринадцать лет. Это случилось в день именин Лили, рано утром. Он овладел ею, и внутри настало каменное спокойствие. Лиля вышла через минуту, туда, где были люди. И никто ничего не заметил. Даже мама не заметила. Или сделала вид. Ведь мама любила его, и она была на его стороне… Весь мир был против нее, и Лиля не знала, что делать. У Лили было ощущение, что у нее нет детства. Она не любила и боялась о нем думать, никогда не называя по имени, а только исключительно «Тот Человек». Но у Лили была Лида, и она скрашивала ужас происходящего. И если и было в Петербурге место, где девушка могла остаться наедине с собой и спокойно поработать над стихами, то это у Брюлловой дома. Дождавшись, когда друг оденется, Лиля подхватила его под руку и направилась к входной двери, делая вид, что не замечает недовольного взгляда хозяйки.

До дома Брюлловых идти было довольно далеко, но извозчика брать не хотелось, а на таксомотор не было денег. Лиля жила на зарплату учительницы в одиннадцать рублей, подрабатывая уроками, и экономила на всем, включая еду и одежду. Что же удивляться, что ее не приняли в редакции? Ее мешковатое платье, купленное в дешевом магазине, не могло вызвать у Маковского ничего, кроме брезгливости. Макс тоже не мог себе позволить широких жестов, не имея свободных денег и возлагая большие надежды на будущие гонорары, обещанные ему в «Аполлоне». Погода стояла хоть и прохладная, но по-сентябрьски сухая, и располагала к приятной прогулке. Молодые люди неспешно шли по узким питерским улочкам и обсуждали детали биографии Черубины. Прорабатывали каждый вопрос, который может возникнуть у Маковского и поставить Лилю в тупик. И, подходя к дому Брюлловой, они уже имели четкое представление обо всех этапах жизни прекрасной католички.

Лида очень обрадовалась, увидев в дверях лучшую подругу и преданного ей поэта. Девушка увлекла гостей в свою комнату и с интересом выслушала про затею, родившуюся в голове Волошина. Мысль вызвать к жизни Черубину из глубин Лилиной души привела ее в ужас.

— Лиля, милая, ты не боишься? — шепотом спросила она, отведя девушку к окну.

— Что ты, Лида, чего мне бояться? — не поняла Дмитриева.

— Как чего? — обеспокоенно зашептала подруга. — Ведь страшно прибегать к помощи беса, все-таки твой Габриак — бес!

И, обернувшись к Волошину, сердито осведомилась:

— Максимилиан Александрович, как вам пришло в голову дать Черубине чертово имя?

— Не в имени дело, — обхватывая ладонью бородатый подбородок, задумчиво покачал головой Макс. — Дело в глубинной Лилиной сути, сокрытой от чужих глаз. И суть эту зовут Черубина. Хочешь ты этого, Лидуша, или нет, а покровительствует Лиле бес Габриак.

— Заигрывание с силами зла еще ни для кого не проходило даром! — стояла на своем маленькая Брюллова.

— Что такое зло, милая Лида? — вкрадчиво проговорил Волошин. — Зло — это всего лишь неверно истолкованное добро.

Хозяйка задумалась над словами гостя и некоторое время смотрела в окно, размышляя.

— И все-таки не нравится мне имя беса в качестве фамилии, как-то боязно за Лилю, — наконец вымолвила она.

Волошин сделал вид, что не замечает недовольства Лиды.

— Черубина дама благородная, и ей необходим герб, — проговорил он. — Что скажешь, Лидия?

Идею с гербом Лида одобрила, тем более что у старинного дворянского рода Брюлловых тоже имелся свой герб. Герб предков Лиды представлял собой щит, рассеченный горизонтально на две части. В нижней его части, в лазоревом поле, был изображен золоченый бобр, несущий на спине золотую колонну и сопровождаемый такой же пчелой. В золотой главе щита располагалось черное стропило, под которым сияла червленая о шести лучах звезда. Гербовый щит венчали дворянский шлем и корона. Герб был, несомненно, хорош. Для Черубины де Габриак было решено придумать что-нибудь похожее, чтобы окончательно сразить Папу Мако благородностью начинающей поэтессы, ищущей покровительства у издателя «Аполлона».

* * *

Проснувшись, я долго лежала, пытаясь понять, где нахожусь. Подо мной незнакомая кровать с железными шарами. У стены — грубый трехстворчатый шкаф. Окно с ситцевыми занавесками в яркий цветочек. Швейная машинка «Зингер» на чугунной литой подставке. Темный торшер, похожий на перевернутую корзину. И трюмо. В памяти всплыли события последних часов, и я поняла, что это спальня на даче отца. Как странно! В комнате темно, но я вижу обстановку. А-а, вот оно что! В приоткрытую дверь из коридора пробивается свет! Это тем более удивительно, что я могла бы поклясться, что до того, как заснула, дверь была заперта на замок и я не могла из нее выйти. Откинув покрывало, я встала с кровати. Вышла в коридор и опасливо огляделась по сторонам. Свет горел во всех помещениях, исключая спальню, которую я только что покинула. А в коридоре еще витал запах парфюма Ильи. И дым его особых сигарет. Старый дом стонал и скрипел, в нем чувствовалось чье-то незримое присутствие. Я медленно двинулась на кухню. Сердце бешено стучало, готовясь выпрыгнуть из груди.

— Илья? Илья! — озираясь по сторонам, позвала я.

Никого. Пустая кухня. Я прошла мимо заставленного посудой стола, вдоль беленой печи и приблизилась к окну. Снаружи непроглядная тьма. Тьма и ужас. Скрип над головой. Треск половиц. Черт меня дернул сюда поехать! Сколько сейчас времени? Не оглядываясь по сторонам, я быстро вышла в прихожую и взяла со стула свою сумку. Все оказалось на месте — документы, деньги, смартфон. Ощутив в руке его приятную тяжесть, я стала постепенно успокаиваться. Нажала кнопку, взглянула на засветившийся дисплей. Ого, да уже половина второго! Толкнув дверь, вышла на улицу и вдохнула полной грудью ночную прохладу. Низкое небо, усыпанное мириадами звезд, раскинулось над головой, и я даже зажмурилась от восторга. Так низко и близко я видела звезды впервые! Смартфон завибрировал в руке. Звук почему-то выключен, хотя я никогда его не отключаю. Василий! А я как раз собиралась ему звонить.

— Женька, где тебя носит? — вместо приветствия осведомился сводный брат. — Весь вечер звоню, а ты не отвечаешь. У тебя все в порядке?

— Василий, я в Питере. На даче у отца. — Я подошла к навесу, под которым Илья ставил машину. Как я и полагала, ее там не оказалось. Подергала калитку. Заперто.

— Знаю, твой отец умер. — Василий говорил усталым голосом. — Я искал тебя в редакции «Городка». Мне Людмила рассказала.

— Хотела сегодня вернуться домой, но калитка заперта. Хотя это ерунда. Я перелезу через забор, дойду до станции и дождусь первой электрички. Сначала вернусь в Питер, а потом в Москву.

— Оставайся на даче и не смей никуда уходить! — распорядился Василий. — Адрес дачи знаешь?

Я начала припоминать.

— Мы ехали по Московскому шоссе до поселка Варфоломеево. Проехали его насквозь. Остановились у леса. Номер дома не знаю, но папина дача граничит с участком старухи в розовых калошах. Ксении Ивановны. Вокруг дачи отца забор из штакетника и яблоневый сад.

— Никуда не уезжай, Жень, я за тобой приеду! — категорично распорядился Василий и дал отбой.

Все-таки иногда хорошо иметь решительного сводного брата. Это возвращает уверенность в себе. Мне стало не так страшно, но возвращаться в дом я пока что была не готова. Подозрительные стуки, скрип половиц — все это мне очень не нравилось. А с крыльца виднелось окно Ксении Ивановны, неяркий свет которого нес успокоение и вселял надежду. Соседка рядом, стоит только позвать, и бдительная старушка придет на помощь. Или не придет. Зачем ей выходить из своего уютного дома? Да и что она сможет сделать, даже если выйдет? Тогда какая разница, где сидеть? В доме хотя бы тепло, а здесь, на крыльце, у меня зуб на зуб не попадает. Я вернулась в дом и, проходя мимо вешалки, с любопытством взглянула на плащи. Интересно, нашел Илья свою куртку? И вообще, была ли куртка? Сдернув теплый плащ на шерстяной подкладке, я накинула его на плечи и, кутаясь в полы, двинулась в глубь дома. Как тут спать, когда не знаешь, кто скрипел половицами наверху? Надо пойти посмотреть, но как же неприятно! Вот она, лестница на второй этаж. Выключатель на уровне моего плеча. Щелчок, и в уходящем вверх прямоугольнике стало светло как днем. Ступенька за ступенькой я поднималась наверх, туда, откуда совсем недавно доносились подозрительные звуки. В руке я сжимала смартфон, готовясь в любую минуту нажать клавишу вызова и связаться с Василием. Глупо, конечно, и мне бы не помогло, но так спокойнее. Поднявшись на площадку, я огляделась по сторонам. Второй этаж делился на два крыла. В правом стояла ничем не застеленная железная кровать, на панцирной сетке которой высились старые обувные коробки. Вокруг громоздились поломанные стулья, табуретки без ножек, этажерка с отсутствующими полками и разный другой хлам. Левое крыло оказалось под завязку забито строительными досками, и злоумышленнику там тоже негде было укрыться. Все больше и больше успокаиваясь, я спустилась вниз и, мечтая о чае, двинулась на кухню. Однако, поравнявшись с гостиной, увидела беспорядок, которого совершенно точно там раньше не было. Дверцы стенки распахнуты, ящики выдвинуты, полки пусты. На ковре тут и там белели разлетевшиеся из папок бумаги, мужские журналы за прошлые годы и страницы растрепанных книг. Сами папки, раскинув картонные крылья, как убитые чайки на морском берегу, грудой валялись в углу комнаты. Все сразу же встало на свои места. Уговоры, апелляция к справедливости, желание покарать алчную Алику — все это блеф! Илья здесь что-то искал! Несомненно, Калиберда приехал сюда не просто так, «за курткой», а чтобы переворошить отцовский архив. Опустившись на ковер, я принялась перебирать разбросанные бумаги. Многолетние счета за свет и газ, блокноты с вопросами к интервью, записки, заметки, статьи. Письма и открытки. Среди поздравлений первомайских, новогодних, с Восьмым марта и с двадцать третьим февраля на имя Софьи Матвеевны и Андрея Тимофеевича довольно часто встречались карточки, подписанные именем Максим. Должно быть, прежде чем отец унаследовал загородный дом, кто-то из родственников жил на этой даче и бережно хранил все весточки, полученные от родни. В том числе и папины. Я подняла с пола пустую железную коробку из-под печенья и принялась укладывать туда собранные с пола знаменательные даты чьей-то жизни. И тут внимание мое привлекла исписанная общая тетрадь. Она лежал в стороне, и, словно в сказке про Алису в Стране чудес, просилась: «открой меня»! Я раскрыла находку и в первый момент удивилась, увидев знакомые имена героев совсем недавно прочитанных книг брата и сестры Грефов. На первых страницах оказался план к роману «Лиловые сумерки в Соренто», прочитанному мною накануне. План был написан отчего-то рукой отца, почерк которого я научилась узнавать по открыткам. Дальше шла разбивка романа на главы и были выписаны психологические портреты героев. Тетрадь, несомненно, интересная, но читать ее на ходу не хотелось. Хотелось заварить чаю, откусить баранку, пакет с которыми я заметила на кухонном столе, и, попивая чаек, с удовольствием отдаться чтению. Проходя мимо спальни, я заметила, что на покрывале что-то лежит. Я могла бы дать голову на отсечение, что, когда я, проснувшись, откидывала покрывало, на нем ничего не было. И света в комнате не было, это точно. Теперь же он горел так ярко, словно зажгли новогоднюю иллюминацию. Я переводила глаза с сияющей люстры на торшер, с зажженного торшера на включенную настольную лампу, и страх постепенно опять сжимал горло ледяными пальцами. В доме явно кто-то был. И делал все для того, чтобы я об этом знала.

— Эй! Кто здесь? — крикнула я.

И склонилась над покрывалом, разглядывая то, что мне подбросили на кровать. Это был кейс для ноутбука, и лежал в нем как раз-таки ноутбук. Достав компьютер и разложив его на кровати, я вынуждена была признать, что аппарат заблокирован паролем. Зато пароль оказался записан на листе в клеточку и вложен в боковой карман кейса, как будто специально для того, чтобы я без особых проблем смогла им воспользоваться. Все это выглядело весьма подозрительно, словно кто-то очень хотел, чтобы я просто и без затей сумела ознакомиться с находкой. Войдя в ноутбук, я принялась просматривать его содержимое. И вскоре натолкнулась на интересную папку «мои работы», где обнаружила множество текстов статей на окололитературные темы, подписанные М. Мерцаловым. Вне всяких сомнений, это пропавший компьютер моего отца! Но, странное дело, в нем встречались и файлы, озаглавленные в точности так же, как книги Грефов. А «Зимний сон Ульяны» оказался именно тем детективом, который я читала по дороге в Питер. Правда, вариантов текста было несколько, как будто роман дорабатывали, и концовки разные. Я закрыла глаза и принялась анализировать. Сначала тетрадь с заметками к роману. Теперь файл в компьютере. Это не может быть простым совпадением. Неужели отец… Да нет, это полный бред! Не веря, что такое возможно, я снова вернулась к ноутбуку. Открывая один файл за другим, я все больше и больше убеждалась в своей правоте. Замечательные детективы брата и сестры Греф писал мой отец!