Кукла
Шрифт:
"Нет, - сказала Анна сама себе.
– Нельзя больше убегать. Нужно наконец все рассказать ей".
– Так во мне начала расти ты - продолжила Анна, и против воли начала плакать.
– Сначала ты была маленькая, словно зернышко, что попадает в землю. Помнишь ты смотрела, как зернышки прорастают и из них появляются ростки, а потом листья и цветы и все остальное? Помнишь? Вот так и ты. Сначала была совсем крошечная и жила у меня в животе. Потом ты стала становиться все больше и больше, и наконец стала такая большая, что с трудом помещалась во мне.
Она сбилась, остановилась и глухо добавила:
– Нет, ты не успела дорасти до такого размера, чтобы перестать во мне помещаться.
Анна остановилась и укусила себя
– Тот мужчина, с которым я была - продолжила она, - Он ... твой папа... Он не знал, что ты во мне появилась. Он был далеко. Я боялась, что он узнает о том, что ты есть и решит со мной расстаться. Так бывает, когда один человек не хочет себе лишних проблем. Я ... я очень боялась этого. И тогда я решила... решила...
Анна не выдержала и заревела в голос, комкая простыню на кровати судорожно стиснутым кулаком и размазывая по лицу слезы.
– Бедная мамочка - тихонько сказала девочка, - прости, что я причинила тебе столько боли.
Анна отчаянно замотала головой, протестующе выставляя ладони.
– Нет-нет, милая, это я ... это я причинила тебе боль. Я совсем не знала тебя. Не думала о тебе тогда. Только о себе... о себе думала...
– Анна снова зарыдала.
– Ты прости меня, прости... я ... я .. пошла к врачам ... чтобы избавиться от тебя... я ... я убила тебя... убила.
Она согнулась, уткнувшись лицом в пол и бессильно застучала по нему кулаками.
Захлебываясь слезами она рассказала как купила куклу на рынке, как она оказалась живой, и про старого мастера-колдуна... Потом она замолчала и только рыдала борясь с желанием убить себя, так сейчас она ненавидела себя, так презирала.
Мария долго молчала, а потом тихо сказала:
– Спасибо мамочка, что ты потом вернулась ко мне. Я люблю тебя, мамочка....
Прошло жаркое лето и холодные осенние дожди, еще одна зима прошла за занавесками теплого и уютного дома. После того разговора Мария больше никогда не возвращалась к этой теме. Она даже, как будто расслабилась, узнав тайну своего рождения. Анна еще долго чувствовала себя виноватой, как провинившаяся собака, не знающая как искупить вину у хозяина. Но Мария вела себя как ни в чем не бывало. Она быстро взрослела и выросла из сказок и детских мультиков. Читала и запоминала она все и с огромной скоростью. Теперь она просила мать ставить ей классику, исторические и приключенческие романы, мистику и драму. Кажется она хотела узнать все на свете и понимать как устроен ее мир. Мать ставила ей You-Tube записи балета и курсы ландшафтного дизайна, путешествия по далеким странам и обзоры бытовой радиоэлектроники. Анна познакомила дочь с христианством, а ислам и буддизм та познавала сама, но не находила ответов и оставалась недовольна. Классическая и постмодернистская философии тоже давали больше вопросов, чем ответов...
Следующей весной Анна давала уже лет восемнадцать своей дочери по прежнему запертой в теле куклы размером с полутора-двухлетнего ребенка.
Чтобы избежать лишних вопросов они переехали в другой район города, где никто не знал Анну, и не помнил, как она гуляла с коляской, рассказывая молодым мамам про свою дочку.
Однажды Мария попросила свозить ее к старому кукольному мастеру на рынок. Анна с неохотой согласилась. На самом деле она боялась лишний раз показываться там, чтобы не бередить больных воспоминаний.
Городская площадь с ярмаркой ремесленников и фермеров была по весне не слишком людной. Но мастера они нашли. Анна отметила, что он еще сильнее постарел, волосы поредели и были совсем седыми. Выглядел он больным и уставшим. Кукол у него было всего несколько штук. Увидев Анну с Марией в сумке-кенгуру, старик кивнул, как старым знакомым. Анна осторожно устроила Марию напротив кукол на картонном ящике и отошла на несколько
шагов, чтобы не мешать им. Дети-куклы явно о чем-то говорили, но это был их разговор и Анна в него не вслушивалась.Старик набивал узловатыми трясущимися пальцами трубку и рассказывал, что из-за болезни он перестал делать кукол, и уволился из роддома.
– Моя работа тут окончена - говорил он тихо, сосредоточенно уминая табак.
– Вот раздам последних детишек и можно спокойно уходить. Правда небыстрое это дело. Их ведь кто попало покупать не будет - почует что-то не то и уйдет. На людей посреди лета они иногда, как зимний ветер действуют. Он дует из мира смерти. А кому ж такое охота чувствовать? Только те, кому суждено их получить, покупают - а это люди неслучайные, вот как ты, душенька.
Они долго стояли посреди города, его суеты, и Анна рассматривала кукол, за каждой из которых скрывалась чья-то маленькая и слабая душа, мятущаяся, зовущая свою маму и не слышащая никакого отклика. Она отвернулась, чтобы раздавить слезы в уголках глаз.
Потом старик внезапно вдруг схватил ее за руку пальцами похожими на отполированные корни старого дерева.
– Послушайте, - сказал он хрипло откашливаясь.
– У меня к вам просьба есть. Я человек старый, могу помереть не сегодня-завтра, а деток мне жаль очень, если пропадут. Они же малые совсем, ничего не соображают. А кроме меня, да вас теперь, в этом деле никто ничего не смыслит. Пожалуйста, если помру я до того, как раздам их всех в нужные руки, позаботьтесь о них. Вместо меня. Их-то совсем немного осталось. Я чувствую, что у вас получится все. Эх, да что там говорить, если бы вы захотели, я мог бы и вас научить, как им помогать воплощаться в кукольных телах. Руки у вас правильные, и глаз теперь набит и уши слышат. Со временем еще лучше слышать будут.
Анна растерянно слушала его не зная что сказать. Старик торопливо вытащил из кармана пиджака блокнот, написал на нем трясущейся рукой и всучил Анне выдранный листок.
– Вот номер моего телефона и адрес. Скажите как вас зовут? Я предупрежу там у себя...
Анна машинально ответила, мучительно думая, как ей отказать старику так, чтобы его не обидеть. Мысли об ответственности за почти десяток душ напугала ее. Тут и с одной она столько дров наломала...
Настырный старик тем временем записал себе номер ее собственного телефона и принялся снова набивать трубку. Выглядел он хоть и больным но довольным.
Вскоре Мария позвала ее и Анна, забрав дочь, попрощалась и ушла.
Этим вечером дочь снова вызвала ее на разговор:
– Я долго думала, мамочка, - сказала Мария медленно, но решительно.
– Долго искала ответов, складывала слова мудрых людей в корзинку. И решила, что я должна уйти.
– Куда уйти?
– тихо спросила Анна, складывая вместе трясущиеся руки.
– На небо, или в посмертие - как получится - так же тихо ответила Мария. Я застряла здесь в жизни, благодаря мастеру-кукольнику и тебе. Я очень благодарна вам - ему, что вложил меня в это тело, тебе за любовь и тепло души. Но чем дальше, тем хуже мне. Я не могу быть здесь человеком, я как паралитик, только без надежды однажды исцелиться.
– Не плачь, мамочка, - ласково говорила Мария.
– я бы обняла тебя, да не могу. Я не держу на тебя зла за твои поступки и люблю тебя. Мне очень страшно уходить, но только так я могу освободиться. Ведь кто знает, что там будет за порогом смерти - может быть я стану свободной душой, или смогу родиться где-нибудь еще.
– А вдруг там нет ничего кроме пустоты?
– шепотом спросила Анна.
– Я боюсь потерять тебя.
– Мамочка, - в голосе Марии было терпение и сострадание.
– Пришло время для того, чтобы отпустить меня. Моя жизнь должна принадлежать мне, а не тебе, хотя я и очень люблю тебя. Пожалуйста, не делай больше из меня куклы для себя и дай шанс стать человеком.