Кукла в волнах

— А что, есть симптомы?

— Глаза у него красные, как от недосыпания, а изо рта сивухой несет.

«Ничего хорошего, — подумал я, — опять возиться, воспитывать. Достали эти алкаши!»

Взглянув на часы, я быстро собрался и пошел на утренний развод, который проходил у барака, на небольшом прямоугольнике, который все почему-то называли плацем.

Возле плаца в курилке сидели прапорщики в ожидании утреннего построения. Винник неизвестно от кого уже знал, что командир роты наказан по партийной линии. Он сидел на скамейке с другими прапорщиками и, увидев меня, продолжил начатый до этого разговор:

— Николаич всё равно как пил, так и будет пить, боги-роги мать. Сколько я ему говорил: «Женя, прекращай так пить, солдаты же смотрят, а он всё равно…»

Остальные ему поддакивали, пуская вверх струи сигаретного дыма.

— Горбатого могила исправит…

Пока обсуждали тему пьянства нашего ротного, из столовой начали подтягиваться солдаты. Подойдя к бараку, каждый взвод становился на отведенное ему место, а прапорщики, побросав недокуренные сигареты, потянулись к бойцам. На ходу они отпускали шутки, делали замечания нерадивым, равняли строй. В общем, было обычное рабочее утро обычного понедельника.

Вскоре, в конце песчаной дорожки идущей от столовой показался майор Шахно. Дополнительно позавтракав в столовой после завтрака дома, он шёл не торопясь, немного переваливаясь с боку на бок, как ходят хорошо откормленные гуси или индюки.

Дежурный по комендатуре бодро отрапортовал майору о готовности личного состава к разводу. Начальник комендатуры, несмотря на периодическое утреннее переедание и, как следствие, выпирающее брюхо, выглядел еще ничего. Живот скрывала безразмерная техничка. Фуражка, как и полагалось человеку, связанному с техникой, в некоторых местах была заляпана масляными пятнами.

Шахно быстро и толково давал указания и я подумал, что комбату наконец-то удалось подобрать на это место подходящего человека. Предыдущий начальник комендатуры был безжалостно выгнан за воровство свиней с подсобного хозяйства и продажу их окрестным станичникам. Эту операцию он осуществлял с местным начальником столовой. Потом, как и в деле с Косых, прошло заседание партбюро, причем открытое. Был шум, ругань, взаимные обвинения… Это случилось прошлой осенью, когда солдат с моей роты задавил одного старика.

Я невольно припомнил те события. За рулем поливомоечной машины сидел сержант — узбек. Накануне, прошел сильный дождь, и песчаную дорогу развезло, местами сильно размыло. Сержант не смог справиться с управлением, машину потянуло в бок, к обочине, и он задавил на смерть какого-то старика, шедшего вдоль дороги.

Мы, как следует, перепугались — все-таки это происшествие, о котором доложили командующему ВВС округом, настоящее ЧП. Военная прокуратура сразу возбудила уголовное дело, но потом я узнал, что всё спустили на тормозах.

Крутов собрал замполитов рот и рассказал о письме, написанном жителями села в прокуратуру. Оказалось, погибший старик был во время войны полицаем, убил на глазах жителей несколько красноармейцев. Правда, он после войны отсидел в лагерях. Но всё равно, многие жители считали, что вину свою он не искупил, а сейчас его настигло справедливое возмездие от руки советского солдата.

В то время пока я предавался воспоминаниям, Шахно закончил развод, солдаты строем пошли на объекты — кто в автопарк, кто в караульный городок. Вместе с ними разошлись и прапорщики. Шахно же отправился к подсобному хозяйству посмотреть на поголовье свиней, которое составляло предмет его гордости и неизменно показывалось каждому посещающему наш аэродром начальству. После случая со своим предшественником для него утреннее посещение свинарника стало обязательным ритуалом.

Мне же надо было встречать транспортный самолет, который должен был приземлиться через полчаса, увидеть Гуторина, разместить его в бараке и проинструктировать. Я уже собрался идти в автопарк, как моё внимание привлек комсомолец полка Ющенко.

Немного возбужденно размахивая руками, Ющенко шел по дорожке, проложенной параллельно нашей, к столовой.

— Куда торопишься, Юрка? — крикнул я ему и махнул приветливо рукой.

Ющенко не сбавляя скорости, резко повернул в мою сторону, а когда подошел просто кивнул вместо приветствия. По всему было видно, что его распирало желание рассказать какую-то сногсшибательную новость.

— Что случилось? — спросил я улыбаясь и продолжил, памятуя о его генитальных экспериментах, — снова вшил шарики, а они выскочили?

— Хуже, — не принял комсомолец полка моего шутливого тона, — шарики выскочили, но только не отсюда. Ты ничего не слышал о ЧП в полку на прошлой неделе?

— Нет, вы же всё скрываете, тихушничаете.

Ющенко продолжал нерешительно мяться, видимо помня о запрете начальства разглашать сведения о любых полковых инцидентах.

— Ладно, Юрик, говори, чем вы там занимаетесь, всё равно ведь узнаю! — предложил я.

— Понимаешь, — комсомольца полка словно прорвало, — кто-то бросает в самолетные двигатели шарики от подшипников. Это происходит утром, во время прогрева движков и перевода их в режим форсажа.

— То есть некто бросает в воздухозаборник шарики и их затягивает воздухом прямо к двигателям?

— Да. Дальше понятно. Шарики попадают в движок, лопатки летят к чертовой матери и всё — двигатель неисправен. Сняли и отправили в ТЭЧ уже четыре двигателя.

— Сколько? — изумился я, — ты хочешь сказать, что с самолетов сняли четыре двигателя, четыре боевых единицы встали на прикол, а вы о сих пор не наши этого раздолбая? Да надо было весь полк поднять на уши, проверить каждого, кто работал в это время с самолетами. Ну, я не знаю…засаду какую-нибудь устроить.

Ющенко виновато заморгал, будто лично был виновен в случившемся.

— Может это ваши, батальонные? — неуверенно предположил он, — а что, надоело каждое утро вставать в четыре часа на полеты, вот и решили немного выспаться, отдохнуть.

— Нашим это не нужно! — возразил я, — ранний подъем они компенсируют на полетах — потом дрыхнут по машинам целый день, не добудишься. Перед самолетами они не ходят, у самолетов не крутятся, только кислородчики, да водитель АПА. Но их всего трое, они на виду.

— Не знаю…не знаю, — нерешительно покачал головой Юрка, — сейчас должны прилететь особисты^[7]. Пусть они и разбираются.

— А в чьей эскадрильи были эти самолеты?

— У Литовченко.

Я с облечением подумал, что беда обошла стороной Волчатникова. Зачем ему лишние проблемы с особистами, с командиром полка?

— Спасибо Юрец за информацию! — я похлопал дружески комсомольца полка по плечу, — да и проверь шарики у себя, не твои ли? А то потом придется отписываться.