Кукла
Шрифт:
— Может быть, тетя не считает нужным дарить столь явным благоволением простого купца? — сказала она, краснея.
— Купец!.. Купец!.. Ну и что ж? — вспыхнула председательша. — Вокульские — дворяне не хуже Старских и даже Заславских… А что до его занятий… Вокульский, душенька моя, не торговал бог знает чем, как дед твоей тетки… Можешь сказать ей это, если к слову придется. По мне, честный купец лучше десятка австрийских графов. Знаю я, чего стоят их титулы.
— Однако согласитесь, что происхождение…
Председательша иронически рассмеялась.
— Поверь мне, Белла, благородное
— А вам Вокульский, видно, очень нравится, — тихо заметила панна Изабелла.
— Да, очень! — твердо ответила старушка. — Я любила дядю его и всю жизнь была несчастлива только потому, что меня разлучили с ним — из тех же побуждений, из каких сейчас твоя тетка пытается свысока смотреть на Вокульского. Да только он не позволит собой помыкать, о нет! Кто сумел выбиться из такой нищеты, как он, кто с незапятнанной совестью добыл богатство и образование — тому неважно, что о нем скажут в свете. Ты, верно, слышала, какую он нынче играет роль и зачем ездил в Париж. И поверь мне, он не станет заискивать перед светским обществом, оно само к нему явится, и первая придет твоя тетка, если ей что-нибудь понадобится. Я лучше тебя знаю наш свет, дитя мое, и помяни мое слово — он очень скоро окажется в прихожей Вокульского. Это тебе не бездельник вроде Старского, не мечтатель вроде князя и не полоумный вроде Кшешовского… Вокульский — человек действия… Счастлива будет женщина, которую он назовет своей женой… К сожалению, у наших барышень больше притязаний, нежели чуства и житейского опыта. Правда, не у всех… Ну, не взыщи, если я выразилась слишком уж резко. Сейчас будет обед…
И с этими словами председательша удалилась, оставив панну Изабеллу в глубоком раздумье.
«Разумеется, он мог бы с успехом заменить барона… — мысленно говорила она. — Барон истаскался и просто смешон, а этого по крайней мере все уважают… Казя Вонсовская знает толк в мужчинах, недаром она взяла его на прогулку. Посмотрим же, способен ли пан Вокульский быть верным… Хороша верность — кататься с другой женщиной! Вот уж поистине рыцарь!»
В эту минуту Вокульский, возвращавшийся с Вонсовской с прогулки, заметил во дворе экипаж, из которого выпрягали лошадей.
Его кольнуло какое-то смутное предчуствие, но он не посмел расспрашивать, даже притворился, будто и не смотрит на экипаж.
Подъехав к крыльцу, он бросил поводья слуге, а второму велел принести к себе в комнату воды. Он было совсем уже решился спросить: кто приехал? — как вдруг что-то сдавило ему горло, и он не мог произнести ни слова.
«Какая чушь! — думал он. — Ну, допустим, это она; что из того? Панна Изабелла такая же женщина, как пани Вонсовская, панна Фелиция или панна Эвелина… Я же не таков, как барон…»
Но, говоря себе это, он чуствовал, что она для него — не то, что все остальные женщины, и стоит ей пожелать — он готов бросить к ее ногам
все свое богатство и даже жизнь.— Чушь, чушь! — бормотал он, шагая по комнате. — Ведь здесь уже ждет ее поклонник, пан Старский, с которым она сговаривалась весело провести лето… О, я помню, как они переглядывались.
Его охватил гнев.
«Посмотрим, панна Изабелла, какой вы покажете себя и чего стоите? Теперь я буду вашим судьей…» — подумал он.
В дверь постучали, и вошел старый лакей. Он оглянулся по сторонам и сказал вполголоса.
— Ее милость велели доложить вам, что приехала панна Ленцкая, и если ваша милость готовы, то просят пожаловать к столу.
— Передай, что я сию минуту приду.
Слуга ушел, а Вокульский еще с минуту постоял у окна, глядя на парк, освещенный косыми лучами солнца, и на сиреневый куст, в котором весело щебетали птицы. В сердце его нарастала глухая тревога при мысли о том, как он встретится с панной Изабеллой.
«Что я скажу ей, как мне держаться?» Ему казалось, что все глаза обратятся на них обоих, и тогда он непременно сделает какой-нибудь промах и попадет в неловкое положение.
«Разве я не сказал ей, что служу ей верно… как пес!.. Однако надо идти…»
Он вышел из комнаты, опять вернулся и опять вышел. Медленно шагал он по коридору, еле передвигая ноги, обессиленный и оробелый, как пастушонок, который должен предстать пред королевские очи.
Возле двери он остановился. В столовой прозвенел женский смех. У Вокульского потемнело в глазах; он уже хотел уйти и передать через лакея, что заболел, но в эту минуту позади раздались чьи-то шаги, и он толкнул дверь.
Среди общества, собравшегося в столовой, он сразу же увидел панну Изабеллу. Она разговаривала со Старским и смотрела на него так же, как тогда в Варшаве, а он так же насмешливо улыбался…
К Вокульскому сразу вернулось присутствие духа; гнев горячей волной залил его мозг. Он вошел, высоко подняв голову, поздоровался с председательшей и поклонился панне Изабелле; она покраснела и протянула ему руку.
— Здравствуйте, сударыня. Как поживает пан Ленцкий?
— Папа чувствует себя несколько лучше… Он шлет вам привет…
— Весьма признателен. А графиня?
— Тетя совершенно здорова.
Председательша села в свое кресло; гости стали размещаться вокруг стола.
— Пан Вокульский, вы сядете рядом со мной, — заявила Вонсовская.
— С величайшим удовольствием, если только солдату разрешается сидеть в присутствии командира.
— Разве она уже взяла тебя под свою команду, пан Станислав? — усмехнулась председательша.
— Еще как! Не часто случалось мне проходить такую муштру!
— Пан Вокульский мстит мне за то, что я сбивала его с пути, — вмешалась Вонсовская.
— Всего приятнее именно сбиваться с пути, — возразил Вокульский.
— Я предвидел, что это произойдет, но не думал, что так скоро, — заметил барон, открывая два ряда великолепных вставных зубов.
— Передайте мне соль, кузен, — сказала панна Изабелла Старскому.
— Пожалуйста… ах, рассыпал!.. Наверное, мы поссоримся.
— Пожалуй, нам это уже не грозит, — возразила панна Изабелла с комической важностью.