Кукловод

– Мы это непременно выясним, – пообещал я. – А в какое время выходили, наверняка не припомните?

Быстрова очень хотела мне помочь, но, сколько ни напрягала память, вспомнить не смогла. Да если бы она помнила столько мелочей, то я бы засомневался в искренности ее слов.

– Нет, не припоминаю, – проговорила она виновато. – Но путем опроса присутствовавшего на спектакле персонала это тоже наверняка можно выяснить.

«Конечно, можно, только сколько уйдет времени!» – усмехнулся я про себя и выдал многообещающую улыбку.

– Конечно, опросим. Скажите, Наталья Александровна, а где были медсестра и воспитатель заболевшего мальчика?

– Воспитателя зовут Диана Андреевна, – сообщила Быстрова. – Она вместе с медсестрой Мариной Мальковой находились рядом с мальчиком до тех пор, пока не приехала бабушка малыша и не забрала его. Потом обе пришли на спектакль.

– Во сколько?

– Примерно в двадцать минут одиннадцатого.

– Вдвоем или поодиночке?

– Отдельно.

– Значит, и они могли по пути к актовому залу забраться в ваш кабинет?

– Могли, – уныло ответила молодая женщина, очевидно, осознав, какой объем работы предстоит провернуть, прежде чем удастся вычислить преступника. Если еще удастся…

Я взялся за ручку и стал переправлять в листке бумаги кое-какие цифры, по ходу подсчитывая.

– Разберемся сначала с воспитателями и нянечками. Две нянечки выводили во время спектакля детей в туалет. Одна воспитатель выходила позвонить. Другая – оставалась с медсестрой и малышом, но она одна пришла в актовый зал и по дороге могла совершить преступление. Получается, из двенадцати воспитателей и нянечек четверо могли украсть из вашего кабинета драгоценности. Соответственно, восемь вне подозрений. Вычеркиваем их из числа потенциальных преступников. Двадцать два минус восемь остается четырнадцать. Медсестру Марину Малькову мы оставляем в списке, так как она, как и воспитатель заболевшего мальчика, Диана Андреевна, одна пришла в актовый зал и тоже по дороге могла забрести в ваш кабинет. А вот вас можно вычеркнуть – было бы глупо подозревать вас в том, что вы сами у себя украли шкатулку с диадемой, а потом на свои же деньги наняли сыщика отыскать ее.

– Спасибо, – с иронией, как человек, не желающий подавать виду, что задет тем, что ее могли хоть в чем-то заподозрить, поблагодарила Быстрова.

Я пропустил замечание заведующей детским садом мимо ушей – пусть обижается, на обиженных воду возят.

– Остается тринадцать, – изрек я, закончив подсчеты, – два воспитателя, две нянечки, медсестра, бригада артистов из четырех человек, охранник и три работника столовой. Ну, а теперь, – я кивнул на пакет, стоявший на столе, – показывайте свои вещдоки.

Наталья Александровна поднялась и молча, с каким-то удрученным видом достала из пакета коробку, на самом деле напоминающую обувную, только не такую высокую. Она поставила ее на стол, сняла крышку и вынула из упаковки самую банальную половинку кирпича. Наискосок она оказалась побелена известкой, а нижняя часть была испачкана землей. До того нелепой казалась эта перепачканная известкой и землей половинка кирпича в этом кабинете в руках заведующей детским садом, что я, боясь оскорбить своего работодателя, еле сдержал смех. Несомненно, в ее ухоженных белых ручках диадема смотрелась бы намного эффектней.

Очевидно, кирпич, вновь оказавшийся в руках Быстровой, всколыхнул в ней пласт негативных воспоминаний, напомнил о возникших в связи с появлением на месте шкатулки с диадемой брутального куска строительного материала проблемах, отчего она помрачнела. Да тут еще я подлил масла в огонь.

– Да-а, лоханули вас здорово, – пробормотал я. – Вы положите кирпич на стол… Ну, куда же вы, Наталья Александровна! – Я всплеснул руками. – Не в прямом смысле на полированную поверхность стола, а на крышку коробки, что ли… или лучше вот сюда. – Я вскочил с места и придвинул к вконец расстроенной заведующей детским садом чистый листок бумаги.

Со стуком «бум» кирпич опустился на стол. Наверняка никогда еще на столе заведующей не было подобного украшения.

– Вы бы занялись пока своими делами, – посоветовал я Быстровой, не знавшей, что ей дальше делать: сесть или уйти. – А я пока осмотрюсь в вашем кабинете.

Молодая женщина восприняла мои слова как команду покинуть кабинет. Она молча развернулась, процокала каблучками к двери и исчезла за нею.

Оставшись один, я достал лупу, прихваченную из дому, и с ее помощью принялся осматривать петли двери, место, где она прилегает к косяку, и замок, вначале с внутренней стороны, а затем с наружной. Вид у меня при этом был весьма умный, вылитый Шерлок Холмс за работой. Охранник-шериф, сидя за своим столиком, угрюмо исподлобья следил за моими манипуляциями, но не приближался и не заговаривал. Чем-то не нравился я ему.

Как и следовало ожидать, в лупу я ни черта не увидел – не было на двери и замке ни царапин, ни вмятин, ни каких-либо иных следов. Хотя, как говорят, отсутствие результата и есть результат. Раз следов взлома нет, значит, двери варварски никто не вскрывал. Но ведь это видно и невооруженным глазом – дверь и замок целехоньки, словно только что установлены, – зачем же мне тогда потребовалась лупа? Для солидности, наверное.

Я шмыгнул в кабинет заведующей и прикрыл за собой дверь. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться – раз дверь не взламывали, значит, ее открыли ключом либо в нее вообще не входили. Поскольку Наталья Александровна уверяет, что ключ от кабинета никому не давала, а у охранника дубликата нет, то следует предположить второе. Ну а раз входная дверь как место проникновения преступника в кабинет исключается, то напрашивается простой вывод – в помещение попали иным способом. Ну, и как же преступник пробрался в кабинет?.. В потолке дыры нет, пол целый, подкоп никто не устраивал. Остается окно, расположенное на противоположной стороне кабинета. Я прошел между шкафами у стены и столом для совещаний, обогнул рабочий стол заведующей, приблизился к окну и распахнул шторы. Ба! Да здесь еще и балконная дверь, правда, самого балкона нет – первый этаж как-никак. Короче, все условия для преступника, собирающегося залезть в кабинет заведующей детским садом и спереть шкатулку с драгоценностями.

Я внимательнее оглядел место возможного проникновения преступника в кабинет Быстровой. Окно двустворчатое, одна створка широкая, другая – узенькая, между ними оконный переплет. Дверь неширокая со стеклами до нижнего уровня окна, надежно запирается изнутри с помощью ручки. Я повернул ручку, потянул дверь на себя и вышел во внутренний дворик.

Что ж, я на верном пути. Вот и место, откуда была взята половинка кирпича. Вдоль стены здания, примерно метра на полтора от нее была проложена бетонная дорожка. Ее от шедшей дальше земли отделял вкопанный в землю по диагонали ряд кирпичей, побеленных сверху известкой. Кирпичи торчали одним углом вверх, образуя зубья, и рядом с дверью одного «зуба» не хватало.

Я принялся осматривать дверь и окно с наружной стороны здания. Раз Быстрова не сказала мне, что «балконная» дверь была открыта после ограбления, значит, она была закрыта. А вот окно? Сейчас оно тоже закрыто, но при ближайшем рассмотрении – вот когда по-настоящему понадобилась лупа! – я заметил на узкой половинке окна в том месте, где находится язычок ручки, маленькую щель. По-видимому, до детского сада щедроты Департамента образования, на чьем балансе находится заведение, дошли лишь отчасти, потому ремонт в детском саду был проведен частично – с фасадной стороны и внутри здания. Снаружи же со стороны внутреннего дворика, как были старые еще советские деревянные окна и двери, так те и остались. И вот дерево рассохлось, и образовалась щель. В нее просматривался язычок замка.

Я вошел в кабинет заведующей, взял с ее стола нож для резки бумаги и вновь вышел во дворик. Сунув тонкое узкое лезвие в щель окна, я провел ножом сверху вниз. Ручка оказалась разболтанной, и язычок, легко поддавшись моим усилиям, ушел вниз. Я легонько надавил на окно, и оно приоткрылось. Теперь осталось только сунуть руку в окно, повернуть с внутренней стороны двери ручку – и вход в кабинет заведующей детским садом свободен.

Восстановим, как принято говорить у сыщиков, картину происшествия. Преступник вышел через такую же, как и у заведующей, «балконную» дверь, находящуюся со стороны внутреннего дворика, слева от кабинета Быстровой, где была «гримерка», или… Я подошел к двери справа все от того же кабинета Натальи Александровны и глянул сквозь стекло. За ним находился тамбур, соединенный с вестибюлем, очевидно, эта дверь являлась аварийным выходом в случае эвакуации из здания… Или вышел через эту дверь, а возможно, через какую иную, благо почти из каждого помещения, выходящего во внутренний дворик, имелась подобная «балконная» дверь. Видимо, при строительстве здания использовали стандартные для жилых домов панели, обычных с оконным окном оказалось меньше, чем с окном и балконной дверью, вот и понатыкали последние, где нужно и где не нужно… Так вот, выйдя через какую-либо дверь, преступник приблизился к кабинету заведующей детским садиком, вытащил из кармана нож и, точно так же, как я пару минут назад, открыл окно. Затем, просунув руку в помещение, повернул ручку двери. Для того чтобы заведующая не сразу обнаружила пропажу шкатулки с диадемой, не определила по весу, что коробка пуста, вор прихватил со двора кирпич, вернее, часть растрескавшегося и развалившегося от времени и непогоды кирпича. Потом он скользнул в открытую чуть ранее дверь в кабинет Быстровой. Что произошло дальше, понятно. В кабинете заведующей детским садом вор подменил шкатулку с диадемой на половинку кирпича, вновь вышел во внутренний двор, закрыл дверь точно таким же способом, каким открыл ее, то есть через окно, и прикрыл само окно. Закрыть его с помощью ножа он вряд ли смог, да и не было смысла терять на это драгоценное время – преступнику нужно было побыстрее оказаться на своем рабочем месте, чтобы не вызвать подозрений своим долгим отсутствием. Нужно бы поинтересоваться у Натальи Александровны, было ли закрыто окно после того, как она обнаружила пропажу. Хотя, наверное, она не проверяла – не до окон ей в тот момент было. Но кто знает?