Кукловод
Шрифт:
– Отрадно, что хоть на таком уровне сохранились добропорядочные человеческие отношения, – не смог я скрыть иронии. – У высоких людей высокие отношения. В нашей среде не то что диадему и шкатулку – упаковку от них никому доверить нельзя – сопрут!
Наверное, я сморозил глупость, потому что заведующая детским садом посмотрела на меня как-то странно.
– Не обращайте внимания, – проговорил я извиняющимся тоном. – Мой глупый длинный язык иной раз мелет что попало! Думаю, в ближайшее время наказать его, да побольней. Пирсинг вот хочу сделать!
Быстрова, не зная, как реагировать на мои слова, натянуто улыбнулась, затем вернулась к своему рассказу:
– Как я уже говорила, Сергей Николаевич договорился о встрече с ювелиром на завтра, но неожиданно ему срочно потребовалось ехать в составе
Я уже давно понял, чем закончилась история с диадемой и шкатулкой, но, чтобы раньше времени не разводить слезы и сопли – еще успеется, – призвал заведующую детским садом к порядку:
– Продолжайте, пожалуйста, Наталья Александровна!
– Да-да, разумеется, – произнесла Быстрова после паузы, потребовавшейся ей, чтобы справиться с собой. – Так вот, Сергей Николаевич показал мне утром диадему в шкатулке, объяснил, что от меня требуется, оставил драгоценности и умчался. А я замоталась. К нам в садик сегодня утром приехал кукольный театр, мне нужно было определить артистам место проведения спектакля, гримерную, решить кое-какие технические вопросы, распределить места в актовом зале для посадки детсадовских групп… в общем, много чего. После того как Сергей Николаевич уехал, я вошла в свой кабинет, чтобы запереть шкатулку в сейф, но тут меня вызвала медсестра к малышу, у которого неожиданно открылась рвота. Я оставила коробку на столе и пошла в группу, где случилось ЧП. Мальчик действительно заболел, и я распорядилась, чтобы воспитатель вызвала в детский сад родителей. Про коробку, оставшуюся на столе, я совсем забыла. Вспомнила о ней лишь в конце спектакля. Я выскочила из актового зала, прошла в свой кабинет. Коробка так и стояла на столе. Я спрятала ее в сейф и вернулась в актовый зал. И вот, когда спектакль закончился и артисты уехали, я решила еще раз полюбоваться на диадему. В своем кабинете я открыла сейф, раскрыла упаковку, но шкатулки в ней не оказалось. Там лежала половинка кирпича.
«Все это было бы смешно, если бы не было так грустно», – констатировал я про себя. Я угадал концовку истории с драгоценностями. Уперли шкатулку. Мне очень хотелось высказать свое отношение к происшедшему, однако я сдержался, лишь пожурил Быстрову:
– Но как вы могли, Наталья Александровна, забыть спрятать такую дорогостоящую вещь в сейф?
Каким бы ни был мягким укор, он явился последней каплей, переполнившей чашу терпения Быстровой. Она разрыдалась. Я не спешил ее успокаивать, пусть выплачется.
Платочка у меня не было, зато на столе я увидел бумажные салфетки. Я приподнялся, взял салфетки и протянул их заведующей детским садом. Пробормотав слова благодарности, молодая женщина стала промокать салфетками глаза. Судя по тому, что в пачке салфеток было меньше половины, Наталья Александровна сегодня их уже использовала, и не единожды, причем для той же цели, что и сейчас. Наконец, решив, что Быстрова излила из себя достаточное количество жидкости, я проговорил:
– Успокойтесь, Наталья Александровна!
Но мои слова не возымели успеха – заведующая детским садом продолжала рыдать почем зря. Я встал, взял все с того же стола бутылку минералки, открыл ее и, плеснув воды в одноразовый стаканчик, сунул в руки Быстровой.
– Попейте.
Молодая женщина взяла стакан и припала к нему, словно усталый путник к роднику. Через пару минут она, наконец, успокоилась.
– Вы понимаете,
Игорь Степанович, – все еще всхлипывая, заговорила Быстрова, – у меня и в мыслях не было, что кто-то может взять шкатулку. Никто о ней знать не знал, ведать не ведал. Да и мой кабинет сам по себе – крепость. Он надежно закрывается на ключ, и без моего ведома в него никто не мог попасть.– Давайте о нюансах поговорим чуть позже, – предложил я. – А сейчас доведите свой рассказ до логического конца. Что вы сделали после того, как обнаружили пропажу?
– После того, как я обнаружила пропажу, – как прилежная ученица, отвечающая выученный урок, откликнулась заведующая детским садом, – я обежала всех сотрудников и спросила об исчезнувшей шкатулке. Но никто ничего не знал и не видел. Тогда я позвонила Вере Ягодкиной. Она моя старая приятельница, мы как-то сидели с ней в одной компании, и Вера рассказала о том, как вы ей однажды помогли найти ее пропавшую дочь Эллу. Вот я и решила обратиться к вам за помощью.
– А в полицию не стали обращаться потому, что не хотели афишировать свои отношения с Варламовым? – заключил я.
– И не только, – шмыгая носом, с угрюмым видом призналась Быстрова. – Сергей Николаевич доверяет мне, но, если я вдруг проявлю себя безалаберной женщиной, бросившей на произвол судьбы драгоценности, да к тому же по моей вине разразится скандал, он мне этого не простит, и тогда я не только утрачу его доверие, но и покровительство.
– А если вас косвенно обвинят в пропаже шкатулки и диадемы и повесят на вас несколько миллионов долларов, так будет лучше? – удивился я.
Заведующая детским садом повела хрупким плечом:
– Не знаю. Но я пытаюсь спасти положение, для того и хочу вас нанять. – Она встала, подошла к письменному столу и, открыв ящик, вытащила из него деньги. Вернувшись ко мне, протянула пачку банкнот. – Здесь сто тысяч рублей. Это аванс. Найдете диадему и шкатулку, получите еще двести. Если вы будете нести какие-то траты, то представите мне счета, я их оплачу. Ну, так как, вы согласны мне помочь?
«Отчего не помочь хорошенькой молодой женщине, тем более за деньги?» – пока я пялился на пачку банкнот, говорила одна, оптимистическая, сторона моей души, в то время как другая, пессимистическая, молвила обратное: «Ох и найдешь ты, Игорек, с этими драгоценностями себе приключения на одно место!» И тем не менее оптимист во мне стал побеждать. Чему способствовали и прекрасные глаза Натальи Александровны, вернее, их выражение, а выражали они такую мольбу, отчаяние и надежду, что, сиди на моем месте человек с каменным сердцем, оно у него наверняка сомлело бы, чего уж говорить о мягкосердечном тренере детской юношеской спортивной школы, к тому же холостяке? Эх, скольких вы сгубили, прекрасные глаза!.. В общем, я подавил в себе пессимиста и, ни слова не сказав, взял протянутые деньги.
– У меня такой вопрос, Наталья Александровна, – проговорил я, пряча пачку банкнот в карман джинсов. – Вы сказали, что никто, кроме вас, не мог попасть к вам в кабинет. Это означает, что ни у кого, кроме вас, нет ключа от кабинета?
Заведующая детским садом вновь села на стул и сложила на коленях ухоженные руки.
– Есть, конечно. Все дубликаты ключей находятся у завхоза в сейфе, но она сегодня с утра уехала с отчетом в департамент, а потому доступ к ключам в течение всего дня был закрыт.
Что ж, завхоза из числа подозреваемых можно смело исключить, уже легче.
– А не мог кто-то взять ваш ключ? – поинтересовался я.
Быстрова покачала головой и категоричным тоном проговорила:
– Исключено. Обычно утром я забираю ключ у охранника, весь день ношу его с собой, а вечером вновь сдаю на охрану. Когда днем уезжаю по делам, тоже сдаю.
– А не мог охранник сделать дубликат ключа?
– Разумеется, мог, только зачем ему это нужно? Ведь ключ с вечера и до утра находится в его распоряжении, и, если ему что-то потребуется в кабинете, он может попасть в него в мое отсутствие на работе, – резонно заметила молодая женщина. – Если бы он знал заранее о том, что в кабинете окажется коробка с драгоценностями, тогда, да, можно предположить, будто он изготовил дубликат. Но я повторяю: никому, в том числе охраннику и мне, не было известно о том, что сегодня утром приедет Сергей Николаевич и привезет шкатулку.