Кукловод

– Да при чем здесь Тамара! – воскликнул он. – Первый раз со мной такое, понимаешь?!

* 

Послушай, Лорен, не делай трагедии из пустяка.

* 

Хороши пустяки!

* 

Плюнь! Сейчас выпьем, закусим… Или вот что…

Давай пригласим других дам? Попробуешь еще разок.

Вдруг получится?

Он посмотрел на меня как на привидение, поднялся и вдруг скользнул вдоль стеночки к выходу.

– Старичок, теперь ты знаешь, где можно славно повеселиться, – напутствовал я его. – Приходи в любое время. Один или с девицами. Всегда рад тебя видеть.

Лорен вдруг сиганул, как заяц, в открытую дверь, а там его и след простыл.

Выпив с чувством и расстановкой рюмочку коньяка, я вышел во двор и устроился на лавочке под высоченной корабельной сосной. Хорошо!

Калитка открылась.

На кирпичную дорожку ступила румяная и полная благообразная старуха, этакая бабушка-сказочница, бабушка-няня, закутанная в три кофты.

– Здравствуйте, Вадим Федорович! Мой дед передал, что вы велели прийти.

Ага, вот она какая, Фекла Матвеевна!

* 

Не велел, Фекла Матвеевна, а просил.

* 

Наверное, хотите, чтобы я приготовила ужин, – продолжала она, тепло улыбаясь.

* 

Я хочу, Фекла Матвеевна, – ответил я, – чтобы

вы посидели немножко рядом со мной и рассказали про

моего дядюшку.

* 

Да уж не знаю, чего и рассказывать, – развела она

руками, однако на скамеечку села. От нее пахло топленым

молоком и свежим хлебом.

* 

Что он был за человек?

* 

Человек как человек. Приличный. Вежливый. По

рядок в доме любил.

* 

Вы приходили убирать в башенке?

* 

Это на верхотуре? А как же! Там-то он и писал

свои бумаги. Ночи напролет.

* 

Писал или печатал на машинке?

* 

Никаких машинок я у него не видала. Рукой он

писал. Шариковой ручкой. А вот что да зачем – врать

не буду. Свои бумаги он всегда держал под замком. Ничего

на столе не оставлял. А хоть бы и оставлял – мне без

разницы. Я его каракули еле-еле разбирала. Да и сама не

шибко грамотная.

* 

Про какие каракули вы говорите?

* 

Ну, как же… Он сидел в своей башенке когда до

шести утра, когда до семи, а после укладывался на боко

вую. А мне, значит, оставлял записку, что приготовить на

обед да что по дому сделать. Вот и гадала иной раз по

целому часу, что он там такое написал: то ли винегрет

просит, то ли виноград. А перепутаешь, он сердится. А

разве я виноватая? Сколько раз просила: «Юрий Михайлович,

да напиши ты разборчивей, я и не напутаю». А он:

«Ладно, ладно». А сам – опять по-старому. Нет, хороший

человек был ваш дядюшка, грех жаловаться, вот только

почерк имел совсем скверный.

* 

У вас остались эти записки?

* 

Зачем они мне? – простодушно удивилась она. —

Прочитаю – да в печку. Не люблю, когда в доме соби

рается сор. – Тут она снова посмотрела на меня: – Так

приготовить вам ужин?

У меня вдруг разыгрался аппетит.

* 

А не состряпаете ли пельмени, а, Фекла Матве

евна?

* 

Это можно, – покладисто кивнула она. – Пельмени у меня как раз фирменное блюдо. Ваш дядюшка уважал

их без памяти. Бывало, по две сотни за раз откушает. Вам

какие – сибирские, уральские? С маслицем, с уксусом?

Или, может, обожаете со сметанкой?

* 

На ваше усмотрение, Фекла Матвеевна.

* 

Не сомневайтесь, – по-домашнему улыбнулась

она. – Жить будете как у Христа за пазухой.

* * *

Над Жердяевкой быстро сгущались сумерки.

Я остался один в этом огромном доме. Медовый запах весенней зелени заползал в раскрытые окна. Тишина была полной, лишь иногда где-то в стороне стучала электричка. Двор, обсаженный по периметру кустами и деревьями, казался изолированным от всего мира.

Иногда в недрах дома скрипела половица или ступенька, и тогда казалось, что это дядя – или его призрак – бродит по бывшим своим владениям.

Неожиданно я вспомнил, что у меня и вправду был дядя – Юрий Михайлович – сводный брат моей матери. Но они с детства росли в разных семьях и даже не переписывались – связь была утрачена. Лишь однажды по какому-то случаю у нас дома возник разговор о мамином брате, и моя память, оказывается, сохранила его имя. Надо будет съездить к матери да расспросить о нём поподробнее.

Я поднялся в башенку и, включив свет, расположился за столом перед пишущей машинкой. Неважно, откуда она взялась. Хотя – тоже вопрос. Вставил в каретку чистый лист бумаги. Печатать я не умел, но надеялся овладеть этим навыком.

Совсем недавно у меня возник сюжет нового рассказа. Несколько первых абзацев уже отшлифовались в сознании.

Я принялся печатать одним пальцем:

Наш спасательный крейсер «Гепард» достиг планеты Скалистая Пустошь в звездной системе Амальбара. За последние полгода здесь бесследно исчезли два коммерческих звездолета. Пропажу первого еще можно было списать на роковую случайность. Но когда в том же секторе при тех же загадочных обстоятельствах сгинул второй корабль, стало ясно, что дело нечисто. Потому-то к Скалистой Пустоши и был направлен «Гепард»…

Замысел рассказа казался мне оригинальным, но ведь произошло столько событий! Я глянулся Мамалыгину, стал агентом планеты Би-Ар! Может, я – единственный из фантастов, пусть даже и начинающих, кто контактирует с внеземным разумом. Не лучше ли мне подождать, пока эти контакты оформятся определеннее? Наверняка мое творчество получит невиданный импульс. Я совершу прорыв в избранном жанре. Говорил же кто-то из великих, что всякий плод должен созреть. Куда мне торопиться теперь, когда мне обещана долгая и обеспеченная жизнь? Пусть зелень нальется сладким соком.