Кукла

Анна не разувалась и, осторожно перешагивая через разбросанные вещи, пошла в гостиную. Это был самый страшный для нее момент. Пока Анна поднималась по лестнице к квартире, ее вдруг обожгло мыслью - а если мать разбила или унесла куклу, в которой ... унесла Марию?

– Тогда я ей горло вырву, - хмуро пообещала неизвестно кому Анна, и перешагнула порог гостиной.

Мария лежала за диваном и глаза ее слегка блестели, как будто она плакала.

– Здравствуй, крошка, - тихо сказала Анна, опускаясь на колени около нее, и бережно беря девочку на руки.

– Здравствуй мамочка!
– закричала девочка, и Анна ясно и четко услышала эти слова, и сердце ее словно сжалось на секунду, а потом горячее, быстро забилось от волнения.

– Мамочка, я так боялась, что ты не придешь. Что тебя совсем забрали плохие люди. Я плакала и звала, но тебя все не было. Тут было так страшно без тебя, мамочка!

Анна, мягко улыбнулась ей, сглатывая слезы:

– Конечно я вернулась, детка. Как я могла не вернуться? Теперь мы с тобой не расстанемся. Мамочка тебе обещает.

Она наклонилась и поцеловала дочку в едва теплый гладкий лоб. Сердце вновь обдала жаркая волна радости, и Анна поняла, что чувствует и себя и ощущения дочери. Пусть у нее тело куклы, но она все чувствует, что с ней происходит.

Улыбаясь, Анна устроила Марию у себя на коленях и еще долго рассказывала ей какие-то смешные вещи, читала сказки и стихи наизусть, сколько могла вспомнить. Только ближе к вечеру, когда Мария погрузилась в дрему, она позволила себе переодеться в сухую одежду и тихо-тихо, чтобы не разбудить дочь, начала убираться. Периодически она подходила к ней и гладила ее волосы или целовала в лоб.

После этого дня жизнь Анны снова сильно изменилась. Или, вернее, сильно изменилась она сама. Она продолжала долго играть и разговаривать с Марией, но только теперь это были игры не для Анны, а для дочери. Она починила, насколько было возможно, поломанный кукольный домик и склеила разбитые игрушки. Мария при одной мысли о том, что сломанных кукол мама куда-то навсегда унесет и выбросит, впала в истерику. Так что Анне поневоле пришлось купить краски, клей, полистерол, строительный фен, чтобы размягчать и гнуть пластик и еще кое-что из инструментов и материалов.

Несколько дней Мария наблюдала как Анна увлеченно вырезала детали из пластика, нагревала и гнула их, склеивала, грунтовала и раскрашивала. На последнем этапе Анна неожиданно вошла во вкус и работала тщательно, самыми маленькими кисточками, прорисовывая детали лиц, волоски, поры кожи и складочки мышц. Самым трудным были глаза, но с этим она тоже справилась.

После восстановления всех кукол, Мария спросила - так ли ее саму сделала мама, и почему остальные ее дочки еще не разговаривают - это оттого, что они слишком маленькие? Чувствуя растерянность и стыд, Анна постаралась замять этот разговор. Объяснить разницу между неживой куклой и Марией она пока не могла. Но девочка разницу поняла.

Наступила зима, счет в банке постепенно истощился и Анна вернулась к работе. Из университета ее давно выгнали, прислав сухое неодобрительное письмо, но Анна его почти не читала. Теперь у нее было много других дел, но, тем не менее, работала она сейчас даже более продуктивно, чем раньше, некогда было лазать по сайтам со смешными картинками и болтать с друзьями в социалках. Анна сделала скромный ремонт и перестановку, безжалостно выбросила броскую мишуру и плакаты с подростковыми поп-кумирами. На них больше не хотелось ни походить, ни стремиться переспать с ними.

Когда наступила зима, гулять с Марией стало гораздо проще. Анна одевала дочь в плотный комбинезончик и так закутывала, что видны были только глаза. В таком виде она могла носить девочку где угодно и ни у кого не возникало вопросов.

Зато у девочки с каждым днем было все больше вопросов и на многие из них Анне ответить было очень трудно. Почему солнце светит? Откуда берутся дети и куклы? Почему ветер дует? В сказке у девочки был папа, а у меня папа есть? Откуда трава растет? Что такое горячо и холодно? Как все двигаются, а я нет? Почему только ты меня слышишь? А у тебя есть мама? Как научиться летать с птицами?

День шел за днем, цепочки сплетались в недели, месяц сменялся месяцем. Анна рассказывала девочке о людях и та впитывала все, как губка воду. И постоянно находила у себя отличия от обычных людей. Она не могла пользоваться своим телом, не кушала, не пила, не дышала, ее слышала и понимала только мама.

Анна давно уже спрятала кукол в дальний шкаф, чтобы и случайно они не попадались на глаза Марии. Игры с ними они переросли обе. Анна очень боялась того времени, когда придется честно отвечать на вопросы дочери. Анна говорила себе - "Пусть еще один день у моей дочери будет без этого груза". И втайне плакала о своей глупости. Гуляя с Марией, Анна представляла, какой бы она могла быть в своем человеческом теле сейчас - маленькая девочка с пухлыми щеками, открытым от удивления ртом и прозрачными синими глазками. Как бы она причесывала ее, покупала новые платьица и обувку взамен ставших маленькими. Будучи куклой Мария, конечно, не росла.

К весне Мария стала редко разговаривать, замыкалась в себе и часто просила Анну, чтобы та посадила ее на подоконник к холодному стеклу. Мария не боялась холода и не могла упасть, и Анна оставляла ее даже на несколько часов, пока та сама не звала мать.

Мария смотрела не отрываясь на мир за стеклом, на машины, людей, больших и маленьких, уверенных в себе и с трудом стоящих на ногах. На степенных и толстых и на шумных и непоседливых. На тех, кто таскает с собой трость или зонтик и тех, что возит игрушечную машинку или огромного плюшевого медведя в половину себя ростом. Смотрела и молчала думая о чем-то своем. Анна боялась спрашивать.

Она с головой уходила в работу. Теперь у нее появилось и время и силы для искусства. Она купила новые краски, светодиоды, провода для них, и прозрачный пластик-гель. Она рисовала и лепила картины, подсвечивая их изнутри, что делало их зыбкими, загадочными, призрачными.

Туманные или дождливые пейзажи с развалинами и неясными тенями за деревьями и камнями. Иссиня-черное и серебристое небо в россыпи разноцветных звезд, что бросала щедрой горстью пожилая женщина, плачущая самоцветами в набегающую волну, темного моря, под поверхностью которого искорками вспыхивали глаза темных силуэтов.

Все ее работы были наполнены чем-то спрятанным, скрытым, темным, болезненно-хищным. Тени и призраки прятались в темноте и были недобры. На свет они не рисковали показываться. Люди, если и были, то выглядели уставшими или старыми. Как сама Анна.

Потом пришла весна и зимняя хандра обеих отошла на время под воздействием солнечного света, прорастающей вокруг жизни и пения птиц. Анна посадила дома в горшочки цветы и салаты и Анна часами наблюдала за тем, как проклевываются крохотные травинки, как выпускают листики. Она то и дело звала маму, чтобы показать новый росточек и поделиться радостью. Анна улыбалась и была счастлива, слушая незатейливые ее восторги.