Кукла крымского мага

Он восторженно поцокал языком и с воодушевлением взмахнул полотенцем, продолжая рассуждать:

— Но это и к лучшему! Теперь Алика разнесет по всему Питеру, что дочь Максика Мерцалова, несолоно хлебавши, укатила в Москву. И никто больше не вспомнит про Женю Колесникову.

— Да, удачно получилось, — согласилась я. И позвала: — Пап, пойдем завтракать.

— Ух, как пахнет! — втянул отец носом вкусный запах яичницы. — Сейчас умоюсь, и пойдем, малыш, поедим. А когда поедим, сделаем из тебя Эллу Греф.

* * *

Письма от Черубины де Габриак приходили в редакцию с завидным постоянством, и жизнь «Аполлона» окрасилась новыми красками. Теперь день сотрудников начинался с разговора о таинственной незнакомке и ее необыкновенно печальной и тонкой лирике. Собравшись в дальней комнате, литераторы за чашкой грога обсуждали присланные накануне стихи и то, что удалось разузнать об их авторе.

— Если бы у меня было сорок тысяч дохода, клянусь, я бы рискнул за ней поухаживать! — как-то воскликнул Маковский.

Волошин улыбнулся, припомнив скромный быт Лили Дмитриевой.

— Максимилиан Александрович, — повернулся редактор к Волошину, и тот поспешно стер улыбку с лица. — Пришел сонет от Черубины. Не откажите в любезности, нужно бы составить ответ в форме сонета. Вы непревзойденный мастер закруглять конец строфы. Лучше вас никто не напишет.

— Само собой, Сергей Константинович, я напишу ответ, — солидно кивнул Макс, весь вчерашний вечер вместе с Лилей сочинявший тот самый сонет, который так восхитил издателя.

— Какая изумительная девушка! — в который раз перечитывая послание, умилялся Маковский. — Тонкая, умная, искренняя!

А «изумительная девушка» без устали описывала в стихах свой хрупкий стан и огненные волосы, добавляя воображению Маковского новых красок для создания идеального женского образа и заставляя его узнать в таинственной незнакомке ту, которую он так жаждал увидеть. Помимо писем, Папа Мако регулярно разговаривал со своей таинственной корреспонденткой по редакционному телефону, поражаясь мелодичности ее голоса и искрометности отточенных фраз. Черубина говорила, слегка картавя и грассируя, и из услышанных намеков Маковский достраивал себе картину жизни прекрасной девы. Она красива, богата, одинока и несчастна. Ее отец и исповедник-иезуит держат бедняжку в черном теле, переправив из Толедо в Россию под надзор суровой материнской родни и запретив ей общаться с кем бы то ни было, но она тайком, через верную кузину отправляет письма в редакцию. В роли кузины выступала все та же преданная Лида Брюллова. Лида уже несколько раз звонила в редакцию, чтобы передать Маковскому весточки от Черубины, а также брала на себя труд принимать на свой адрес присланные для мадемуазель де Габриак корректуры и огромные корзины цветов.

Несмотря на то, что общение издателя «Аполлона» и Черубины приобретало все более и более личный характер, остальные члены редакции также не остались в стороне от разворачивающейся интриги. Гумилев влюбился в роковую де Габриак не меньше Маковского и поклялся завоевать прекрасную незнакомку. Не отставал от приятелей и брат барона Врангеля Николай, называемый друзьями Кока, прекрасный искусствовед, тонкий знаток мировой культуры и так же, как и его родственник, человек действия.

— Необходимо обложить весь город патрулем и выследить графиню Черубину Георгиевну, выяснив, где ее скрывают! — решительно рубя ладонью воздух, однажды предложил Кока Врангель, между делом присваивая Черубине графский титул. — Нельзя же допускать того, что такую талантливую девушку держат взаперти! Не знаю, как вам, господа, а мне так просто необходимо ее увидеть. Клянусь, я сделаю все, чтобы узнать, где она живет.

Ситуация становилась щекотливой. Разгоряченные поклонники таинственной католички требовали встречи. Особенно напирал Маковский, но Лиля лишь мило отшучивалась по телефону.

— Сергей Константинович, — грассировала она в телефон, — завтра я буду кататься на Островах. Конечно же, сердце вам подскажет, и вы узнаете меня!

Маковский ехал на Острова, проводил там целый день и, дождавшись очередного звонка Черубины, победоносно сообщал ей:

— Черубина Георгиевна, я видел вас! Вы были в голубом плаще и ехали на красном «Форде»!

— Ну что вы, Сергей Константинович, — делано смущалась Лиля. — Я была в изумрудной накидке и вовсе не на машине. Я никогда не езжу на авто, а только на лошадях! Но вы не расстраивайтесь, сегодня вечером я буду в ложе бенуара на опере «Князь Игорь». Ничто не мешает вам попытаться увидеть меня снова.

Маковский клал трубку и восхищался, обводя коллег затуманенным взором:

— Я всегда умел играть женским сердцем, но теперь у меня каждый день выбита шпага из рук! Сегодня еду на «Князя Игоря»! Уж в ложе бенуара я непременно ее отыщу!

Но на следующий день выяснялось, что красавица, которую весь вечер лорнировал незадачливый кавалер, вовсе не Черубина, хотя графине де Габриак и известно все, что происходило в театре.

— Я уверена, Сергей Константинович, что вам понравилась княгиня Закревская. Вы даже решили, будто это я. Неужели вы могли подумать, что я способна надеть к огненным волосам желтое платье? Это же моветон! А в тонкости моего вкуса вы, господин Маковский, кажется, имели возможность убедиться лично, регулярно получая от меня стихи.

Этот разговор, как и все остальные телефонные беседы, Лиля вела от Лиды Брюлловой. Положив трубку, она взглянула на подругу, перебирающую за столом новые стихи Черубины, которые Лиля под руководством Макса написала за последнее время. Улыбнулась жалкой улыбкой и тихо проговорила:

— Я полагаю, Лидуша, что скоро мне совсем не о чем будет писать Сергею Константиновичу. Вот если бы мы вместе проводили время… Мне иногда кажется, что между нами так много общего, что стоит только встретиться, и он никуда меня не отпустит. Ведь что такое внешность? Это всего лишь условность, мираж, который при близком общении рассеивается, и остается суть человека, которую либо принимаешь, либо нет. Вот мы с Маковским приняли друг друга сразу и навсегда.

— О чем это вы секретничаете? — осведомился Волошин, заглядывая в комнату.

— Макс, — быстро проговорила Лиля, опасаясь, что Лидия скажет что-то не то. — Слова иссякли, мне больше нечего сказать Маковскому.

Друг кинул на Лилю лукавый взгляд и проговорил:

— А мы заменим слова языком цветов! Это будет значительно и оригинально.

— Вы что же, Максимилиан Александрович, владеете этим сложным искусством? — удивилась Брюллова.

— Вовсе нет, Лидуша, — широко улыбнулся Волошин. — Я смыслю в языке цветов не больше твоего. Но это не имеет никакого значения. Главное в любом деле — это вера в себя.