Кукурузный мёд (сборник)

– Как там у вас в песне поется? – сказал он.

– «Тебя в афган меня в публичный дом» – проблеял он противно.

– Всем все по фигу, – сказал он.

– Да, я вашу культуру десять лет перед заброской изучал, – сказал он.

Перебросил левую заднюю ногу с правой задней, а потом, наоборот, набросил правую заднюю на левую заднюю. Кокетливо выпустил дым колечком.

– Прямо Шарон Стоун, – подумал лейтенант.

– И трусов тоже… нету… – подумал он.

Закурил с отвращением. А баран-искуситель продолжал.

– Пока то да сё, – говорил он.

– Вас, вместо звания Героя, электрошока удостоят, – говорил он.

– А я тем временем подготовлю аэродромы, – говорил он.

– Да и бараны здешние осознают себя Личностями, – говорил он.

– Начнут бурно э-во-лю-ци-о-ни-ро-ва-ть, – говорил он.

– И тогда пипец котенку, – говорил он.

– То бишь, лейтенанту Петреску, – говорил он.

– Выйду на улицу гляну на село, – говорил он.

– Девки поссали и мне блядь тепло, – говорил он.

– Прикиньте, Петреску, вы в смирительной рубахе, – говорил он.

– А инопланетное вторжение при участии пятой колонны Началось, – говорил он.

– Ваши действия, лейтенант? – говорил он.

Глотал лейтенант дым, гадко скребло нёбо от «Жока» без фильтра и слов барана, проникавших в каждую пору, в лёгкие, крепче даже вонючего табака. Окутывал дым комнатку туманом…. Доносились из-за него слова барана:

– Я вам лейтенант предлагаю сделку, – говорил он.

– Вы мне свободу, а я вам алмаз, что у меня в копыте, – говорил он.

– И гарантии неприкосновенности, – говорил он.

– Вам и… скажем… тысяче, нет, трем тысячам! женщин, – говорил он.

– Какая разница Вам, что случится после? – говорил он.

– Я говорю о смерти, – говорил он.

– А раз так я предлагаю Вам жизнь до старости на острове в окружении трех тысяч наложниц, – говорил он.

– Естественный конец, торопить не будем, – говорил он.

– Сто так сто, двести так двести, ну, лет, – говорил он.

– Чем это от жизни-то отличается? – говорил он.

– То же самое, да еще и на пьяные хари соотечественников смотреть не надо, – говорил он.

– Вы подумайте, лейтенант, крепко подумайте… – говорил он.

– 1900 карат, алмаз… женщины… – говорил он.

– Всех моделей мира к вам перебросим, – говорил он.

–… тропический рай… – говорил он.

– Зона запретная для любого барана… – говорил он.

– Соглашайтесь, милейший, – говорил он.

Холодно сверкал пенсне – да-да, его лейтенант тоже нашел при обыске, но по просьбе задержанного, утверждавшего, что обладает слабым зрением, вернул, – постукивал копытом по папироске… Ронял пепел на стол…

– Чего вы, батенька, боитесь? – говорил он.

– В конце концов Вы молдаванин, – говорил он.

– А ваш национальный бизнес это предательство и контрабанда, – говорил он.

– Ну и бухать, если верить последним данным отчета ВОЗ, – говорил он.

– Пропустите контрабанду-меня, – говорил он.

– И предайте человечество, – говорил он.

– На вырученные забухаете! – говорил он.

– Убьете трех зайцев, спасете одного барана! – говорил он.

– Останетесь верны национальной матрице! – говорил он.

Улыбался, словно актер Гафт в кинокомедии про голую блядь Маргариту, которая стала невидимой и устроила еврейский погром каким-то задротам-критикам в Москве…

Звездой Альдебаран сверкал из табачного дыма редкий алмаз…

…Ожила вдруг мертвеющая на стене радиоточка. Затрещала, прокашлялась. Шесть утра уже, машинально подумал Петреску. Заиграл гимн страны.

– Дештяпте те ромыне, – запело радио («вставай румын» – первые строки гимна).

Баран от неожиданности уронил папироску себе на шерсть. Вздрогнул. Зашипел.

А лейтенант Петреску резко вздернул опустившийся было к груди подбородок.

* * *

…глядя на гаснущие в глазах барана отражения звезд, лейтенант Петреску вытер со лба пот, Уже не похмельный, ледяной, а трудовой – горячий, целебный. Воткнул лопату в землю.

Подумалось вдруг некстати.

– Если, согласно теории баранов с планеты Кропекс и Марса с Энгельсом, – подумалось.

– Человек не работающий превращается в барана, – подумалось.

– А баран работающий превращается в человека, – подумалось.

– То в кого превращается человек работающий? – подумалось.

– Уж не в Сверхчеловека ли? – подумалось.

Тяжело дыша, скатил тело расстрелянного глубокой ночью шпиона с планеты Кропекс в вонючую яму. Туда же, – но уже с сожалением, – скинул тела стажера, машинистки и стукача. Оставить их в живых не представлялось никакой возможности. В час, когда планета находится в опасности, знал Петреску, утечки недопустимы.